Испании, сжигающие колдунов и ведьм, стали загораться все чаще и чаще, постепенно превращаясь в жуткое, но уже привычное развлечение для зевак.
Утром в последний день праздника Томас Торквемада пришел к королеве без предупреждения и, пока Изабелла при помощи своих фрейлин совершала утренний туалет, зачитал ей список претендентов на костер. Последним в этом списке стоял Пьер Ж'Озе из Прованса.
- Как? - Удивилась королева. - Не перепутал ли ты? Мы собирались присвоить французу титул гранда.
- Ваше величество, человек без помощи дьявола не смог бы создать подобное совершенство из мертвого стекла и заставить трубы петь, словно орган, без органных мехов… Тем более, что чужеземец изобразил у девы Марии обнаженные щиколотки ног, а за подобное преступление по утвержденному кодексу полагается колпак колдуна. Он, несомненно, продал душу дьяволу. Тем более, выдать французу грамоту на дворянство - неслыханный прецедент, и чем все это может закончиться, одному богу только известно!
Королева в замешательстве ходила назад и вперед по будуару, недовольно посмотрела на свое отражение в зеркале и неуверенно спросила:
- Ну, а витражи, их что, по-твоему, разбирать? Во-первых, красиво, а во-вторых, ты знаешь, Томас, сколько они стоят? А в казне нашей и так негусто...
- Ваше величество, Ж'Озе должен предстать перед судом Святой Инквизиции. Я прошу вас подписать бумагу.
Королева зевнула и, небрежно перекрестясь, величественно махнула холеной рукой:
- Дай мне перо.
Из-за высокого зеркала метнулась горбатая тень.
…В ту памятную ночь грозовые тучи метались под рукой ветра, словно тесто под ладонями хлебопека. Мертвенно-белые молнии отвесно падали на Мадрид. Невиданной силы ливень с крупным, точно лесные орехи, градом обрушился на город, ломая деревья и смывая нечистоты с улиц. В эту же ночь молния попала в собор на главной городской площади. Злые языки поговаривали, что это была не молния. Люди видели, как здание вспыхнуло сразу в трех местах…
А рано утром, когда гроза наконец-то утихла, в дом, где жили Пьер и Римма, громко и властно постучали:
- Пьер Ж'Озе из Прованса, именем Святой Инквизиции, ты арестован! Одевайся.
Пять вооруженных человек в черных одеждах, не торопясь, прошли мимо дымящихся еще руин костела в сторону городской тюрьмы. Между ними шел потерянный, ничего не понимающий мастер витражей, Пьер Ж'Озе со связанными спереди руками.
Ничего не знающая Римма ночевала в этот раз в доме своего отца: тот слегка приболел.
В подвале государственной тюрьмы при доминиканском монастыре два палача в грубых домотканых рубахах и кожаных фартуках, перепачканных кровью, под личным наблюдением Томаса Торквемады выбивали из Ж'Озе признания, сменяя друг друга.
- Признайся, чужеземец, что при помощи сил дьявола ты втерся в доверие нашей королевы и приобрел заказ на изготовление своих витражей, хотя казна Испании и так предостаточно бедна, - полувопрошал-полуутверждал Томас, стоявший перед подвешенным за руки и избитым в кровь мастером из Прованса.
Опухшие губы Пьера с усилием сложились в слабую улыбку:
-Да как же я мог втереться королеве в доверие, когда вызов из Испании застал меня дома, во Франции. А до этого я и не собирался в Мадрид… В Европе много хороших и интересных заказов
- Признайся, чужеземец, что только дьявол смог заставить холодную ртуть испускать свое странное свечение. И только благодаря дьявольским устам мертвые обрезки деревянных труб смогли запеть своим неземным сатанинским голосом! - По знаку инквизитора длинный и гибкий кнут из шершавой акульей кожи опоясал обнаженного мастера на уровне соска и вырвал из его тела полоски плоти.
- Это… простонал Пьер, - просто... физическое явление. Ртуть... испаряется на солнце... А трубы... Господи, да это же просто сквозняк.
- Признайся, чужеземец, что это сам сатана заставил тебя показать всему Мадриду обнаженные щиколотки Девы Марии!
- Облейте его водой. Быстро приведите в чувство! - приказал палачам Торквемада с улыбкой, наблюдая, как с кровью из жил Ж'Озе теряет и упорство еретика.
- У нас, на берегах Лауры, законы в изображении святых много мягче.
- Пальцы в тиски! - приказал монах палачам.
- Нет, нет! Только не пальцы! Как же я буду работать, господин Торквемада?
- Наивный, ты еще надеешься работать? Лучше признайся в ереси, тогда тебя перестанут пытать и ты умрешь скорой смертью на святом костре инквизиции! - почти пропел возбужденный Томас. - Я же сказал - тиски!
Громкий душераздирающий крик и отчетливый треск ломающихся костей подействовал на доминиканца как бокал крепкой виноградной водки. Он раскраснелся, в глазах сияли веселые искорки, а на губах играла удовлетворенная улыбка.
- Признайся, чужестранец, что при помощи дьявола ты совратил невинную девицу Римму, из иудеев, дочь главного королевского повара Исаака .
...Ж'Озе в ужасе посмотрел на свои расплющенные кисти рук, на висящую лоскутами кожу и сизые суставы пальцев в надкостных тканях, пальцев, которые еще недавно могли создавать удивительные произведения из стекла и смальты, поднял на инквизитора окровавленное лицо и тихо, но совершенно осмысленно произнес:
- Признаюсь. Я признаюсь по всем пунктам обвинения.
- Обмыть его! - приказал Торквемада. - Колпак колдуна сюда!
Суд над еретиками прошел быстро. Еще четверо таких же, как и Пьер, бедолаг, сидевших на черной скамье в высоких разрисованных колпаках, на все вопросы прокурора от Святой Инквизиции ответили признанием в сговорах с дьяволом. Разочарованная публика ждала последнего развлечения - огня.
Пьера посадили на осла лицом к хвосту и через весь город повезли на подготовленную для казней площадь. Затуманенными глазами Ж'Озе смотрел на толпы веселых горожан, бегущих за его ослом. Он напрасно искал взглядом высокую статную фигуру его Риммы…
Откуда ему было знать, что ее предусмотрительный отец еще три дня назад отослал Римму в Сарагосу, к дальней своей родственнице?
- Родишь, Римма, а там, когда все успокоится, я тебя с ребенком и заберу. Может быть, к тому времени и Пьера отпустят… - лукавил отец, зная, что из подвалов Святой Инквизиции на свободу уже не выходят.
Дородный мужчина в маске с прорезью для глаз, городской палач, привязал молившегося француза спиной к столбу, врытому в землю и обложенному хворостом и вязанками дров.
Монах с выбритым затылком наспех прочитал молитву, дал поцеловать Пьеру крест и поспешил к другим приговоренным.
Торквемада вышел на балкон стоящего поблизости дома и громко провозгласил:
- Именем Святой Инквизиции и по приговору генерального прокурора города Мадрида повелеваю казнить этих людей, имевших
