Джимми тряхнул головой. Да что же это такое, в конце-концов!.. Почему он должен решать [i]за кого-то[/i] столь жуткие дилеммы?! Где же этот, Верховный Механик? Где то, что обещает Священное Писание? Когда «Воздастся по заслугам?» Куда смотрит «Большой Босс» Мира шестеренок?!?!
Но он уже знал ответ.
Верховный Механик обеспечивает лишь [i]функционирование[/i] механизмов.
И – всё. А уж их [i]взаимодействие[/i] на [i]этом свете[/i] – не его Проблема!
Страшно?
Не то слово!..
Что ж. Он свой выбор, похоже, сделал. И пусть всё будет на его совести. Но такой человек жить не должен уж точно. Иначе трудно будет всем. А не только Джимми.
Хороших людей нужно поощрять. Плохих – наказывать. И пусть наказание последует в несколько… видоизменённом и… отсроченном виде – оно должно состояться!
Аккуратно засунув руку в механизм Моусона, Джимми кое-что подправил…
Жирный заголовок прямо-таки кричал: «Известный мафиози ускользнул от Закона, но кара Высшего Судьи настигла его прямо в собственной постели!» Пришлось купить.
Прочитав передовицу, Джимми фыркнул: пусть его самого преподносили, как беспринципного мерзавца, все признавали, что на сегодняшний день он – очень ловкий и умный перспективный адвокат.
А уж сколько было сказано о его клиенте… Сейчас, когда тот мёртв – можно не бояться, что твои слова забьют тебе обратно в глотку. Так что борзописцы уж постарались.
Скомкав, он выбросил газету в урну.
Однако теперь решать, соглашаться вести чьё-либо дело, или отослать клиента к менее «совестливым» коллегам, Джимми решал, только «прогулявшись» внутренним взором по закоулкам чужой памяти.
И так много оказывалось там такого, что лучше было бы не знать никогда…
Джимми терпел и продолжал помалкивать.
Белинду он встретил, когда ему исполнилось двадцать восемь.
Очаровательна, воздушна, мила. Гибкий точеный стан, огромная копна пушистых волос, обрамляющих миловидное личико… Ей – двадцать один. Вся жизнь впереди, все дороги открыты. Чтобы увидеть её насквозь даже не пришлось прикладывать усилий.
До боли она напоминала Мать в молодости.
Всё [i]прелестно[/i].
Именно это слово более всего подходило для описания внутреннего мирка его избранницы. (И именно так она и сама о себе думала!)
Не обременённая излишним интеллектом, и абсолютно лишённая логики и последовательности, как в долговременном планировании, так и в сиюминутных поступках, она являла окружающим то, что можно было со всей ответственностью назвать образцом Красоты, Непосредственности и Беззаботности.
Иногда Джимми (впрочем, теперь его куда чаще звали по фамилии – мистер Саммерс, и он имел все основания этим гордиться) казалось, что как раз за эту непредсказуемость и великолепный наив он и любит её столь сильно… И всё бы прекрасно, если б не одно «но».
Белинда не любила его.
Нет, он видел, понимал, что ей приятно его общество. Но она, скорее, рассматривает его как престижного спутника и интересного собеседника, чем как потенциального мужа, несмотря на попытки её матери убедить дочь серьезней отнестись именно к [i]его[/i] ухаживаниям.
Вглядываясь каждое утро в лицо, которое брил, Джимми не мог не согласиться, что уж если быть честным с самим собой, что выглядит он… Не слишком соответствующим образом для милой девочки-девушки, которая и одевалась так, словно ей – восемнадцать.
Его же хронические мешки под глазами, затаённая печаль и разочарованность во взгляде, а больше всего – почти седые волосы, которые он упорно отказывался красить, сильно портили общее впечатление.
«Гениального адвоката», скорее, можно было принять за отца очаровательного вечнопорхающего мотылька, столь удачно воплотившегося в тело обаятельнейшей хохотушки.
Но самым важным препятствием всё же являлся Любимый.
Да, у Белинды имелся и этот столь необходимый для приятной уверенности в будущем, атрибут. Именно так рассматривал его Джимми. Да и большинство знакомых девушки, похоже, думали так же.
Лайл Картрайт являл типичнейший образец «блестящего и перспективного молодого человека». Выпускник Итона, младший партнёр в компании отца, и…
Полное ничтожество.
