Загадка Симфосия. День четвертый

золото, потому намеренно растравлял похоть нестойкого чернеца, отыскивая ему селянок для любовных утех. Но упрямый Захария как в рот воды набрал. Ефрему не было смысла убивать библиотекаря. Он ему был нужен живым, ибо в противном случае исчезала надежда овладеть сокровищами князя Ярослава.
      Ну что же... Можно считать доводы ключаря весьма убедительными.
     
     
      Глава 11
      Где рассказывается об устремлениях галицких бояр Судислава и покойного Горислава
     
      Покинув мерзкое узилище, зашоренные сумеречным туманом, мы обменялись мнениями по поводу признаний Ефрема. В раздумьях Андрея Ростиславича сквозила подавленность. Безусловно, он рассчитывал, что раскрытие смерти вельможи приблизит нас к разгадке предыдущих убийств. Но явь опровергла надежды, кончина Горислава никак не связана с теми злодействами. Убийство вельможи, нежданно-негаданно обрушившись на обитель, на целый день отсрочило проводимое расследование. И теперь придется возобновлять его с оставленного рубежа.
      Как и было обещано, Андрей Ростиславич рассказал о недавнем разговоре с вельможей Судиславом. Боярин из первых рук получил откровенное объяснение непрестанной подковерной грызне галицких старшин.
      С первых слов сановного старца Андрей Ростиславич уяснил, что, вопреки показной дружбе, ближние бояре Судислав и Горислав на дух не переносили друг друга. Старший, в отличие от младшего собрата, не был отягощен пороком стяжательства. Разумеется, крупному вельможе не спрятаться от имущественных тягот, однако у старика они уходили на второй план. Во всяком случае, прилюдно он не выпячивал денежное бремя, сугубые дела разрешал втай с Божьей помощью. Коренным же у него являлся интерес к власти как таковой, неутоленная старческая гордыня искала горнее поприще.
      Горислав отнюдь не таков. Определенно в том муже преобладала расчетливая купеческая закваска. В его жилах текла торгашеская кровь, лишенная рыцарского благородства. Все помыслы алчного боярина сводилась к одному, как бы потуже набить мошну, а там хоть трава не расцветай. Многие приятели осуждали Горислава за корыстный нрав, но ценили в нем подвижную, кипучую натуру и жидовскую сметливость. Благодаря тем качествам удавались его лихие задумки — и деляческие, и на сановной ниве. Считалось, что участие Горислава обеспечит успех любому предприятию, словно тот заговорен от провалов и неудач.
      Касаемо личной жизни боярина, отчасти она уже известна нам, то, вопреки недугу скопидомства, был он падок на женщин и зелие, видя в том усладу души. Его вычуры стяжали боярину славу первого похабника в Галиче.
      Судислав тертый лис неустанно отслеживал грязные проделки «лучшего друга». Представься случай, он бы без сожаленья расправился с нечистоплотным выскочкой, который, обставив древние роды, лихо продвинулся в годину угорского ига. Злословили — якобы был он негласным мытарем при королевиче Андрее, судачили также, что из золотых ручейков, стекавшихся в мадьярскую казну, весомый поток излился в карман Горислава.
      Когда ляшский воевода Николай изгнал венгров, Владимир Ярославич избавился от угорских приспешников, Горислава же, вопреки гуляющей о нем молве, приблизил к себе. Князю неизменно наушничали о неискренности ближнего боярина. Безусловно, доносили о сношениях с лазутчиками короля Белы, однако Владимир оставался безучастным, не трогал Горислава.
      Судислав считал, что Ярославич привечает Горислава намеренно, дабы сподручней приглядывать за венгерским охвостьем, не то, затаившись, оно нанесет удар из-за угла.
      Андрей Ростиславич согласился — вполне разумная позиция.
      Касательно ключаря Ефрема Судислав предположил, что боярина и эконома, скорее всего, связывала служба общим хозяевам. Но как веревочка не вейся — конец один, вот и достукались холуи угорские...
      И тут, немного расслабясь, Андрей Ростиславич взялся пространно рассуждать о сущности явления, называемого греками politika(1), или благоразумное управление. Видимо, те помыслы давно занимали его, вот он и нашел время поделиться ими:
      — В любом значительном деле, тем паче царском или княжеском, есть две составные стороны. Одна явная, очевидная, открытая всем половина. Назовем ее созидательным поприщем. Разрешаются насущные нужды, претворяются в жизнь добрые намерения. Возводятся города и крепости, мостятся дороги, вырабатывается товар, собираются оброки и подати.
      Но есть и вторая сторона — негласная, сокрытая от непосвященных очей. Это и есть стезя «politik». Всякое дело имеет доброхотов и противников. Одни искренне помогают, всячески поддерживают, порой не щадя живота. Другие, исходя из корыстных интересов, намеренно мешают, противодействуют всякому начинанию. Плетут мерзкие интриги, устраивают проволочки, стараются отсрочить затеянное. Не гнушаясь подлыми средствами, находят повод, чтобы навредить, порушить неугодные им намерения.
      В жизни все так переплетено, запутано и усложнено, что нельзя начинать даже маломальского дела без учета предвзятости врагов. Иначе благой замысел будет обречен на провал. Предвиденьем и устранением чинимых недругом пакостей, искоренением всяческих проявлений вражды — вот чем занимается politika. И всякий дельный и деятельный человек должен стать «politik», проще говоря — выжигой, радеющим своему делу. Не легко прокладывать торный путь среди шипов и терний. И чем меньше они исцарапают его, тем больше почет и слава. Ведь не секрет, что многие добросердечные дела, затеянные с поголовного одобрения, дружно начатые, так и не дошли до завершения. Их порушили козни противников и уж, что весьма обидно, раздоры в рядах участников предприятия.
