Была уже осень, когда впервые с дня похорон мужа Полина Павловна приехала к себе на дачу. Это была стройная хрупкая женщина, невысокого роста, одетая скромно, если не сказать серо, не так давно разменявшая пятый десяток. В сгущающихся сумерках она шла от станции электрички по знакомой улочке, столько раз хоженой вдвоем со Степаном Ивановичем, что сейчас испытывала в душе не только щемящую тоску по умершему мужу, но и некоторую неловкость. Супруг всегда шел впереди, как бы проторяя путь, и Полина Павловна привыкла смотреть ему в спину. Всё встреченное как бы двоилось пополам, слева и справа от него, разделяясь на две разные картины. Сейчас же, идя совершенно одна, она в полной мере могла видеть этот мир. И от того, что между ней и этим миром не было спины мужа, Полина Павловна терялась, смущалась, даже робела. А вот и знакомый поворот на их улочку, спрятанную в самой середине большого дачного поселка. Прямо с угла, за жиденьким частоколом заваленного штакетника, виднелся небольшой домишко. Полина Павловна подошла к забору и с печалью смотрела на сломанные деревяшки. Два года назад лихач, выскочив из-за поворота, не справился с управлением и завалил кусок забора. Степан Иванович кое-как подпер абы чем, но до ума ремонт так и не довел. И теперь этот забор, за лето заросший густым бурьяном, с немым укором кривился перед Полиной Павловной.
У калитки щелкнула выключателем освещения, и тут же вспомнила, что ещё по зиме лампочка лопнула, а новую Степану Ивановичу всё было недосуг вкрутить. Вздохнула и впотьмах стала искать ключи от калитки и дома. Садовый участок встретил свою хозяйку ощетинившись сухими палками сорной травы, чертополохом в человеческий рост, засохшим в пергамент лопухам и ярким ковром палой листвы. У подножья яблонь и груш зловонили гниющие плоды, созревшие, чтоб пропасть. Малина дурниной разрослась так, что заняла половину огорода. А уж об огороде и говорить нечего — земля стала, как в степи: полна трав, всё больше сорных. На веранде Полину Павловну приветствовали кассеты засохшей рассады, как строй солдат ровно стоящих в одинаковых торфяных горшках. Побеги давно простились с этим миром, а смена погоды обтрепала листья и черенки, только пеньки стеблей, как указатели могил, возвышались над каждым горшочком.
Полина Павловна не выдержала и заплакала. Она ярко вспомнила тот душный апрельский день, когда они со Степаном Ивановичем приехали на дачу, неся тяжелые сумки и эти кассеты с рассадой. И едва дойдя до сломанного забора, супруг как-то театрально стал оседать на землю, хватая ртом воздух и старательно приподнимая над землей руки с ношей. Скорая прилетела быстро, но и смерть была ловка. По пути в больницу Степан Иванович покинул бренную жизнь, оставив супругу на волю судьбы.
Сквозь пелену слёз хозяйка открыла дверь дома и вдохнула сырой, стылый, почти подземельный дух. Нежилой дом быстро дичает, наполняясь запахами, не свойственными стенам, хранящим живой очаг. Поёживаясь от такой встречи, Полина Павловна вспомнила, что есть обогреватель в сарае, который поможет прогреть хотя бы одну комнату, потому что запускать котел она не захотела. Почти на ощупь пробралась к сараю, спотыкаясь и натыкаясь на брошенный инвентарь, ведра и прочие предметы. Степан Иванович никогда не был человеком ценящим порядок, дисциплину или придерживающегося хоть какой-то системы. Он жил в вечном творческом беспорядке, чем злил супругу. По молодости она пыталась привить ему свои качества и любовь к организации пространства, но к зрелым годам просто приспособилась жить рядом. В полной мере всколыхнулись воспоминания о скандалах на счет порядка сейчас, когда Полина Павловна застыла в проеме двери сарая перед хаосом из вещей, имущества, приборов, инструментов, остатков краски в банках, кусков реек и чего-то ещё, что не поддается женскому осмыслению. Обогреватель среди этого беспорядка был не виден. Ничего не поделаешь, придется ради одной ночи, включать котел на весь дом, так как почивший супруг не предусмотрел вентили на батареях.
Есть совсем не хотелось и, выпив чаю, Полина Павловна улеглась спать. Но сон не шел. Сама не зная для чего она приехала сегодня на дачу. Может от того, что в квартире уже было нечем дышать от воспоминаний и тоски, может быть вид за городскими окнами был столь безликим и однообразным, что душа невольно потянула к более живописным местам. А может быть просто проверить всё так ли стоит домик и так ли завален забор. Она переворачивалась с боку на бок, то впадая в дрему, то просыпаясь. Всем телом ощущая и холод матраса кровати, и сыроватось лежащего на нем белья и подушки, и всё ещё зябкого воздуха в комнате, она мерзла и куталась в одеяло, которое тоже казалось холодным. Хотелось согреться, или хотя бы напиться горячего чаю. Но Полина Павловна так и не решилась покинуть с таким трудом нагретую постель, да и зажечь свет в такой час она опасалась.
