Через полчаса, сделав синтаксический и морфологический разбор перипетий столь неожиданной встречи, мы сидели за столом и пили привезённый Машей коньяк – подарок младшего сына. Стасику было разрешено пить портвейн (он сам попросил), так как Светик, учтя моё ходатайство, а также по случаю «Праздника встречи в кои-то веки», амнистировала его, но чтобы совсем уж не оставить без последствий его выходку, она объявила, что пусть он пьёт сколько хочет, а остальное, она выльет. Стасик, видимо прикинув свои возможности, попросил чайный стакан. Я осторожно подал реплику, в том плане, что сердце Стасика утомлённое портвейном, может не выдержать таких нагрузок. Светик в ответ на это беспечно махнула рукой. Когда я вернулся из кухни с чайным стаканом, Стасик уже выпал в осадок и в позе эмбриона спал на диване.
Закинув Стасика пледом, мы поужинали и теперь, сидя вокруг стола под зелёным абажуром слушали историю жизни семье Батуевых, которую рассказывала Светлана.
Сначала всё было хорошо, Светлана преподавала в музыкальной школе, Стас руководил на заводе художественной самодеятельностью, хотя числился вальцовщиком в цехе по производству металлоизделий. С наступлением девяностых всё в одночасье пошло кувырком: завод стал угасать, и руководству стало не до самодеятельности; Стасу предложили пойти работать по специальности в цех. Увы, из руководителя музыкального коллектива не получилось даже подсобного рабочего. Побегав в поисках работы и выяснив, что страна не нуждается в музработниках, Стас по протекции отца одной из учениц Светланы, устроился дворником. Для артиста, привыкшего к богемной жизни, настали трудные времена – приходилось вставать в четыре- пять часов утра и мести двор, а зимой ещё и грести снег. Что поделать - надо было как-то жить. Светлана работала преподавателем в музучилище и худо-бедно на жизнь зарабатывала. С приходом миллениума стало немного легче. Стасик снова собрал музыкальную группу и работал в ресторане за городом, услаждая новых русских пением шансона, благо, что сипловатый баритон его, как нельзя лучше подходил для этого. Со временем он со своей группой морально устарели для новых русских, и их вежливо попросили на выход; золотых парашютов им, естественно, никто не предложил. Стас, опять - таки, по протекции родителей учениц Светланы, устроился в дом культуры возродившегося того же завода, на этот раз в качестве руководителя бит-квартета ветеранов. Всё вроде, налаживалось, и квартет, руководимый Стасом, даже решили послать на какой-то конкурс в областном центре. Стас взбодрился, находясь на подъёме, и вместе со своими музыкантами они решили вспомнить молодость, то есть, стали бухать на репетиции, потом на концертах, а потом, чтобы не терять формы – каждый день. На этом они и погорели.
На конкурс приехали ещё несколько коллективов. Ансамбль Стаса выделялся среди всех тем, что имел сценические костюмы, мастерством исполнения и приятными манерами. Их прочили в победители. Однако, художественный руководитель одного из ансамблей конкурентов, имел другое мнение. Он заслал лазутчика в коллектив Стаса утром в день концерта. Лазутчик, как выяснилось позднее, когда-то вместе служил с одним из ветеранов Стаса в армейском ансамбле песни и пляски. На радостях они приняли по чуть-чуть коньячка, потом, разумеется, уже всем коллективом допили бутылку, чтоб она не волновала их свой близостью и доступностью, потом совершенно случайно у бывшего сослуживца в футляре от гитары нашлась ещё одна, потом… в общем ко времени выхода на сцену дедки из руководимого Стасом коллектива вместе с руководителем надрались так, что не только петь, но и стоять не могли без посторонней помощи. После такого конфуза карьера Стаса стала чахнуть на глазах. К тому же вскоре с одним из ветеранов случился инсульт, ещё один умер в первую волну ковида, и музыкальная карьера Стасика на этом закончилась. Благо, что к этому времени Станислав Львович Батуев достиг возраста, дававшего ему право на получении пенсии. Пенсия ему была назначена нищенская, но доканало его не это, а то, что теперь он был лишён дела, которым занимался всю жизнь. И Стас начал пить по-чёрному, то есть один. Жизнь с ним стала невыносима. Светик боролась как могла, и ей удалось взять ситуацию под контроль. Она надоумила Стаса обучать игре на гитаре в частном порядке. Вроде всё наладилось; для поддержки штанов они ещё занялись разведением кошек породы мейн-кун. Рецидивы у Стаса хоть и редко всё же иногда случались. А неделю назад Светик, решив, что супруг завязал со спиртным напрочь, решила отдохнуть от его общества и отправилась с подругой в речной тур на теплоходе, не предупредив своего благоверного.
– Я просыпаюсь, утром, - подал голос из под пледа проснувшийся Стас, - а тебя нет. На столе деньги и записка- так мол и так, кошек корми, вернусь через десять дней, уехала в тур на теплоходе «Густав Вебер». Он сел на диване: лицо помято, на левом глазу красовался фингал; выглядел бедолага неважно.
