заснеженное солнце

Часть 1
ПРОЛОГ
________
Я поведаю вам об одиночестве,
О разлуке, о чувстве горечи;
Которое, может, и мне не понять.
Но поверни мы время вспять,
Увидим тех родных людей,
Тех близких, к сердцу что прижаты,
И ничего.
Лишь только надо
По-настоящему скучать.
Не горевать,
А мирно ждать.
О нет, друзья,
Я не хочу с вас снять,
Розовые очки.
Вы веселитесь, хватайте сачки,
Бегите быстрее и смейтесь так ярко,
Что от смеха щёчкам станет жарко!
Любите и пойте, живите моментом.
Вот всё мои для вас аргументы.
Я лишь подожду.
Когда не кликая по имени-отчеству,
Я поведаю вам,
Об одиночестве.
ГЛАВА 1
_________
Норвегия.
Прекрасная Норвегия расстилалась лесами, горами и озерами, где кажется был вечный туман. Тучи медленно плыли, а туман не сходил да не сходил. Птицы садились около озер, что под горами, за которыми зеленели таинственные темные леса.
Казалось, в этих местах Солнце так редко светит. Все пытается пробить подчиненными собой лучами свет и пытается, пытается пробить туман и тучи, пытается пробить мглу и свет. Да никак у светила не получается. Бьется, бьется, и так устает, что идет в другие края, а в эти подзывает Луну.
А уж Луна-то как пробьет туман с тучами своими светом и лучами, как пробьет мглу темнеющую и свет невиданный норвежскому народу, так и останется хозяйничать на всю ночь. Когда совсем тяжко станет, то подзовет звезд на помощь, высыпая их по всему темному небосводу.
Свет и красота баюкает жителей, чтобы спали, так крепко спали. И чтобы горы спали, и озера чтоб спали, а леса будут рассказывать друг другу историю на ночь, так и уснут.
А история у шумных лесов на каждую ночь все одна- такая интересная, что не могут перестать ее рассказывать. Вот начнет одно дерево свою молву о девушке, красивой-красивой девушке, жившей в маленькой деревне; и тут же продолжит второе, рассказывая, как она жила, как помогала соседям и была доброй души человеком.
Тут уже весь лес зашелестит своими кронами, заплетет заново историю, как у девушки из деревни все жители ушли. Умерли, переехали, куда-то пропали.
И никого не осталось.
А хитрая девушка сняла свой расписной корсет, взяла свой лук со стрелами и захотела добраться до нового, еще не построенного, но определенно большого города через лес. И может, там бы она привела людей в свое село, вот только так ей стало обидно и грустно, так одиноко и токливо, что казалось, только деревья поняли всю ее беду. И отводили ее, отводили, да только ни до города она не добралась, ни людей не нашла. Пропала.
И поминали ее деревья добрым словом, помнили о ней и назвали ее Габриэлью и ласково кликали ее Лесным Духом.
И прижилось так народу это имя, так прижилась эта история в деревне Бейарн, что стали сплетни плести и другим рассказывать.
Полюбил народ, но не девушку.
Лесной дух полюбил.
ГЛАВА 2
_________
Она пребывала в вечном одиночестве.
Пребывала в боли, в нескончаемых страданиях.
Она всё рвалась, она пыталась, пыталась найти хоть кого-то, она молилась на ночь ради своей мечты, она кричала, кричала так отчаянно от боли, чтобы услышал хоть кто-то, хоть кто-то услышал!
И никого.
За века, за столетия, за всё года и времена.
Никого.
Она больше не могла терпеть одиночество.
Она легла, легла в белый мягкий снег.
И громко заплакала.
Как же она устала, как же она соскучилась по людской ласке!
И где же,
Где она?
Она искала всё время, веками, столетиями и годами.
И не нашла.
И всё кричала и кричала, чтобы кто-то пришёл.
И как больно ей было.
Она устала нести эту ношу.
Она устала быть в вечном одиночестве.
Она устала, что даже снег, даже пурга, стали её убаюкивать.
А она лишь лежала с желанием отдохнуть и растворится в белом снегу.
Но растворится и отдохнуть она могла не в белом снегу, а лишь в людях.