Едва начало светать как за окном послышался шум мотора и скрип соседней калитки — приехала Тамара Давидовна. Крупная фигуристая женщина, одетая ярко, если не сказать кричаще, одних лет с Полиной Павловной. Она была давно в разводе, так как обеспечить себя было легче, чем себя и мужа. Так по крайней мере она сама говорила, если речь заходила о супружестве. Между Полиной Павловной и Тамарой Давидовной были теплые отношения, которые, правда, дальше дачных не распространялись. Но это не мешало встречаться женщинам, как давним подругам.
-Добрейшего утра, Томочка! - окликнула Полина Павловна соседку, когда та выносила болоны консервов из подвала и складывала их в багажник.
-Поля! - обрадовалась Тамара Давидовна и с участием спросила. - Как ты, Поля?
-По разному... - неопределенно ответила она, пожимая плечами. - Может зайдешь? Чаю попьем. Я стол накрою. Может посидим?
Полина Павловна цеплялась за любую возможность не быть одной.
-Нет, Полюшка, извини! - покачала головой Тамара Давидовна. - Дома ещё куча дел. Сейчас загружу и поеду обратно.
Полина Павловна опустила глаза и погрустнела.
-А хочешь, я тебя до станции подброшу, чтоб не идти одной-то, - предложила соседка.- Или ты с ночевкой?
От воспоминания прошедшей ночи Полину Павловну передернуло и она поспешила ответить:
-Нет, нет, я без ночевки!
-Я как поеду обратно, я тебе посигналю.
Повеселев от общения, от предстоящей поездки и от того, что скоро уедет из этого места, ставшего мрачным и чужим, Полина Павловна отправилась завтракать. Но не успел закипеть чайник, как послышался сигнал машины Тамары Давидовны. Полина Павловна быстро стала собираться, суматошно складывая вещи, еду, выключая котел, а так же вспоминая где ещё что надо сделать, прежде чем она покинет дачу на всю зиму. Сигнал машины нервировал и вызывал сумбур в последовательности действий, вероятно от этого Полина Павловна забыла запереть дачу. А обнаружила это, когда не нашла ключи от дачи в положенном месте в сумке. Идти обратно уже не хотелось и брать там было нечего, да и электричка была вот-вот на подходе. И Полина Павловна махнула рукой. В ожидании она прохаживалась неспешным шагом мимо людей, стоящих на перроне или сидящих на лавочках здесь же, когда увидела бомжа. Обыкновенного, грязного, заросшего как леший, худого и вонючего бомжа. Чувство крайней брезгливости прокатилось по всему её организму с такой силой, что его, вероятно, почувствовал и бомж, повернувшись к ней грязным лицом с пустыми глазами, некогда, голубыми, а сейчас остекленело-бесцветными. Бомж пожевал губы и молча протянул к ней руку. Полина Павловна засунула руки в карманы пальто и собиралась уже было уходить, но нащупала сдачу от вчерашней поездки. Там было около двухсот рублей с мелочью. Их и отдала в сухую руку с черными ногтями. А ещё выудила из сумки пакет с едой.
-Деньги только не пропей! - для чего-то назидательно сказала она бомжу.-Это не закуска.
-Я не пью, - спокойно ответил он.- Спасибо!
Уже в электричке, глядя на тонущие в густом осеннем тумане пейзажи, она думала, что странный бомж, вежливый и не пьющий. Возможно был когда-то хороший человек, но судьба надломилась и вот теперь он живой мусор на обочине дороги, вернее железнодорожного полотна. Чем дальше уносила её электричка, тем меньше её заботили бомж, забытые ключи и незапертые двери. Привычно в душе поселилось горькое равнодушие, подпитываемое одиночеством и тоской по Степану Ивановичу.
Спустя два месяца ближе к середине декабря в один из вечеров будней раздался звонок. Звонила Тамара Давидовна:
-Полюшка! Только ты не волнуйся, но по-моему тебя ограбили! - начала она, тяжело дыша в трубку. - Я сейчас заезжала на дачу и видела, что твоя калитка приоткрыта.
-Это я забыла запереть,- без эмоций сказала Полина Павловна. - По моему я и дом не заперла. Ещё тогда...
-И ты не боишься? - удивилась соседка.
-А чего бояться? Красть нечего. Да и вообще... - неопределенно оборвала она ответ на полуслове, потому что Тамара Давидовна буквально выстрелила сообщением.
-Там у тебя кто-то ходит! А вдруг дом сожжет?
-Где? - всё поняв, но для чего-то уточняя, спросила Полина Павловна.
-По участку! Я силуэт видела! Заезжала вечером, а у тебя же там темень, хоть глаз выколи. Но я всё равно углядела.
-Ты полицию вызвала? - занервничала Полина Павловна
Тамара Давидовна помолчала и неуверенно сказала:
-Поль, я как-то не подумала... Испугалась, чтоб ко мне не полез, если я его из твоего дома шугану... У меня ж там и плазма, и техника, и запасы в подвале... Ну в общем … Мне пора. До свидания. - и отключилась.
[justify]Не на шутку начала нервничать Полина Павловна, так как понимала, что раньше выходных она не сможет попасть на дачу: работа, расписание электричек. А к выходным может быть уже поздно. Это и подвигало её ехать вечером в пятницу последней электричкой, чтоб успеть хотя б на пепелище. Не обращая внимание на усилившийся мороз и больно