холстиной стола и оживет. И пойдет по засыпанному желтыми ароматными опилками полу легко и невесомо, так что даже ни одно, самое хрупкое стеклышко не дрогнет, не зазвенит и не расколется...
Отдельные фрагменты изображения Христа Ж'Озе решил соединять между собой простой и непритязательной оловянной жилкой, а на Римин вопрос, отчего именно так, он благоговейно прошептал:
- Неужели ты не понимаешь, что фигура Иисуса, весь его образ, и так совершенство? Так стоит ли рассеивать внимание верующих, отвлекать взор их от Него сиянием золота прожилок? Детали же изображения Марии Магдалины, римских солдат, элементы пейзажа Пьер соединял сияющими золотыми прожилками.
При помощи Риммы мастер наклеил поверх уже готового витража тонкую, хлопковую материю, и они с величайшей осторожностью перенесли готовое панно в сторону от стола. В рамы из дерева витражи будут вставлять уже плотники под руководством Пьера. Но это не сейчас, это потом...
Но как-то в субботу, ближе к вечеру, когда уже все основные фигуры витражей были завершены и осталось сделать лишь несколько задних видов и пейзажей, весь день чем-то озабоченный Ж'Озе отбросил маленькие кусачки и, стряхнув с фартука обрезки серебряной жести, крикнул Римме громко, чтобы она услышала его в саду, за северной стороной костела:
- Римма, воду, щелок, чистое белье! Едем к твоему отцу!
Через мгновение в проеме двери появилась веселая, грудастая, такая надежная и трудолюбивая - его Римма.
- Едем к твоему отцу, - повторил Пьер. - Хватит тебе прятаться по углам. Ты уже не десятилетняя девочка. Ты, можно сказать, жена моя.
Чуткая Римма внимательно посмотрела на своего возлюбленного и с сомнением спросила:
- Дорогой, что случилось? Я же чувствую, что что-то случилось.
- Понимаешь, сегодня мне во сне явился херувим. Красивый такой, словно расплавленное серебро переливается. Молча посидел, вздохнул, погладил меня по голове и исчез. Вот я и подумал, а не пожениться ли нам? А вдруг это какой-то знак, и мы созданы друг для друга? Кто знает, вдруг ты и в самом деле моя муза, а?
Визит к отцу Риммы превзошел все ожидания. Свинина на вертеле, утиный паштет с жареными каштанами, копченые миноги под соусом из засахаренных апельсинов, и кувшины, кувшины, кувшины молодого и созревшего уже вина.....
- Славное вино в подвалах королевы Изабеллы! - рассмеялся в конце обеда догадливый француз, развязывая пояс на животе.
- Да и продукты ей завозят неплохие! - в такт ему и тоже смеясь, отвечал повар.
Огромная, идеально круглая желтая луна качалась в чуть-чуть уже светлеющих небесах, когда Пьер со своей счастливой спутницей возвращался домой.
- Римма, завтра отсыпайся, отдыхай, молись – делай, что угодно, но чтобы к вечеру, когда спадет жара, ты была в соборе. - Падая лицом в перину, проговорил опьяневший Ж'Озе. - Будем монтировать трубы между оконными блоками. Я королеве обещал, что мои витражи еще и запоют.
Но кроме труб самого разного сечения и различной длины, выдолбленных из стволов дуба и ясеня, Пьер закрепил в оконных проемах обрезки зеркал, расположив их под определенным, ему одному известным углом. А в небольшие фарфоровые чашки, стоящие в углах будущих витражей, мастер налил тяжелую ртуть.
В то жаркое утро шестого сентября уже позеленевший от влажного воздуха Испании колокол главного собора на центральной площади Мадрида впервые возвестил своим радостным, чистым звоном о мессе, проводимой в честь годовщины брака королевы Изабеллы и короля Фердинанда. Дождавшись, когда приглашенные на открытие собора вельможи и гранды лучших испанских фамилий во главе с монаршеской четой займут свои места на резных полированных скамьях, снедаемые любопытством горожане хлынули рекой в ворота костела.
