(Философские беседы. Два портрета)
Дима Усольцев не просто так стремился побывать в комнате Ангела Филипповича. Он сразу разгадал в нем интересного собеседника, с которым можно было поговорить на самые актуальные темы. Где-то даже поспорить, попытаться навязать свои взгляды и убеждения. Возможно даже попросить совета... Если подумать, с кем тут еще поговоришь, с кем посоветуешься, с кем, наконец, отведешь душу?.. С Павлом Сергеевичем?.. Не смешите! Этот неврастеник не в состоянии разобраться даже со своей соседкой, которая все так же "неровно дышит" и ждет от него решительного шага. С ним можно лишь загнать себя в глубокую депрессию, из которой уже не выбраться!.. Электрик Федя?.. С этим поговорить можно, но только за бутылкой водки, и только о хоккее; обсудить важнейший вопрос всей его жизни: кто лучший на сегодняшний день — Малкин или Овечкин? Другие темы его просто не интересуют. Нет, электрик Федя для серьезного разговора тоже не годится! Остается художник. У старика большой житейский опыт, он не болтлив и говорит всегда по существу. Именно такой собеседник ему сейчас и нужен.
Но была и другая причина нанести визит художнику — пожалуй, самая главная. Дима хотел поговорить с Ангелом Филипповичем об острове. Уточнить некоторые детали. В его тщательно продуманном плане недоставало очень важного звена, и эту проблему нужно было срочно решать. Дима уже кожей ощущал приближение финала. Интуиция подсказывала, что остров в Атлантическом океане вполне может стать этим недостающим звеном. Он долго думал и однажды понял: лучшего места для завершения плана ему просто не найти! Но прежде следует убедиться, что этот остров со всеми его достопримечательностями действительно существует и он вполне соответствует описанию старика. Художник упоминал про дневник, который до сих пор находится у него, а значит его можно увидеть и даже потрогать руками. Сам этот факт уже можно считать неоспоримым доказательством. Конечно, ему все равно придется побывать на острове и всё увидеть собственными глазами. Лишь только тогда можно продумывать сценарий достойного финала всей этой затянувшейся истории. Но это уже дело второе. Сейчас главное — увидеть дневник!
Итак, повод навестить художника был достаточно убедительный и Дима решился! Собрав волю в кулак, он поднялся с кровати и осторожно, по стеночке, направился в дальний конец коридора. Старик не удивился его приходу и даже обрадовался. Помог дойти до кресла — сам сел на маленький табурет... Ангел Филиппович занимал одну большую комнату с тремя окнами, выходящими на южную сторону. Все стены были завешены картинами. Многие холсты без рамок стояли просто у стены. Дима был поражен. Он и не думал, что старик такой искусный мастер. Живет, можно сказать, в захолустье, снимает комнату в полуразрушенном доме и пишет шедевры, достойные Эрмитажа!.. Что происходит в этом мире?!
— Впечатляет? — спросил Ангел Филиппович. — Жаль, ты не видел мои лучшие работы! Их я давно уже продал... Сейчас пишу мало. Силы уже не те, да и вдохновение заканчивается. Чувствую, что подходит срок забросить все свои кисти куда-нибудь подальше, на самую верхнюю полку, и успокоиться. Пора уже подумать о душе.
— Наверное вы за свои картины получаете хорошие деньги, — предположил Дима. Старик покачал головой:
— Да нет, приятель, ты ошибаешься. Нынче такая живопись не в моде. Я ведь приверженец старого стиля. Брюллов, Тропинин — вот мои идеалы! А Пикассо, Сальвадор Дали, Малевич... я их не понимаю. По-моему, они просто шарлатаны. О нынешних художниках я вообще молчу... Но новое поколение думает иначе!.. Как-то побывал в Москве, в Третьяковке. Обошел все залы, видел "Явление Христа" художника Иванова. Полчаса стоял перед этой удивительной картиной и не мог оторваться... Да разве в Третьяковке только Иванов?! Там, куда ни глянь, великие имена — великие полотна!.. В конце просмотра спустился на цокольный этаж и набрел на Малевича. Скажу сразу — такого потрясения я еще никогда не испытывал!.. Представляешь, стоят люди, несколько человек, перед его "Черным квадратом". Маленькая такая работка, где-то 80 на 80, и ничего магического я там не заметил! Просто квадрат, закрашенный черной краской, и всё! Любой неуч может такое сотворить. А они стоят... то ли наслаждаются, то ли делают вид... Я спрашиваю одного: Что ты в этой картине нашел, что такого увидел, что глаз не можешь отвести? Так он посмотрел на меня, как на ненормального, и ответил: "Это же Малевич!"
Я потом целый день не мог успокоиться. На память пришла сказка Андерсена из детства — про голого короля... Ты помнишь эту сказку?.. Что? Даже не слышал?.. Ну тогда я расскажу. Очень плохо, что ваше поколение не читало — она сейчас актуальна как никогда!.. Значит, заказал король себе новое платье. И чтобы сшито было оно из самого лучшего в мире шёлка! Самого тонкого, самого воздушного!.. А портные оказались мошенниками, они сшили платье из ничего — из воздуха! Но при этом очень искусно доказывали, что ткань существует. Просто не каждому дано это увидеть... И что ты думаешь? Убедили короля! А вслед за этим убедили и всё его царство! Ну сам подумай, кто бы осмелится утверждать обратное, если даже Его Величество — поверил!
И вот король вышел в город в "новом наряде". И весь народ ему рукоплескал, восторгался великолепным шёлком... И лишь один глупый мальчишка сказал: "А король-то голый!"