Как никому, Джимми сквозь оболочку черепа прекрасной формы было видно всё: мелочность интересиков, медлительный ум, любовь к «Сладостям Жизни», уж[i]е[/i] ст[i]о[/i]ившей своему обладателю солидного (но тщательно затягиваемого в корсет) животика. Плюс ещё патологическая лень: на работу у Картрайта, похоже, была настоящая аллергия. Зато лучшего плейбоя от Филадельфии до Чикаго уж точно не нашлось бы.
Чёртов мачо воплощал (как нетрудно было заметить в головах не только Белинды – а вообще всех девушек и их благовоспитанных мамаш, принадлежавших к Сливкам Общества) образец классической греко-римской и т.п., красоты. Профиль, и особенно, форма носа у «образца», как вынужден был согласиться и Джимми, действительно – безупречны. А фотографии красавчика Лайла – то на великосветской тусовке, то – на пляжах Копакабаны – регулярно украшали завистливо-ехидные статейки в разделах Светской хроники.
Фотографии самого Джимми «украшали» только страницы хроники уголовной – если можно так сказать про эти серые и размытые небольшие изображения рядом с сомнительными статейками. И на них под строгим костюмом уж точно не было видно его т[i]е[/i]ла – собственно, накачанного ничуть не хуже, чем у мышчастого мачо. Хоть и не столь загорелого.
Но не всегда же красавец-соперник будет таким… «Очаровательным»!
Вырастет живот, потускнеют глаза, «подсядет» отравленная чрезмерными «возлияниями» печень, проявится склочный и брюзгливый характер, и перестанет работать… Ну, то, что должно работать у настоящего мужчины.
Потому что такой «эксплуатации» уж точно – долго ни один [i]о[/i]гран не выдержит.
Всё это произойдёт даже быстрее, чем дети Картрайта пойдут в школу…
Но это – раскладки Джимми.
Белинда, как упоминалось, столь надолго вперёд никогда не заглядывала. И вовсю подставляла уши для навешивания раскидистой «оправдательной» лапши после каждого очередного прокола Возлюбленного – будь то с очередной манекенщицей, или с очередным погромом, учиненным Лайлом в ресторане, где мачо погулял…
«Ах, милый… Как можно долго на тебя сердиться… Ну ладно! Но только обещай, что это – последний раз, когда ты!..»
Поэтому очутившись в очередном Сне, Джимми никак не мог понять – почему он оказался именно перед этим самовлюблённым ничтожеством.
Надо ли это понимать как то, что ему предлагают обеспечить своё Будущее, устранив основного и единственного соперника так, чтоб ни одна живая душа никогда ни о чём не догадалась?
Дети от Белинды, несомненно, будут и красивы, и (благодаря его генам) умны, но…
Стоит ли оно того?
Куда ему засунуть после этого свою проклятую Совесть, что все эти годы жгла его изнутри, словно калёным железом, тыкая каждый раз мордой: «Вот, смотри, что ты натворил!..» Лицо несчастного Малыша Рупа из далёкого детства столько раз заставляло его просыпаться с диким криком, на мокрой от липкого холодного пота подушке!
Ах, если б можно было…
Но почему – нельзя?! Ведь он уже – «плавал вспять по волнам Времени»?!
Кто ему мешает – хотя бы [i]попробовать[/i]?!
Не брать же, в самом деле на себя грех убийства, пусть тупого и эгоистичного, но – ни в чём серьезном не повинного человека?! Нельзя ведь в самом деле считать аргументом будущую несчастную жизнь с ним Белинды! Хотя она и видна ему во всех мерзко-скандальных подробностях, которые будут жадно смаковать стервятники-репортеры все той же светской хроники.
Ощущая внутри пустоту и обжигающий холод, Джимми сосредоточился, отдал приказ…
И вот он… подплывает к [i]себе[/i].
Господи… Только сейчас он заметил, как похож на всё того же дядю-дедушку Майкла.
Если бы кто из Голливудских режиссеров из разряда пиявок-паразитов, делающих деньги на тщеславии отдельных сверхуспешных представителей Бизнеса, решил снять фильм об их Семействе, (А денег оплатить такое удовольствие хватило бы с лихвой!) на роль Главы-Основателя в молодости, в годы Главных Решений и Великий Свершений, свободно можно брать Джимми. Причём – без всякого грима.
Решение не пришло неожиданно. Оно давно сидело в мозгу – осталось лишь…
Раз можно возвращаться вспять, изучая жизнь и «подвиги» клиентов, и кое-что предвидеть, как бы заглядывая в будущее, значит, можно и…
[left]Сосредоточившись, Джимми охватил руками «свою» голову. Столь сильно он ещё ничего не желал! Оно просто не должно, не может не