Несколько аккордов органа заставили замолчать экспансивных испанцев.
В соборе все еще пахло кедровыми стружками. Полумрак огромного пространства лишь слегка разбавлялся пучками света из маленьких оконцев под куполом. Вдруг, по сигналу Пьера, под звуки аккордов нижнего регистра органа, мешковина, закрывающая до этого все витражи, была одновременно сдернута солдатами. Водопады цвета ринулись в зал. На миг всем присутствующим показалось, что это великолепная радуга пробралась под аркообразные своды. Орган умолк, и тогда пораженные горожане сквозь эту симфонию цвета разглядели скорбное лицо Девы Марии, согбенную фигуру рыдающей Марии-Магдалины, мудрое лицо апостола Павла и в самом центральном окне всепрощающие, полные муки и страдания глаза Иисуса Христа, распятого на кресте. Нагревшаяся на солнце ртуть, испаряясь, колыхалась чуть заметными бликами, увеличивая эффект жизненности фигур, запечатленных в стекле и смальте.
Пораженный зал молчал. Ж'Озе слегка дернул один за другим три шелковых шнура, свисающих с трех основных витражей. Узкие фрамуги приоткрылись, и легкий сквознячок потек через деревянные трубы, оживив их доселе мертвые жерла, заставив их тихо загудеть, каждую на свой лад.
Удивленный органист бросил было взгляд на свои пальцы, но - нет! Его руки неподвижно лежали на коленях, а музыка, тихая органная музыка деревянных труб, плыла по собору.
Толпа ахнула, и, забыв, что они находятся в храме, восторженные люди кричали, рукоплескали и плакали в религиозном исступлении.
К плачущему от радости Пьеру Ж'Озе протиснулся королевский горбун и сказал ему с легким поклоном:
- Празднование по случаю годовщины бракосочетания августейших особ продлится неделю. По окончании этих праздников королева Испании примет вас у себя, мастер.
Переутомившийся и перевозбужденный, Пьер сполз спиной по стене и, судорожно зарыдал, закрыв лицо ладонями.
Три цвета смальты. Цвет рухнувших надежд - желтый.
(Всеочищающий огонь инквизиции).
Целую неделю Пьер Ж'Озе жил в каком-то радостном ритме, словно именинник. Плотно, по испанскому обычаю, позавтракав, они с Риммой, наряженной в свои лучшие одежды, шли гулять по Мадриду, взявшись за руки, заходили в кондитерские лавки, покупали сладости - засахаренные орешки или пласты ароматной пастилы из загустевшего виноградного сока. Они отправлялись в старую часть города, где в подвальчиках золотых дел мастеров Римма примеряла золотые украшения, которые они купят, как только Пьер получит у королевы обещанную грамоту испанского гранда. Да уже и сейчас многие из ювелиров или портных готовы были открыть для них долгосрочный кредит. Весь город помнил выражение восторга на лицах августейших особ во время той памятной мессы.
Побродив по городу до полудня, счастливые молодые люди отправлялись на корриду, хотя подобные зрелища отвергал утонченный вкус француза. Но Римма, как истинная испанка, при виде поверженного быка или пропоротого рогом тореадора, пришпиленного к дощатому забору, словно бабочка у коллекционера, приходила в бешеный восторг. После, возбужденная, с грешными прозрачными глазами, почти насильно волокла Пьера в постель, где отдавалась ему с утроенной страстью.
Постепенно ярко-синее небо Мадрида затягивалось плотными тучами. Приближался период осенних дождей.
Сгущались тучи и над головой ничего не ведающего француза.
Томас Торквемада путем интриг и доносов из обычного монаха-доминиканца постепенно вырос до приора монастыря в Сеговии. Врожденный садист, он составил инквизиционный кодекс Испании и воспользовавшись должностью духовника королевы Изабеллы, стал главой Святой Инквизиции. С легкой руки Торквемады костры на площадях