Мы живем в непростое время. Меняются понятия, теряется чувство прекрасного, и этот процесс трудно остановить! Мои картины тоже покупают, но редко. Я уже не торгуюсь — сколько дадут, столько и ладно! Меня греет мысль, что не все пока сошли с ума. Есть еще люди, способные отличить настоящее искусство от подделки. Значит, не все так безнадежно!.. — тут художник неожиданно улыбнулся. — Ну что, приятель, похоже я тебя загрузил, а ты же, наверное, пришел поговорить не о живописи?
Дима кивнул головой:
— Да! Я хочу вас кое о чем попросить. Мне не дает покоя тот самый дневник. Вы не могли бы его показать?
Старик с готовностью подхватился:
— Конечно покажу!.. Почему бы не показать хорошему человеку?! — тут же кинулся в маленькую кладовку, извлек оттуда стремянку... Там же, в кладовке, где-то на верхней полке отыскал фолиант величиной с амбарную книгу, завернутый в кусок бархата. — Я его храню очень бережно и достаю только в исключительных случаях, — объяснял он, спускаясь со стремянки. — Этот дневник очень старый. Страницы совсем потемнели, а чернила выцвели. Двадцать лет назад я заменил ему обложку и с тех пор больше не открываю.
Старик положил дневник на стол, прямо перед философом, развернул ткань; этой же тканью аккуратно вытер обложку и только тогда раскрыл его где-то посередине. Это была ветхая книга с пожелтевшими листами грубо сшитыми толстыми нитками. Края листов частично осыпались, труха осела на торцах обложки...
— Ты уж извини, в руки давать не буду, — сказал старик. — Да и незачем! Ты все равно не знаешь древний испанский язык. Я сам-то с трудом всё разбирал!.. Чувствуешь запах старины?.. А вот тут, в самом конце, та самая приписка, о которой я тебе говорил. Смотри: тут вообще невозможно ничего прочитать! И почерк отличается. Сразу видно, что писал совсем другой человек!.. Но тебе же это не интересно, тебе нужны координаты острова?
— Да, очень нужны! Скажите, кто-то еще знает об этом острове?
— Нет, Дима, не знает! Это тайна, которую наш род хранит уже более двух столетий. Я до сих пор не могу понять, почему никто из моих прадедов так и не задался целью там побывать. Но и мне, как видишь, тоже не удалось!.. Теперь, похоже, из потомков пирата я последний остался. Да и я скоро уйду, и дневник со всеми моими вещами выкинут за ненадобностью! Если хочешь, можешь забрать его прямо сейчас.
— Нет, сейчас не получится! — с сожалением произнес философ. — И все же я попросил бы вас никому о нем не рассказывать, Для меня это очень важно.
— Как знаешь! — пожал плечами художник. — Значит, все-таки решил съездить?.. Если вернешься, а я еще буду жив, не забывай старика. Зайди, расскажи, что там происходит? Мне интересно знать, как поживает мой остров. Я до сих пор вижу его во сне...
* * *
Философ молча сидел в уютном кресле и поглядывал на мольберт, стоящий у окна. На мольберте холст, прикрытый драпировкой. Догадаться нетрудно, что там изображено... Кажется, он выполнил программу-минимум: поговорил со стариком, отвел душу! Увидел тетрадь... координаты острова лежат в кармане... И все же осталось еще одно дело, о котором Дима старался не думать. Он гнал эту мысль из головы, но она словно змея заползала обратно и отравляла душу... Каждый раз, когда Капля возвращалась от художника, он замечал на её губах блаженную улыбку. Эта бестия получала удовольствие от сеансов рисования и совсем этого не скрывала. Её что, тут мёдом кормят, или она действительно позирует голой? Иначе откуда на её лице всегда остается такое сытое выражение, словно она вкусила запретного плода?
Хотя, казалось бы, какая ему разница, что здесь у них происходит! Она ему не жена и даже не любовница. Флиртует — это да! Но не более!.. Бедный Дима зря себя успокаивал — он был не властен над своими чувствами. Ревность переполняла его, мешала сосредоточиться на делах более важных, и с этим нужно было что-то делать. Сейчас самое время убедиться в своих подозрениях и окончательно покончить с этим вопросом.
Ангел Филиппович перехватил его взгляд и улыбнулся:
— Хочешь посмотреть?
— Да! Если можно!
— Вообще-то я не показываю работы, которые еще не закончены, но тебе сделаю исключение! — старик поднялся, приблизился к мольберту и жестом фокусника убрал драпировку. Дима тоже подошел и обомлел: с холста на него глядела Капля.
— Только пожалуйста не трогай руками, — предупредил старик, — краски еще не высохли. В принципе, портрет почти готов, осталось только прописать фон. Но оценивать уже можно. Я весь во внимании!
Портрет был написан в стиле мастеров эпохи русского классицизма, с применением лессировки и бережным отношением к мельчайшим деталям. Но Дима плохо разбирался в подобных тонкостях, он словно завороженный стоял перед холстом. Капля сидела в кресле, вполоборота, повернувшись лицом к зрителю. Первое, что бросалось в глаза, это её расслабленная поза, рука, спокойно лежащая на подлокотнике... Но — неуверенный взгляд... полуоткрытый рот, словно она собирается улыбнуться, но никак не решится... слегка дрожащие губы... Это состояние было передано с большим мастерством. Капля сидела перед ним, как живая! Такая, какой он привык её видеть. Мягкая, обаятельная, с легким испугом в глазах и, конечно же, с веснушками во всё лицо. Веснушки были прописаны с особой тщательностью. Дима с удовольствием отметил: он зря волновался — эта нахалка позировала одетой.
— Ну что, нравится? — спросил художник.
— У меня просто нет слов! Как вы так можете?!
Довольная улыбка проскользнула на лице старика:
— Это всё опыт, Дима. Я портретами занимаюсь всю свою жизнь. Очень рад, что тебе понравилось!.. Кстати, почему ты
