- У нас на паруснике были две гарпунные пушки – мы охотились на акул. Знаете, из Атлантики, по тёплому течению Гольфстрима, через итальянские проливы, они часто заплывали в Средиземное море. Я бы даже сказал не одиночки, а стаями. И вот такие стаи вдоль побережья просто терроризировали мирных жителей, рыбаков. Ведь у тех единственный промысел это рыбалка, а эти чёртовы акулы переворачивали маленькие рыбацкие лодчонки да пожирали несчастных людей. Так что наша охота считалась благословенным делом – мы получали деньги и провиант от прибрежных властей, а взамен поставляли им туши зубастых убийц. -
Слушая капитана, я не мог отделаться от мысли, что кто-то мне уже всё это рассказывал, таким же медлительным высокопарным голосом: то ли это был Джек Лондон с его морскими новеллами, который тоже плыл со своими героями по каким-то ужасным течениям – то ль путешествия гарпунёра Лэнда и профессора Аронакса со слугой на подводном корабле капитана Немо. Сейчас я будто сидел в тёмном зале с полусвечой: а на широком белом экране – нет, на серой моряцкой простыне, на дерюжке, передо мной вставали картины из великого романа о земле и море. Я понимал, что капитан прибрёхивает – но мне это нравилось.
- И вот однажды в погоне за стаей акул мы приблизились к одному необитаемому острову. В Средиземном море много таких небольших островов, куда туристы на своих яхтах причаливают лишь изредка, чтобы немного побыть вдали от своей железобетонной цивилизации – но потом они умариваются от здешней зелёной скуки, и снова возвращаются восвояси.
- Восвояси, - повторил за капитаном дедушка Пимен, и вздохнул как уставший от общества. – А я бы там развёл огород, посадил табачок, да и жил припеваючи.
- Выдумываешь ты всё, дедуня. Ну куда тебе на необитаемый остров с больными ногами? Там даже я, великий силач, а помру от тоски.
Капитан ни чутки не осердился, что мы перебили его: наоборот, приятно должно быть человеку, когда собеседники вовлечены в события авантюрной жизни. Тогда всё рассказываемое кажется истинно настоящим: так что можно потрогать не только памятью - но и руками, в которых сабля, и щёлкнуть сапогами, на которых пиратские шпоры.
- Нам тоже этот зелёный остров понравился – бананы, кокосы, и на них игрушечные обезьянки; тем более, что нужно было пополнить запасы пресной воды. – Капитан подошёл к окну; словно бы выглядывая в морозном белёсом сумраке тени той далёкой поры, он вперил глаза в снежные узоры, медленно раскуривая уже погасшую трубку; и пыхнув дымом без колечек, как-то понизил голос, как будто рассказывая страшную сказку: - У нас ещё были с собой пять неполных бочонков рома – но это ведь не вода. Заякорившись в полумиле от берега, мы спустили небольшую шлюпку и впятером поплыли к этому острову. Я был на шлюпке с Хуаном да тройкой матросов, а на корабле оставались Санчо да Педро с прочей командой. -
Теперь уже не только в голосе, но и в глазах капитана сурово сквозил намёк… - да какой там намёк! просто сплошная трагедия. Зелёные райские кущи, пресная вода с водопадом, обезьяны с попугайчиками поедают бананы – а капитанские брови, сгустившись, вдруг стали похожи на заградительные ежи от неведомой напасти, и руки скрестились на груди, на тельняшке, словно бы оберегая душу от дьявольских химер.
- Загрузившись водой, мы стали резвиться у водопада как дети: ведь мы целый месяц по-настоящему и не купались, не мылись. В море нырнёшь, а от него потом солёнка на теле, и мелкие ранки покрываются язвами, неприятной чесотной коростой. Так что с большим удовольствием мы ныряли на самое дно, где холодные били ключи, мы играли в чехарду с догонялками – думая, что завтра сюда на этой же шлюпке приплывут остальные, и будут беситься от радости так же как мы. Не сбылось. -
Я думал, что дедушка Пимен тут обязательно спросит – а почему? и как?; но он промолчал – уж больно торжественен был момент, очень похожий на панихиду у офицерского кладбища, когда много винтовок, курсантов и флагов готовятся выстрелить в воздух, обличая погибших почётной славой.
- Вернулись мы на корабль уже в сумерках. Но это лишь образно говоря, что сумерки: а на самом деле в лунную ночь море похоже на Млечный путь - тут и там сверкают дорожки из звёзд, словно они осыпались с неба на нашу мокрую гладь; и хоть горизонт тёмен, но всё равно видно, где там вдалеке небеса сливаются с блестящей водой.
- Ты прямо как поэт нам рассказываешь, прям песню поёшь, - восхитился дедушка Пимен, снова, как бы между делом, придвигая к себе стаканчик. – Случайно стихи там не сочинял?
Капитан усмехнулся, понимая ребяческие ужимки подпьяненького старичка, и как тому опять хочется выпить. – Там все сочиняли. Только те мужики по-испански, что-то всё больше про быков, матадоров и знойных красавиц – а я на русском, о наших любимых берёзках.
- И прочесть можешь? – вроде бы с большим интересом спросил дедуня, сам же тыкая мне на бутылку, чтобы я немедленно разливал.
- Я вспоминаю родительский дом, там три берёзки росли под окном - и когда я вернусь из своей кругосветки, то наверно у них уже вырастут детки.
