гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, стойко переносить все тягости и лишения воинской службы, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа»»
Пока на русском языке произносил текст присяги. Выпрямился, смотрел куда-то вдаль, словно перенёсся сквозь годы. Лицо серьёзное, торжественное. Ни разу не запнулся, не споткнулся, не сбился.
Потом долго сидел молча. Я не торопил.
Когда-то, очень давно, не на плацу с оружием, а в кабинете, в присутствии своего деда, отца, мамы, моих кураторов, начальников, точно также, в волнительном запале, торжественно читал текст присяги.
На самого как-то нахлынули воспоминания.
Принимать присягу, стать разведчиков в третьем поколении… Это накладывает большие обязательства. Я не могу подвести своих предков, свой род.
Налил чай в две высоких кружки. Сахар, сдоба, чайные ложки. Офицер насыпал две ложки, стал помешивать, и всё это машинально. Сделал первый глоток. Поморщился. Горячий. А ложечку не стал вынимать из кружки. Чисто русская привычка, хотя рядом стоит блюдце. Это отметил машинально. По привычке.
Тамм вернулся из своих воспоминаний. Наверное, чай горячий отвлёк его.
-- Это же надо столько лет прошло, а до сих пор помню. Все тога волновались перед присягой. Самое страшное было – упасть в обморок. Позор! Вот и сейчас волнуюсь. Как тогда. Давайте дальше.
Он оттёр взмокшие ладони о брюки.
Я усмехнулся. Чисто русский жест. Хорошо, что не надо выдавать себя за иностранца. Один жест – подозрение. Второй подобный – провал.
-- Беру на себя обязательства о предоставлении правдивой информации секретного характера, выполнять отдельные конфиденциальные поручения. С красной строки. Обязуюсь хранить в тайне сведения, полученные в ходе сотрудничестве. Также обязуюсь не разглашать сам факт сотрудничества.
-- Секунду. Не торопитесь. Мне нужно прописать организацию, на которую я всё-таки я буду работать.
Я, молча, смотрел на него. Он продолжил:
-- Какую спецслужбу вписывать?
Молчу. Смотрю.
-- Службу внешней разведки или ГРУ?
-- А вам самому на какую спецслужбу в системе разведывательного сообщества России хотелось работать?
Без раздумий:
-- На Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба, конечно!
Ах, как мне хотелось провести вербовку «под чужим флагом»!!! Но глядя на Тамма, который рискует жизнью, не смог ему соврать. Не знаю почему, но решил, что нужно быть честным с ним.
-- Пишите. Также обязуюсь не разглашать сам факт сотрудничества с ФСБ России.
Тамм опешил:
-- Так разве ФСБ может работать за границей по линии нелегальной разведки?
Теперь я уже усмехнулся:
-- Поверьте на слово. ФСБ может всё! В том числе и работать нелегально за границей. Увы. – я развёл руками. – Не могу предъявить вам служебного удостоверения. Оставил на панели автомобиля, чтобы бельгийские «флики» не оштрафовали за парковку в неположенном месте.
«Флик» -- так называли полицейского во Франции и Бельгии.
Тамм продолжил писать. Теперь уже серьёзен. Проникся, наверное.
-- Пишите дальше. С красной строки. Для связи и подписи избираю оперативный псевдоним…
Роберт писал.
-- У вас есть предпочтение, желание избрать себе псевдоним?
-- Можно… – запнулся. – Разрешите. «Анатоль»?
-- Конечно.
Кивнул ему. Он писал. Не надо было подсказывать, чтобы подписал. Он сам всё это сделал, расшифровка фамилии. Дата. Я внимательно наблюдал, что он писал, за его реакцией. Есть ли сомнения? Есть ли страх? Он закончил. Бегло пробежался глазами по тексту, протянул:
-- Кровью подписывать не надо? – пошутил он.
-- Спасибо. Но вы слишком высоко меня оцениваете. – шутливо поклонился ему.
Он пристально посмотрел на подушечку своего указательного пальца.
-- А я уже приготовился. Подумайте. Может, вам моя ДНК потребуется?
-- Я думаю, что когда вы отправлялись в командировку в Чечню, то у вас брали.
-- Хм. – Тамм задумчиво почесал лоб. – А, знаете, вы правы. Срезали волосы, ногти. Для облегчения опознания неопознанных трупов. Была в Ростове-на-Дону лаборатория, которая после штурма Грозного занималась опознание останков. – помолчал, вспоминая. – Я уже и забыл. – внимательно посмотрел на меня. – Уважаю Контору. Столько лет прошло, а всё записано. Навечно. Какая штука – память! Вспомнился стишок:
«Товарищ верь, пройдет она,
так называемая гласность,
и вот тогда госбезопасность
припомнит ваши имена.»
-- Давайте поговорим о тех бумагах, которые вы мне принесли. – подписку я сложил и убрал в карман. – Где вы писали их? На службе?
-- Да, вы, что? – Тамм возмутился. – Я, что похож на идиота? Дома. И снизу ничего не подкладывал, если вас это интересует. Разрешите вопрос?
