Фотоэпилятор
В понедельник я отправился прятать подарок для Корины среди наших припасов. В выходные я хорошенько поразмыслил и надумал: любящие люди, целуя любимых, доверяют жизни, не прибегают к уловкам и стратегиям, которые постоянно предлагает Хосе Карлос.
- Заставь ждать себя, – говорил он, – стань желанным. Не будь легкодоступным. Если ты теряешь терпение, сразу заметно, Висенте, и ты оказываешься в невыгодном положении.
Само собой. Понятное дело, что мне не терпится. Единожды переспав с Кориной в современной гостинице, я и на пядь вперед не продвинулся. Чихать, что с нашего первого свидания прошло лишь несколько дней, мне хочется большего, и я не нахожу это чем-то странным. Вывод: я буду ухаживать за ней, и подарок это первый шаг. Передвинув несколько коробок, я удивился, какие они легкие, и подумал, что, должно быть, ошибся, посчитав, что новый заказ поступил несколько дней тому назад. Впрочем, мысль об ошибке была глупой: счета-фактуры на поставку лежали на моем столе, и я сам напомнил Корине наклеить на товар этикетки. Я открыл коробки, они и впрямь оказались полупустыми. Вероятно, Корина по своему разумению положила остатки куда-то еще. Спрошу ее потом, когда придет, пока рано. Я поставил кофейник, чтобы встретить Корину горячим кофе и вкусными пончиками, не слишком жирными и сладкими, которые купил по дороге специально для нее. Наконец она пришла. Я с трудом сдерживался, пока Корина вешала пальто и раскладывала свои вещи в подсобке.
- Ты сварил кофе? Ой, сладкие кругляшки… – заметила она.
- Это пончики. Они тебе нравятся? Недалеко от моего дома есть отличная пекарня, они оттуда. Сама увидишь, какие пончики воздушные и вкусные. Обожаю их. Люблю простые удовольствия.
Последними словами я хотел сказать, что не из тех, кто ищет в жизни исключительно секс. За выходные я собрался с мыслями: скорее всего, Корину слегка испугала моя горячность в первый день и, возможно, ей понадобится какое-то время. Я дам его, и это послужит доказательством, что мне нужно от нее не только привлекательное тело для плотских утех, я хочу чего-то более серьезного и глубокого. Совестно говорить о глубоком, но это недалеко от истины. Или же я считал истиной, что Корина нравилась мне за образ ее мыслей и чувств, за зеленые миндалевидные глаза и округлые, идеальные для меня, бедра. Когда я спал с ней, мне казалось, что мы скроены по одной мерке, так идеально мы подходили друг к другу. Наконец-то пришло время:
- Будь добра, подай мне фломастеры. Принеси по пятнадцать штук каждого цвета, положу их здесь, на виду. Может, и продадим.
- А сам не можешь взять? – спросила Корина, ополаскивая кофейные чашки.
- Не могу, – ответил я, зная, что сейчас самое время показаться деспотичным начальником, чтобы потом приумножить радость от моей шутки и подарка.
Корина вытерла руки, думается, проклиная в душе мои взбалмошные указания. Она передвинула коробки и недоуменно воскликнула:
- Здесь лежит что-то странное.
Я подошел к стеллажу. На полке лежал мой сверток с бантиком, по правде говоря, очень красиво упакованный продавщицей из универмага. Она отлично справилась со своей работой. Подарок был дорогой, но он того стоил.
- Это тебе. Подарок.
Корина покраснела. Ее неспособность скрывать свои чувства сводила меня с ума. Я еле сдержался, чтобы не броситься целовать ее. Корина осторожно развернула подарок, но я не понял, понравился ли он ей.
- Что это? – недоуменно спросила Корина.
- Фотоэпилятор.
- Не знаю, что это такое.
- Прибор для окончательного удаления волос. Безболезненно, к тому же.
