Загадка Симфосия. День четвертый

ополчали пажитей супротив князя, улещали поганых агарян полонить русский народ. Да не будет супостатам прощения! Подавили и пожгли мы злодеев зодно с волочайками и выб***ками их великое множество. Призвали Русь к порядку!
      Помнится мне, прости Господи, не в обители буде сказано, когда лютой казнью магу Святозарке отсекали руки-ноги, возопил он истошно к Велиару, скликая проклятья на наши головы. Изловчился тогда дядька Назар и одним махом снес башку витии долой. Ребята же мои, озлобясь на колдуна, дружно помочились на отсеченную голову в самую что ни на есть вонючую пасть. И их можно понять. Вот так то!..
      Я представил картину той казни — расправу молодцов дружинников над полубезумным старцем. Но почему-то я нисколько не сочувствовал ему, даже из христианского сострадания. Разухабистую выходку воев не оправдывал, но и осуждать права не имел. Не по-евангельски будет мною сказано: «Когда ходишь по острию ножа, всяческая мораль приказывает долго жить...» И потому я со всей серьезностью откликнулся на предложение Андрея Ростиславича пойти посмотреть пойманного бродягу.
     
      Примечание:
     
      1. Михаил — Михаил Юрьевич (1134-1176), кн. Переяславский, вел. кн. Киевский (1174), вел. кн. Владимирский (1174-1176), старший брат вел. кн. Всеволода III.
      2. Борис святой — Борис Владимирович (ок. 990 — уб.1015), кн. Ростовский, он и его брат Глеб — первые русские святые.
     
     
      Глава 2
      Где множится число смертей в обители. Убит вельможа Горислав, а богомил Ефрем бежал из узилища
     