-- Спрашивайте. – я кивнул.
Он спросил на русском:
-- Я много говорил по-русски. Но так и не понял по вашей реакции, вы понимаете русский язык?
Молча, смотрел на него. Мне тут же хотелось его послать в известные каждому русскому места. Не всякий иностранец сообразит, как туда добраться, а русский знает дорогу с пелёнок.
-- Я всё прекрасно понимаю. – ответил я на русском.
-- Ух, ты! – по-мальчишески воскликнул седой подполковник.
-- Знаете, у нас с вами мало времени. Если у вас нет вопросов по существу дела, давайте продолжим. Вы не против?
Как послушный ученик, он поёрзал на стуле, выпрямил спину, руки только не сложил как в первом классе, одна другую.
Чёрт побери! Как хочется курить. Уши уже пылали. И тут у агента проснулась никотиновая зависимость, будь она неладна! И мне не курить! Ничего. Не первый год в разведке. Когда сам ведёшь наружное наблюдение, или скрючившись на чердаке, прослушиваешь квартиру, а курить нельзя. Тоска. А всего ломает как наркомана со стажем. Но есть выход. Разведчик всегда должен находить выход. Хочешь курить, а нельзя, значит, жуй никотиновую жвачку. Конечно, суррогат, но ничего попишешь. Лучше так, чем никак.
Квадратик в рот.
-- Хорошо. Вы писали. Куда вы прятали написанное?
-- У меня дома газовая плита. Я прятал в духовке. Стоило запалить духовку, как все бумаги сгорели бы.
Я улыбнулся.
-- Мудро. Сами придумали или кто надоумил?
-- Сам. Сидел в каждом помещении квартиры, включая санузел. Думал куда. В кино в туалете все прячут оружие и наркотики. Это все видели, знают, там будут в первую очередь искать. Думал в холодильник, завернуть что-нибудь и морозилку. Но там тоже часто прячут деньги и оружие. И нужно же быстро уничтожить. Вот и придумал. Я что-то неправильно сделал? – с видом испуганного школяра спросил он.
-- Нет-нет. – успокоил я. – Вы сделали всё очень правильно. Тем более, что сами продумали. Это очень хорошо. Вот и давайте начнём наш первый урок как правильно записывать информацию, шифровать её, так, чтобы у всех на виду, но непонятно и как расшифровывать свои записи, хранить её. Так пойдёт?
-- Да! – он кивнул, улыбнулся. – Жаль, что конспектировать нельзя.
-- Нельзя. – в тон ответил я ему.— Итак. Начинаем. У нас с вами… -- посмотрел на часы. – Не более часа, потом вы сделаете то, что я вам скажу.
И я стал обучать агента как собирать информацию на службе, помечать «на манжетах». У Тамма есть ассоциативное мышление и память. Это хорошо. На этом и сделал упор. Также у него хорошая зрительная память. Так же я обучал его методам тайнописи. И как обезопасить своё жилище и рабочий стол подручными средствами.
-- Сейчас, хоть и объявили, что приняли вас в команду, но тем не менее будут обкатывать на мелких заданиях. Например, то же самое наружное наблюдение за другими кандидатами. Вам же не озвучивали список группы?
-- Нет. Не озвучивали.
Я рассказал ему, что за ним было установлена слежка. Кто, когда наблюдал, маршрут его следования, и как поступали наблюдатели.
-- А вы знаете, я ведь как-то чувствовал. Ощущал кожей что ли. На войне ты не видишь противника, но понимаешь, что он наблюдает за тобой. И неизвестно будет он стрелять, смотреть на тебя, или попытается захватить. Я и сейчас не могу объяснить толком. Лишь было желание внезапно отпрыгнуть в сторону, перекатиться, развернуться за укрытием, вытащить пистолет и посмотреть что за спиной. Или кто там прячется, крадётся. А дома я сидел, потому что писал. Вспоминал. На работе пытался запомнить всё, и бежал домой, чтобы записать, пока что-то в голове осталось.
Рассказал ему о его ошибках, которые могли привести к его, и не только, провалу. Обучал простейшим мерам конспирации и выявлению службы наружного наблюдения. Но, опять же, чтобы сильно не расслаблялся. Когда против тебя работает человек двадцать в наблюдении, то могут разыграть целый спектакль, а ты ничего не заметишь.
Показал как элементарно, когда будет приходить на квартиру для встречи, незаметно глядеть на окно. Если одна из штор будет задёрнута – немедленно уходить, безостановочно. Если в течении трёх часов я не дам знать о себе – уничтожать без жалости всю информацию, оборудование. Ждать. Пароль при встрече: «Мы могли встречаться в Австралии?» Отзыв: «Наверное, вы перепутали с Эстонией». Продолжение: «Точно! Я видел вас в Швейцарии!»
В Швейцарии, Австралии Тамм не бывал.
Жаль, что мало времени, было видно, что агент в звании подполковника жадно, словно сухая губка, впитывал неведомые ему знания. В него сегодня можно было вложить, и он усвоит, «переварит»,