Корина покатилась со смеху и не могла остановиться. Она схватилась за живот, потому что от долгого смеха у нее сводило мышцы. Я тоже принялся смеяться вместе с ней, но тут вошел мужчина, чтобы отксерить кучу довольно замысловатых документов. Делая копии, я слышал, как в подсобке Корина позвонила кому-то по телефону и, заливаясь смехом, рассказывала что-то по-румынски.
- Весело здесь у вас, – заметил мужчина.
Я молча кивнул и улыбнулся, не придумав, что сказать. Когда Корина немного успокоилась, а посетитель ушел, она подошла ко мне, обхватила мою голову руками и поцеловала в лоб.
- Ты считаешь, что у меня очень волосатые ноги, раз подарил это?
- Что ты, ничего подобного. Просто я подумал, что женщины не щадят себя ради этого… в общем, увидел этот прибор и…
Естественно, идею подсказало соседство с косметологами. Точнее, женщины, ради мужчин ежедневно тратящие там время и деньги на депиляцию. Вдобавок при помощи воска, что, должно быть, чертовски больно. Фотоэпилятор был новинкой, кстати, довольно дорогой, зато впервые пригодной для домашнего пользования.
- Его применяют в салонах красоты, но можно и дома… Тебе не понравилось?
- Понравилось. Просто странно как-то.
- Можешь поменять его. Чек у меня есть.
- Нет, менять не буду. А чек давай, вдруг сломается.
- Ну да, он на гарантии. Мне нравится твоя практичность и организованность, Корина, – сказал я, отыскивая чек в бумажнике, и добавил: – Кстати, а где остальные фломастеры, которые были в коробке? Мы, вроде, расставляли их на днях.
- Не знаю, я ничего не трогала, – ответила она и вернулась в подсобку, чтобы положить небольшой прибор в свою необъятную, всё поглощавшую в себя и, похоже, бездонную сумку. Корину, должно быть, перекашивает, когда она волочит эту сумищу, но таковы женщины. Сжигание бюстгальтеров – какое избавление; по мне, так нужно сжигать сковывающие свободу движения сумищи, которые они таскают с собой.
Во второй половине дня, снова оставшись в одиночестве, я искал недостающие фломастеры, но так и не нашел. Куда же Корина их положила? Ее недостатком было включать при желании дурочку и ослиное упрямство. Наверняка в стремлении навести порядок и расставить все вещи по-своему, новую партию она засунула куда-то в неожиданное место.
Дон Хоакин, он же Козлик (известно, что Козлик имеется в каждой школе, любой учитель с бородкой клинышком), мой учитель литературы утверждал, что в жизни бывают случаи, когда можно выбрать: перейти на другую сторону или остаться на этой, и что этот шаг необратим. Полагаю, он говорил о собственных подростковых сомнениях и соблазнах: забрасывании учебы, наркотиках, мелком хулиганстве, неуместной влюбленности, подделке оценок… Во все это можно вляпаться случайно, но спланированное течение жизни при этом изменится к худшему. Вечером мама наблюдала, как я готовлю омлет по-деревенски, сам же я начал перебираться через реку, никогда не думая, что покину этот берег, оставив позади черту своих моральных ограничений и этических норм, в которых меня воспитали, которые я не очень понимал, но неукоснительно соблюдал. Сестра предупредила, что приведет детей, и я готовил царский ужин. Вероятно, вопрос о реке и ограничениях беспокоил меня больше, чем я думал, потому и не заметил, как проговорился:
- Представляешь, никак не могу найти несколько коробок стирающихся фломастеров для белых досок. Заказ пришел на днях, а куда я их положил, ума не приложу.
- Сколько коробок? – рубанула мама.
- Четыре. По одной каждого цвета. Не догадываешься, куда Корина могла их положить? Может, в ящик какой или на антресоль, которой мы не пользуемся и про которую я забыл?
- А у нее не спрашивал?