      Мы двинулись к казематной башне. По дороге завязался непритязательный разговор о пагубных обычаях, вызванных суеверием. Взялись говорить о всяческих заговорах, приворотах и ином доступном простецам чародействе. Доморощенное волхование широко применялось всеми слоями населения, им не брезговали даже в княжьих светелках. Помянули и о неискоренимой тяге русичей к языческой обрядности в домашнем быту, особенно во дни празднеств. Увлеченные занятной беседой, мы совершенно отрешились от происходящего вокруг.
      Оттого не сразу расслышали людские возгласы, доносящиеся от странноприимного дома. И лишь когда они обратились в отчетливый шум, нам пришлось с досадой обернуться. Стоило поднапрячь глаза, как сквозь клочковатый туман мы разглядели мятущуюся толпу. Любопытство взяло верх, и нам пристало подойти ближе.
      Несмотря на час, предназначенный молитве Иисусовой и уединению, множество иноков сбилось возле восточного крыла гостиницы. Взволнованные и, прямо сказать, испуганные люди, прижимаясь друг к дружке, тем изъявляя потребность во взаимной поддержке, напряженно вглядывались в дверной проем. По доносившимся репликам мы догадались, что в обители стряслось очередное лихо. Впрочем, нам толком ничего не могли объяснить — не ведали даже имени жертвы. Мы насилу протиснулись сквозь людскую толщу, прошли в гостевой дом. В просторной прихожей нам попался на глаза растерянно-бесхитростный мечник князя Владимира. Оказалось, он давно уже послал за боярином Андреем, да нас не отыскали. Филипп взялся извиняться, но Андрей Ростиславич, раздраженно махнув рукой, нетерпеливо вопросил:
      — Кто! Кто убит? Кто таков?
      — Боярин ближнего круга Горислав! — и, совсем сникнув, мечник еле выговорил, — Горислав Владимирович, первый из вельмож...
      — Тудыт вас, растудыт! — не найдя иных слов от свалившейся напасти, по-мужицки топорно выругался боярин. — Почто его сюда-то занесло? Их ведь с Судиславом поместили в хоромах в игуменских покоях...
      — А Бог его ведает? — недоумевал опечаленный витязь.
      — Князя уведомил? — требовательно вопросил Андрей Ростиславич.
      — Без тебя, боярин, не решился сообщить. Не отважился поднимать Владимира Ярославича с постели. Чего я ему скажу? — в свое оправдание мечник добавил. — Караул усилен с ночи. Выставил секреты. Стража божится, что ворота были заперты, — подумав, заключил. — Обитель никто не покидал.
      — Ну а я то каким тут краем? — усмехнулся Андрей Ростиславич. — Я воевода или каштелян?.. Ох, ребята, ребята... Хорошо хоть ты, Филипп, стражу поставил. А кому уйти, и так уйдет... Тут ходов всяческих понарыто, упаси Бог. Да дело и не в том... Чужаков в обители нет, — с горечью уточнил, — свои, свои орудуют! — и уже деловито справился. — Настоятеля известили?
      — Игумен обещал вскорости прибыть. На месте травщик Савелий, да толку-то от него! — уже смелей доложил Филипп.
      — Как убит? Чем и когда?
      — Зарезан, заколот сразу наповал, запороли как хряка — прямо в поддых, причем его же кинжалом, — и, сдерживая чувства, стал разжевать доходчивей. — Тут, знаешь, Ростиславич, в этом крыле на втором этаже из гостей, почитай, никто не живет, к полунощнице никто не ходит. Здесь даже лампадка не затеплена. Нашли случайно. Один клирик, пришлый, во тьме заблукал и в переходе у самой лестницы споткнулся о тело.
      — Андрей Ростиславич, батюшка ты наш! — раздался зычный голос, и уж следом, исходя паром, вбежал дядька Назар Юрьев, за ним вломилось еще трое наших. — А мы с ног сбились, разыскивая тебя. Как нам кликнули, мол, боярина порешили, мы трухнули — не с тобой ли сотворили? Избавь Бог! Да я тут всех порубаю! — разошелся не на шутку старый вояка.
      — Не дури, старый, чего мелешь помело. И так худо содеялось... — одернул боярин воеводу. — Вот что, ребята... Ты, Назар, знаешь, что делать. Да и ты, Филипп, не новичок. Надлежит по горячим следам учинить скорый розыск.
      Дружинники понимающе переглянулись. Андрей Ростиславич вдохновенно распрямился:
      — Здесь, братцы, гнездится измена. Уж тут нам никто не указ, разве же кроме самого князя. Настоятель, тот не станет упираться. Так вот... Филипп, возьми самых проверенных гридней, по-быстрому прощупай остальных воев. Следы!.. Соображай — кровцу-то надобно удалить... После соберешь чернецов и послушников — всех без разбору в трапезной. Бог простит... Туда же и пришлых... Осмотри тщательно! Ищи пятна крови, замытую одежду, оружие и снасть ременную со свежинкой. В общем, не мне тебя учить кур щупать... Смотри, не проморгай! А то прохлопаем злодея. Подозрительных в сторону... Я после подойду. Надобно будить Владимира Ярославича. Свиту соберем в большой гриднице, — малость подумав, боярин продолжил, посмотрев на дядьку Назара, — Гюрич, давай наших! Вели сгонять челядь и холопов на ток. А мы с аввой Парфением потом решим, надобно ли чинить обыск по кельям. Коль будет так, возьмем в подспорье монахов. Всё, ребята, за дело!..