- Во! – Большой жёлтый дряблый палец дедушки Пимена выпхнулся из кулака, как самый бойкий птенец из гнезда. Я тайком улыбался, наблюдая его братскую эйфорию – теперь весь мир стал для него родствен, без надоедливого брюзжания и кряхтения. Мне тоже капитан казался добрым товарищем, хотя ещё пару часов назад я не хотел сюда идти.
Правда, и тут без стаканчика не обошлось – ну не могли же мы обойти вниманием творческую жилку нашего капитана.
После третьей мой разлюбезный дедуня осовел: он встал со стула и ушёл слушать в кресло - там было удобнее примоститься, и даже скинуть с себя валенки вместе с овчиной душегрейкой. Залезя с ногами в креслице, дедушка стал похож на уставшего мальчонку, которого весь вечер мучили домашними уроками, и не дали выйти на улицу поиграть в хоккей. Но на его детском личике не виделось обиды: улыбчивое, обрамлённое седыми волосами пышной бородки и редковатой причёски, оно походило собой на жизнерадостного циркового лилипутика - который за смысл жизни, за её истину, признаёт только аплодисменты, овации, и всестороннее браво.
Мы с капитаном, переглядываясь, тоже улыбались глядя на дедушку. Я уже заметил по окуркам в пепельнице, что он в этом доме довольно частый гость – и им обоим нравится общаться друг с другом. Капитан тихо рассказывает, словно бы убаюкивая какие-то скоростные мысли моего деда – ведь тому нельзя суетиться, бегать, ломаться, потому что в его возрасте кости и нервы уже плохо срастаются; а дед в отместку за этот душевный покой привносит в одинокий дом капитана, пока ещё чуждого нашему посёлку, тепло и уют добросердечного общения – вступай мол, милый человек, в нашу благородную и щедрую компанию.
И всё-таки капитан в угоду дедуне повествовал слишком медлительно – именно повествовал, едва пшикая – как будто жарил на сковородке ерунду на постном масле. Но эта история стоит много большего: и я сейчас напугаю вас так, что ваши хвосты задрожат. А для этого поведу рассказ от своего личного имени, словно это у меня от страха случился заворот кишок, и сердце спряталось в пятки.
В общем, вернулись мы на корабль с бочонками пресной воды.
Педро да Санчо, и вся прочая команда, сразу поспешили к нам – выспросить подробнее об этом острове, потому что в подзорную трубу видно плохо, один лишь песок да деревья. Ну мы, конечно, наплели им по самые уши – про обезьянок и попугаев, про бананы-кокосы и живительный водопад.
Но их почему-то не особенно впечатлили красоты природы.
- А женщины, бабы там есть? – взыграла в Педре голодная пиратская душа, и даже облизнулась от услады.
- Нет. – Ответил я ему. – Вот как раз баб мы и не встретили на своём коротком пути. Но может быть завтра вам повезёт – времени будет больше и вы успеете обыскать весь остров.
Это правда – мы не видели аборигенов, и их загорелых женщин в набедренных повязках из пальмовых листьев. И хорошо: а то бы мои добрые испанцы, как и их недобрые предки, разграбили весь островок в погоне за доступной непуганой плотью. А может быть и за золотом, которое давно дожидалось своих новых восхищённых хозяев под видом сокровищ уже старого и немощного адмирала Флинта – слава несгибаемому корсару!
- Эх, найти бы хоть одну, - чмокнул губами пузатенький Педро, погладив себя по животу, словно бы собирался съесть вкусную аборигенку.
- Если одну, то я первый! – воскликнул, навострив уши, худосочный Санчо; и едва не бросил штурвал, так что лёгкая волна тряханула наш парусник.
- А ну, тихо! – зычно приказал Хуан, самый крепкий мускулами и нервами, а поэтому самый авторитетный на корабле. – Команде смениться на вахте, и всем ждать завтрашнего утра! -
А все и так его с нетерпением ждали, предполагая новое путешествие к острову, и разнообразные авантюры, на которые сегодня не хватило чуточку времени. Я полез на мачту, где в наблюдательной кошёлке было моё место на сегодняшнюю ночь.
Каюсь – конечно, я захватил с собой бутылочку рома, чтобы не дай бог не уснуть. Это только так говорится, будто бы алкоголь клонит в сон – но настоящий ром манит настоящего моряка к мечтам и грёзам Карибских островов, Бермудского треугольника и атолла Заблудившихся пингвинов.
Пингвины – ах, какое чудо природы!
Вы только представьте как они выходят на сцену в своих чёрных костюмчиках, под которыми выглядывают белые рубашечки! и просеменив маленькими шажками в больших разлапистых ботинках прямо к микрофону, втроём запевают песню про медведей, тех, что от скуки морозной пустынности чешутся о земную ось. Пингвина можно встретить в любом уголке мира: потому что под видом загулявших матросов они прямо в северных широтах вербуются на проходящие мимо ледоколы, и вместе с морскими командами расплываются по всей земле. Если ткнуть глобусом о палец, то это самое место, которое он покажет – спорю на бутылочку рома – обязательно будет облеплено стайкой пингвинов, желающих навеки тут поселиться и завести себе дом с ребятишками, плюс приусадебное хозяйство с прохладненьким водоёмом.
Вы думаете, я уснул?
[justify] Да сто чертей мне в печёнку, если я позабыл свой долг – и сто бочек рома мне в глотку, если я пьян! Просто мои мысли закружило в прекрасной эйфории разноцветной флоры и фауны: они раскачивались сами, и раскачивали меня, а я уже раскручивал