На миг я остановился. Вот она, река, у самых ног. В первый раз я видел ее бегущие воды. Пожалуй, это был ручей, не очень широкий, но перейти через него или остаться? А что хорошего в том, черт возьми, что я всю жизнь оставался на этом берегу? Что имел я в свои тридцать семь в обмен на соблюдение законов правильной жизни? Я не хотел терять Корину и ринулся вперед:
- Скорее всего, я что-то перепутал и попросту не сделал заказ, – как можно равнодушнее ответил я, стараясь снизить напряжение. – Ничего удивительного, я такой рассеянный… Завтра уточню у поставщика.
Тут истошно зазвонил домофон, и дело было на мази. Паркер принялся лаять как сумасшедший, но не от злости к чужакам, а от радости, потому что услышал звук лифта и еще от двери учуял запах детей. В этой суматохе мама забыла о теме разговора, и я повеселел. Я открыл дверь, на лестничной клетке стояла сестра с тремя детьми. Выражение ее лица и заплаканные глаза не на шутку меня встревожили, ведь сестра никогда не плачет, она у нас, как кремень.
- Что случилось, Нурия? – напрямик спросил я.
Она ничего не ответила, что для моей родни вполне себе нормально.
- Помоги. Не видишь, я нагружена как ишак?
Я бросился на помощь, сестра и в самом деле притащила несколько чемоданов.
- Дети останутся у нас? – снова спросил я, потому что Нурия ничего о том не говорила, по крайней мере, мне. Насчет мамы не знаю, поскольку половину из их разговоров она мне не передает. – Куда-то уезжаешь?
Сестра работает в отделе маркетинга международной компании по производству чистящих средств, и время от времени ей выпадает счастливый случай съездить на переговоры.
- Мы все остаемся, – выпалила Нурия, и тут я осознал, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Мы накормили детей ужином, вымыли их под душем и уложили спать с притворной обыденностью чрезвычайных жизненных моментов, к несчастью, слишком хорошо мне известных.
- Виски есть? – спросила сестра, едва мама ушла к себе в комнату, чтобы натянуть ночнушку одной рукой.
- Не думаю, – ответил я, заведомо зная, что виски нет.
- А водка или ром, ну что-то в этом духе?
Ничего такого у меня не было (дома мы изредка пьем лишь вино или пиво, которого у нас в избытке, поскольку мама его ярая почитательница, чем похожа на ирландку), и я поднялся на минутку к Хосе Карлосу. Он серия за серией, как нравится нам обоим, смотрел по видаку сериал. Я был взбешен.
- Мог бы меня подождать, приятель! А ты даже не заикнулся, что у тебя четвертый сезон.
- Я его только что раздобыл.
То, что Хосе Карлос, как долбаный наркоман, смотрел новые серии в одиночку, ничего мне не сказав, и нагревшийся целлофан на столе означали для меня предательство.
- И собирался глянуть одну серийку.
- Да, чувак, я так и понял. У тебя виски есть?
- Для кого это? У тебя в гостях девушка? Ну ты и разогнался.
- Нет, для сестры.
Хосе Карлосу очень нравилась моя сестра, он был очарован ею с самого детства.
- Я спущусь с тобой, – лицо приятеля прямо засияло.
- Даже не знаю, Хосе Карлос, уместно ли сейчас, по-моему...
- Ладно, черт с тобой, я останусь и досмотрю сериал.
- Ну уж дудки, пошли.
К этому времени Хосе Карлос был почти членом семьи. Какая разница, если он услышит то, что сестра должна рассказать нам с мамой. Приятель захватил с собой бутылку односолодового виски, весьма, кстати, недурственного, и мы спустились вниз.
Нурия сообщила, что порвала со своим последним дружком, тем самым Хорхе из агентства. Весь ужас в том, что во время одной из своих последних странных темных сделок, которые сестра вечно заключает, чтобы пережить хаос или же продлить его и не задумываться о жизни, она оформила пожизненную аренду дома на имя Хорхе. Тот стал выплачивать деньги, и теперь, расставшись с ним, Нурия к чертям собачьим вместе с детьми оказалась на улице. Выслушав рассказ, мама так разъярилась, что даже присутствие Хосе Карлоса не могло ее успокоить. Она выпила оба стакана виски,