Я отвёл Стаса умыться, после чего он был усажен за стол; ему налили большую кружку кофе и он рассказал, как оказался в Зажиганске.
На следующий день по отъезде Светика, Стас получил очередной гонорар за свои уроки, пришёл домой, и тут на него навалилась тоска. Стас решил немного выпить, чтобы восстановить душевное равновесие. Отправившись за спиртным, он встретил своего старого знакомого и поведал ему свою печаль, тот предложил ему помощь и отвёл в алкомаркет, куда накануне завезли любимый напиток Стаса - портвейн «Три топора». Стас купил спиртное на весь гонорар, то есть, целый ящик вина. У него хватило выдержки довезти на такси портвейн до дома. Дома он отправился к соседке тёте Тасе и предложил ей разделить с ним его печаль. Тётя Тася проработала всю жизнь в торговле; толерантность в отношение спиртного у неё сформировалась ещё в советские времена. Вдвоём они выпили 0,75 портвешка и по предложению тёти Таси на этом остановились, то есть разошлись спать по домам. Утром Стасик вновь почувствовал приступ тоски и отправился к тёте Тасе с предложением продолжить, но та сказала, что она не алкоголик и с утра не пьёт. Стасик сел пить один. После первого стакана у него вдруг неожиданно родилась замечательная идея – догнать «Густава Вебера». Как и на чём догнать Стас ещё не придумал, но идея захватила его так, что про портвейн он забыл. Стасик залез в интернет, который, как известно, знает всё, и выяснил, что «Густав Вебер» через два дня прибудет в Зажиганск; план погони родился тоже мгновенно. Кошки, за которыми ему наказала смотреть Светик, были оставлены на попечение тёти Таси; на ближайший поезд был куплен билет и страдалец отправился догонять Светика, без которой, как выяснилось он жить не мог ни дня. С собой он прихватил гитару и пять огнетушителей портвейна, чтобы угостить Костяна Карабина, у которого он решил остановиться в Зажиганске и заодно вспомнить молодость. В поезде он встретил какого-то мужичка, который ехал уже третьи сутки. Мужичок предложил Стасу по чуть-чуть коньячка. Так как коньяка у радушного соседа по купе было действительно чуть-чуть, то Стас с катушек не слетел, и всё было бы хорошо, если бы он не попал под тропический ливень в Зажиганске. Карабас встретил его очень радушно, они намахули по чуть-чуть, чтобы Стас не заболел после водных процедур. Всё обошлось, они даже попели и поиграли на гитарах, но когда уже ложились спать, он вдруг почувствовал себя плохо - у него поднялось давление. Константин его подлечил. Утром друзья отправились в город, где при посещении причала у Стаса и родилась идея сыграть на причале вечером следующего дня, когда по его расчётам прибудет «Густав Вебер», предполагая, что Светик услышит, увидит его и это будет для неё сюрприз. После чего они помирятся навеки.
– А я у меня голова разболелась накануне, во время грозы и я всю ночь не спала, - взяла слово Светик.- Потом съездила на экскурсию, и так устала, что решила лечь спать. На причале музыка какая-то играет, шум и вдруг слышу Стаськин голос в колонках, думала показалось, нет, снова слышу, а когда он запел «Дом в котором встаёт солнце» я встала и пошла посмотреть, кто это так похоже поёт. Стаську увидела и глазам не поверила – стоит в толпе тёток мой ненаглядный и всем сразу улыбается, радостный такой. Ну, дальше Костя знает что было.
Мы посмеялись, поцокали языками, удивляясь как это всё Батуев так ловко организовал и как ему во всём свезло сначала, а потом обернулось мордобоем.
Часы тем временем на веранде пробили двенадцать раз. Спать не хотелось, и мы решили выйти на Жигану: полюбоваться на звёзды, посмотреть, как перемигиваются в темноте бакены на реке.
Под фонарём у ворот вились мириады мотыльков-однодневок. Ночь была необыкновенно нежной и тёплой. Свежесть чувствовалась только у воды, земля же прогретая за лето солнцем ещё не успела остыть. Мы сели на перевернутые лодки на берегу; попеременно загорались и тут же гасли белые и красные огоньки на бакенах, по случаю новолуния луны на небе не было. В отсутствие луны небо казалось необычайно звёздным и бездонным. В тишине река едва слышными всплесками набегавших на берег волн напоминала о том, что её воды текут.
–Все реки текут, - тихо сказала вдруг Светик.
–В море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы течь опять, - закончила Маша библейскую цитату.
–Как сказал Екклисиаст, – вставил свой пятачок Стас, видимо полагая, что не все знают автора этих сток.
– Нет, Стас, это сказал царь Соломон, - хлопнул я его по плечу, - Екклесиаст –это одна из книг Библии.
– Стас, ты такой невежа во всём кроме музыки, - вздохнула Светик, - сколько с тобой живём уже, а ты не устаёшь меня удивлять.
[justify] Любитель поспорить и оставлять за собой последнее слово на