      Таким образом, чтобы усилия не были напрасны, основоположник любого дела обязан слыть «politik». Он призван просчитывать всю совокупность возводимого им сооружения. Дабы не пришлось сетовать на других, посыпая голову пеплом. Начальник, предводитель, вождь, князь обязаны быть strategos(2). Нельзя строить знание на песке коварных человеческих взаимоотношений, уж лучше тогда не затеваться. А ежели есть твердое намерения, учти все про все, а не только, как будет смотреться обложенный белым камнем фасад.
      Завершив заумь, Андрей Ростиславич дал пространную характеристику двум вельможам. Не все в его доводах можно принять на веру. Но он тщился оценить их по справедливости.
      Являясь сподвижником Осмомысла, боярин Судислав остался верен заветам старого князя. Он поддержал его сына Олега. После невыясненной гибели Настасьича Судислав вошел в число вождей боярских, решительно стоящих за свободу Галичины от кого бы то ни было. Вот здесь и проходил главный их водораздел с Гориславом. Молодой боярин возглавлял венгерских приспешников.
      Но и Судислав, и Горислав отстаивали коренную цель боярства — упрочение власти знати. Однако старый хотел достижения той цели добропорядочном, естественным и законным путем. Горислав же рассчитывал на закордонную поддержку, на иноземное вмешательство в дела княжества.
      Таким образом, представляемые ими силы по своей сути являлись враждебными — деятельность одной исключала расчетливые замыслы другой. Но до поры до времени их объединяла общая нелюбовь к Владимиру, который, в свою очередь, не желал усиления местного боярства. Вот они взаимно и сдерживали перегретый пар ненависти, опасаясь развязать братоубийственные ристалища.
      Осмотрительный Судислав умело скрывал неприязнь к боярину Гориславу. Старик исхитрялся использовать вес Горислава для давления на князя, для ослабления его позиций в уделе. Впрочем, подобным образом в отношении Судислава вел себя и Горислав.
      Что еще связывало их? Имели ли они совместные планы?.. Обязательно. Прежде всего намеревались устранить несговорчивого игумена Кирилла и поставить настоятелем своего выдвиженца Микулицу. С подачи проходимцев хотели оболгать Парфения и его сподвижников, очернив их в глазах князя, опорочить тем самым суздальскую колонию в Галиче, отнять у суздальцев доверие правителя. После чего поссорить Владимира с дядей Всеволодом — в итоге лишить князя главной опоры, а уж затем полностью подчинить Ярославича, сделать его послушным орудием в своих руках.
      Но далее их намерения существенно расходились. Судислав хотел при слабом князе укрепить самостоятельность боярства и свести на нет княжескую власть. Он мечтал о правлении боярских «лучших людей». При сохранении православия и славянской общности превратить Галичину в наезженный перевал меж Русью и остальной Европой. Что, по его разумению, должно обеспечить не только несказанное обогащение бояр, но и в целом поспособствует расцвету Галицкой земли. Позиция, надо сказать — благородная и щедрая. Галич станет торговой республикой по примеру Новгорода. Но более выгодное территориальное расположение даст ему больше преимуществ, выведет в разряд держав, схожих с Венецией и Генуей.
      Горислав же хотел, ослабив власть князя, породить в княжестве хаос. Учитывая неизбежное противоборство боярских группировок, призвать на подмогу венгров и, используя попустительство Святослава Киевского, установить на Галичине прежние, вассальные мадьярам вотчинные порядки, где себя видел первым лицом. Основной его целью являлось неприкрытое хищническое обогащение, уже ни чем и ни кем не сдерживаемое, бессердечное и бесстыдное по своему характеру. Определенно он надеялся на вхождение боярской верхушки в венгерскую знать. Следствием победы Горислава явился бы скорый переход Галича в папизм. И окончательным результатом чаяний изменников — стало бы отпадение Галичины от Руси, от славянских корней, превращение в иную, не русскую, а бог весть какую страну и народ.
      Разумеется, ни один подлинно русский и православный человек не пойдет на подобную подлость. Тут уж Андрею Ростиславичу подходил Судислав как возможный союзник. Какая она, Галичина, ни есть, но это русская земля — и венграм, и латинству в ней не место!
     
      Примечание:
     
      1. Politika — политика (греч.), государственные или общественные дела.
      2. Strategos — стратег (греч.), от stratos — войско, ago — веду.
     
     
      Глава 12
      В которой Василий разбирает потаенные письмена и пытается увязать их с гибелью Захарии
     
      Четвертый день нашего пребывания в обители неуклонно подходил к концу. Тьма, сползшая с окрестных гор, накрыла киновию едва проницаемым для лучей света покрывалом. И лишь мерные удары церковного колокола, призывающие к вечерне, напоминали, что жизнь не затухла, а идет исстари заведенным порядком, и так должно быть до скончания века. Братия скученными группами по обыкновению дружно стягивалась к храму, чтобы, завершая суточный круг, воздав положенное творцу, с миром ступить в сон грядущий. Я поймал себя на мысли, что из-за нашего расследования совершенно позабыл свой иноческий долг. Нерегулярно хожу в церковь, даже почасовым молитвам уделяю недостойно мало времени, молитву Иисусову творю абы как, суетливо, без должного отрешения от мирских помыслов.
      Дабы восполнить сей пробел, я покаянно решил отправиться в храм