В людской ласке и любви, в человеческой доброте и терпении.
Она давно это поняла.
ГЛАВА 3
_________
Погода, казалось, была самая обычная, но такая странная. Свежий туман только начал приходить, морозный воздух был такой чистый, что дышать было так легко. А выдыхать так тяжело. И холодно становится. Снежинки медленно-медленно спускались с темнеющего неба, освещая и его, и прозрачный воздух.
Солнце, казалось, продолжало еще дремать этим утром, а не лениво выкатываться в попытках пробить своими лучами мглу и тучи.
За ночь дорожки припорошило блестящим холодным снегом, что приятно хрустел на сапогах явно не местного товарища. Одет был в теплую шубу, хотя и под ее густым мехом виднелся пиджак. Рубашка и весьма располагающее милое лицо со спокойной улыбкой. Растрепанные каштановые волосы закрывали взгляд позади идущему долговязому другу, что нервно протягивал очки ему забывчивому.
Казалось, откуда тут такие долговязые, но белесость и ярко выраженный акцент выдавали его за здешнего. Криво зачесанная копна волос, старый-престарый галстук, криво заштопанные штаны. Ухоженная кожа с небольшими яркими веснушками, вздернутый носик и тревожный взгляд. Правда, смотрел этот человек так нервозно, так строго и с волнительным страхом, что и доверятся такому не хотелось.
И с вечной тревогой он отвечал на речи первого, а тот все говорил ему и говорил:
- Ну-с, не угадаешь, ай ты не угадаешь, чего я сейчас надумал, - говорил он задорно, но размеренно, подергивая большим носом от мороза. А сзади идущий товарищ все смахивал да смахивал снег с чужих плеч. Снежинки плясали в его растрепанной гриве, а товарищ все так же нервозно отвечал:
- Нет-с, пожалуй, никогда, никогда не догадаюсь.
Ответ поступил незамедлительно:
- А вот оно что: уже я знаю, что придется сейчас делать, ай даже с кем уже знаю, уже все я знаю! - говорящий явно гордился своим этим знанием, очень гордился.
- Хитёр ты! А если промахнешься? – со смешком и привычной тревогой спрашивал белесый.
- Ах ты, Уве, все у тебя плохо! – воскликнул рассказчик, чихая,- Слыхал? Правда значит, не промахнусь! – и так же размеренно зашагал.
Казалось, он давно уже понял, что стоит поторопится к своему месту работы, подобно своему товарищу, но кажется, и товарищ подождет, и работа подождет, а там уже его весь мир ждать будет.
А он и не напрягался, наоборот, считал, так даже лучше.
- Послушай-ка, - блаженно и интригующе начинал он, - Хочу тебе рассказать, что первым делом ко мне всегда подходит один… Герр. Чудак, ей Богу, чудак!
Уве непонимающе поморгал глазами, обнимая друга и снова стряхивая снег с его плеч. Отойдя, он схватил его за руку, чтобы вещающий друг не свалился и спросил его:
- И что же-с, получается, все у тебя там такие чудаки?
- Да брось, он один бредовый, - перебил тот беднягу Уве, - Под дверями меня ждет каждое утро, ну я его издаю, естественно-с. После обеда зайдет, и, Упаси Господь, вечером придет, - жаловался он на вечного посетителя, отрывая свою руку от товарищеской. А тот смиренно продолжал слушать рассказы друга- переплетчика, так еще и редактора.
А он, болтун, все продолжал, уже восхищаясь:
- Но пишет как, ах ты бы знал, Уве, ай может и узнаешь! Разборчиво, красиво.
- И чем же сей Герр чудак? – с живым интересом и горящими глазами спрашивал белокурый товарищ. Кажется, тот правда проникся и заинтересовался незнакомцем-чудаком.
- Так вот оно какое дело, мой друг, - устало вздохнул редактор,- Все же в разных направлениях он пишет-с, да еще как, но чудно мне это: все на одну тему, все о небывалой красоты девушке и дивном густом лесе.