      Филипп и Назар Юрьев опрометью метнулись к выходу, чуть не сбив с ног вступившего в сени отца настоятеля.
      Андрей Ростиславич спешно произнес в мою сторону:
      — Навряд ли у них что получится?.. Натворят переполоху... ну и ладно. Хоть на виду будут все, и то дело!
      — Неужто новая беда приключилась? — горестно вопросил игумен.
      Боярину пристало объяснить старцу:
      — Отче, лиходей порешил вельможного Горислава. Пойдем, поглядим на несчастного, — и ступил первым на лестницу.
      В верхних покоях вовсю полыхали факелы. Убитый лежал навзничь, широко разметав руки, шапка с расшитым верхом валялась в сторонке. Распахнутые полы шубы и кафтана открывали обильно выпачканное кровью белье. Поверх живота покойника лежали изукрашенные каменьями кинжальные ножны. Само же орудие убийства, червленый булат, был вонзен в бревенчатую стену выше человеческого роста. Возле распростертого тела суетился травщик Савелий и пришлый незнакомый попик, украдкой вытиравший руки о полы нагольного тулупчика. Как выяснилось, именно он, заплутав впотьмах, наткнулся на покойника. У входов в кельи, переминаясь с ноги на ногу, в одном исподнем стояли перепуганные постояльцы. Парфений, до того выглядевший молодцом, вдруг по-старчески судорожно затрясся, и очумело взялся округ творить крестные знамения.
      — Отче, остановись! — осадил его шальной порыв Андрей Ростиславич. — Потом отмолишь... Нам нужно срочно выяснить, к кому или от кого шел Горислав Владимирович? Да успокойся ты, авва, наконец! Чего трясешься, ровно лист осиновый? — сердито произнес боярин, чуть даже не прикрикнув на взбудораженного игумена.
      Парфений насупился, покоробленный подобным тоном. На его висках вздулись жилы, казалось, от обиды он потерял дар речи. Но все же умный старец поборол гордыню, сдюжил оскорбительный тон боярина и даже укротил свою нервическую дрожь. Завидная, видать, у старца сила воли. Бесспорно, игумен прекрасно сознавал, кто теперь в ответе за все происходящее здесь. Прояви он излишнее негодование, встав на защиту своей чести, можно было испортить начатое дело, которое, несомненно, важней уязвленной гордыни.
      — Да-да, разумеется... — смиренно ответствовал он.
      Но Андрею Ростиславичу было не до душевных тонкостей. Бегло оглядев труп вельможи, он отметил, что облачение боярина весьма основательное, словно тот приготовился в дальний путь дорожку. Вот таки и собрался... Ростиславич велел мне проверить содержимое карманов покойника, ибо ни кошеля, ни какой либо сумы при нем не обнаружили.
      Подавив брезгливость, стараясь не окровениться, обследовал я одежду мертвеца. Ничего существенного не нашел, так: одна лишь утирка да хлебные крошки. Для полноты зрелища замечу, что кровь в ране на животе уже свернулась и более не сочилась. Почему-то лицо Горислава надменное и в смерти, — изрядно выпачкано ею. Видимо, споткнувшись во тьме, клирик коснулся разверстой раны, затем в попытке подняться на ноги перемазал личину боярина, оттого и обтирал усердно свои руки. Кроме того, попик изрядно наследил вокруг тела, вляпавшись в кровяную лужицу, натекшую из раны. Одно скажу — зрелище предстало не для слабонервных.
      Андрей Ростиславич, завершив беглый осмотр, отвел настоятеля в сторонку и что-то взялся ему втолковывать. Отец Парфений поначалу противился, но, войдя в резоны боярина, нехотя уступил ему. Наконец, достигнув обоюдного согласия, они расстались. Мы с облегчением вздохнули, ибо присутствие игумена, безусловно, стесняло всех нас.
      Стали опрашивать постояльцев. То были калики перехожие, клирики самого мелкого пошиба. Какие могли быть дела (тем паче ночью) меж ними и вельможным боярином — оставалось только гадать. Во всяком случае, ничего, кроме недозволительной плотской связи, на ум ни шло. К тому же двое из них явно преклонных лет и внешностью неказисты, лысые, со свалявшимися бородами. Все четверо клялись и божились, что боярина не знают, да и не по чину им такая честь.
      Что же... доводы вполне разумные, измышлять же о покойном всяческие мерзости, право, грешно. Но все-таки зачем вельможа оказался здесь? Загадка!.. Призвали стражу, и странников на время посадили под запор. Велено было обыскать их комнатушки, заодно проверить и священника недотепу. А дабы он чего не отмочил по глупости, и его, сердешного, заодно отправили вослед каликам-постояльцам.
      Наскоро прикинув, что к чему, мы сошлись на одной незамысловатой мыслишке. Скорее всего, в темный коридор завел боярина Горислава сам убийца. Но при каких обстоятельствах, оставалось только гадать... Однако появилась ниточка надежды. Возможно, кто-то заприметил парочку, коль