Нервный товарищ замолк, убавив темп, пока идущий рядом ждал его реакции. Так и не дождавшись, болтун-редактор продолжил:
- И невольно думается мне, тревожиться, коль бы чудак мой не влюбился, авось влюбился, ой Уве, совсем кажется влюбился…
- А сколько же ему будет? – учтиво спрашивал друг, нервно доставая часы из кармана в страхе опоздания. Ведь как старые приятели могут так заболтаться, что про что угодно на свете забудут.
А рассказчик совсем не задумывался о таких мелочах, продолжая:
- Господь его разберет, около девятнадцати, скажу, лет от роду. А тот еще чудак, еще какой чудак…
- Глупейшим будет человеком Герр?
- Глупейшим будет! Глупейший человек, ей Богу!- переходил на хохот редактор, - Что первое ему вздумается, то и делает.
- Глупейший!
- Глупейший, Уве, глупейший! Еще и на ровном месте падает, - морщась хохотал растрепанный рассказчик, - И чечетку Герр в снег спляшет.
- Совсем было глупейший?
- Да так и будет!
Кажется, уже оба товарища забыли счет времени. Даже Уве забыл о своей вечной тревожности и нервозности. Так тепло и хорошо ему было в холодное утро.
С неохотой, тому пришлось достать из кармана дорогие позолоченные часы, и выдыхая:
- Ты бы на время поглядел, а повеселил ты меня своим Герром так уж повеселил,- казалось, ему вернулись и счет времени, и вечная тревожность, - Пора-с .
- Пора-с, товарищ, буду рад, коли еще зайдешь.
Так и распрощались.
А снег все сыпал и сыпал, проясняя небо и вызывая, выкатывая солнце.
Утро было веселым.
ГЛАВА 4
_________
Солнце начинало попытки пробиваться, билось через бесконечный прозрачный воздух и белый снег, что сыпал огромными хлопьями. Редактор, явно с чужих земель, подходил к своему месту работы, где около массивной деревянной двери его уже заждался чудной Герр.
Подходил он к небольшому лачужному домику, где его уже заждался большой стол, захламленный бумагами, любимая чернильница и перо. Бечевка, неаккуратно лежащая на стуле, коробка в темном углу с запасами кожи, рядом с которой был небольшой камин. Большой-большой стол упирался прямо в маленькое окошко, что стояло так низко. Однако, казалось, будто он видел все через это окно: озеро где-то внизу, где давно застоялся густой молочный туман. Большущий холм на котором стоял его домик вел к домам, разным-разным домам, и все в тумане; к озерам и лугам, необъятным полям, и все в тумане; к лесам с бесконечными елями и тонкими березами, с молодыми соснами и огромными дубами, и все в тумане; к горам невиданной вышины, и все в тумане.
И это прекрасное вдохновляющее зрелище он видел каждый день.
Из маленького окна рядом со столом.
А там, где-то там, около массивной деревянной двери давно мерз чудной Герр.
И так вдохновлял его этот Герр, что сейчас чихал и чихал, так чихал.
Чуден Герр был даже на внешний вид: было на нем легкое синее облезшее пальто, армейский потрепанный ремень, старые-старые штаны, под которыми виднелись новомодные гольфы. И чудно было редактору не только возраст вещей, старых-старых, но и обычные туфли Герра. У всего народа были такие же туфли, как и у чудного Герра, а он в них и зимой, и летом, а ботинкам хоть бы хны. И представлялось редактору, как он шел через сугробы. Под желтеющим пальто виднелась рубашка и нательный крестик, а лицо у Герра было удивительно и даже обаятельно. Черты его были поистине невинны: серые-серые глаза, пухлые щеки, потрескавшиеся губы, нос крючком и кудрявые-кудрявые светло-русые волосы украшали его, но не так сильно, как омерзительные костлявые ручки. Тоненько расцарапанные пером, измазанные в чернилах и с выпирающими костяшками с небольшими мозолями ручки, редактор считал главным вдохновляющим украшением паренька. Герр не носил перчаток. А ему и не надо. Все равно ему было на нынче популярную прихоть. Омерзительными костлявыми руками он держал огромную сумку. И не было понятно, откуда у него такая сумка. Сам, наверное, сшил. Или матушка.
Герр был добр и вечно спокоен, что любой