Проклятый род

согласилась.
Они шли по Большой улице, центральной в городе, широкой и светлой и прохожие невольно обращали внимание на эту странную пару: высокая, стройная, красивая девица и небольшого росточка, плюгавый, в толстых очках на носу, худой мужик в засаленных джинсах и зеленой полинялой майке.
— А раньше я была другой. На меня никто внимания не обращал. — Вдруг сказала Ксения.
— Когда это раньше?
— Ну, когда училась в институте, кстати, на одном факультете вместе с вами, только вы были на три курса старше меня. И знаете, вы мне тогда нравились.
— А я вот вас что-то не помню.
— Где уж вам помнить, Андрей Петрович, вы тогда кроме книг и пыльных архивных бумаг ничем и не интересовались.
Она о чем-то задумалась, а потом с какой-то грустью сказала:
— Может если бы не вы, ничего бы и не было. Впрочем, это теперь уже и не важно, тем более, что мы уже пришли.
Они остановились у красной кирпичной ограды Воздвиженского кладбища. Уже совсем стемнело. Зажглись фонари, которых вдоль ограды было только три. Они чуть чуть освящали асфальтовую дорожку. Андрею казалось, что в темноте он видит только лицо и волосы Ксении, а фигура как бы исчезла, когда они вновь оказывались на свету, он снова видел ее всю.
У входа на кладбище приютился ветхий домишка смотрителя. Крыша во многих местах над домом провалилась, стекла в окнах были выбиты и заколочены досками, смотритель давно не жил в этом доме. Кладбище было старое, на нем никого не хоронили, и оно постепенно приходило в запустение.
— Странно, как быстро стемнело, неужели мы так долго шли, от музея до кладбища не так уж и далеко. — Сказал Андрей и, посмотрев на часы еще больше удивился — было половина одиннадцатого.
— Да, Андрей Петрович, мы шли с вами долго, и мне подумалось, не пригласить ли мне вас на чашечку кофе? — Она в раздумии посмотрела не него и продолжила. — Хотя нет. В другой день. Завтра, а?
Ксения вопросительно посмотрела на него. И тут Андрей поразила мысль, которая до сих пор с того момента как они отошли от музея, сидела у него где-то в подсознании, и какая-то чужая сила не давала ей вырваться на волю. «Все как в абсурдном сне. Мы знакомы с этой девушкой шесть месяцев, но до этого дня она только здоровалась со мной. А сегодня я ее провожаю домой через кладбище, а живет она в противоположной стороне, и до кладбища идти не более 20 минут, мы никуда не сворачивали и не останавливались и, тем не менее, шли почти 4 часа». Улица была пустынна, Андрей не видел ни одного прохожего, и было удивительно тихо, как будто город вымер. Внезапно Орфеева охватил страх. Он как волна поднимался от самых пяток, и тело цепенело. А Ксения Попова стояла напротив, и ждала ответа, и в этот момент Андрей боялся только одного, что она…. Ксения как будто услышала его мысли, наклонилась к нему, и сердце его сжалось. Она наклонилась к самому его уху, дыхание ее он ощущал на своей щеке и не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой он в отчаянии закрыл глаза.
— Ты придешь, — шепотом сказала она. — Ты обязательно придешь. И я сделаю то, чего ты сейчас так боишься: я крепко обниму тебя, я прижмусь к твоему телу, и мы станем одним целым, и жизнь твоя сильно изменится. Впрочем, сможешь ли ты это называть жизнью?
Она засмеялась и побежала к воротам. Андрей открыл глаза, и ему показалось, что Ксения не ушла, а просто растворилась в воздухе, как будто ее и не было вовсе.

* * *

Дом, в котором жил Андрей Орфеев, достался ему в наследство от деда Никифора Стронкина, известного в городе продавца антиквариата. Он купил его, довольно дешево у барона Аверабля Генделя, когда тот вынужден был эмигрировать на Запад из Советской России. О самом Стронкине в городе говорили разное. Одни утверждали: что он страшно богат и у него в доме, даже подлокотники кресел сделаны из золота. Другие что богатство свое он нажил, будучи секретным сотрудником НКВД. А делал он это так: приходил к кому-нибудь из «бывших» якобы как историк-краевед собирающий воспоминания людей о былом времени. Пока разговаривал, подмечал, что есть ценного в квартире, а на следующий день человека, с которым он разговаривал, увозили в «воронке» и больше его никто уже не видел. Часть имущества исчезнувшего каким-то образом попадало к Никифору Стронкину.
Еще в 1950 –х годах Никифор купил большой дом с верандой. Жил в нем уединенно, никого не принимал, там же хранил свою коллекцию. Жена Никифора умерла почти сразу после покупки этого дома. Говорили, что Стронкин запер ее в одной из многочисленных комнат и дверь этой комнаты никогда не открывал. Такие ходили слухи.
Единственная дочь его провела детство в этом же доме, когда ей исполнилось лет пятнадцать, он выгнал ее из дома. Но она не растерялась, устроилась работать на завод, затем окончила техникум, вышла замуж. Когда родился Андрей (в 1973 г.), отец вдруг вспомнил о дочери, стал ее навещать, помогал материально. Дочь принимала это как должное, как будто и не было многолетнего разрыва и той обиды, которую нанес ей отец. Никифор очень сильно любил своего внука Андрея. Именно от деда Орфеев унаследовал страсть к историческим изысканиям и собирательству разных раритетов.
По смерти деда выяснилось, что ни коллекции, о которой в городе так много говорили, ни особых каких-то богатств нет. Остался только сам дом и антикварная обстановка его комнат. Да еще небольшая библиотека из изданий разных годов житий Георгия Победоносца, Петра и Февронии Муромских, Киприана Карфагенского и Иулиании Вяземской. Коллекционирование подобных книг Никифор Стронкин был увлечен последние десять лет своей жизни.
Кроме дома дед оставил Андрею и еще одно наследство, довольно странного характера: два ключа старинной работы. За день до своей смерти, отдавая ключи внуку, Никифор Стронкин сказал ему: «Это ключи от дома барона Ганделя. Но их только два, а должно быть три, чтобы открыть двери. Найди третий ключ, это все, что я успел узнать». Смысл этого завета Андрею был непонятен, а спросить он не успел: за три дня до своей смерти дед пребывал в бессознательном состоянии, он и умер, не приходя в себя.
Дом Стронкина был огромным, ужасающе огромным. Во всяком случае, в начале XX века (а по документам дом был построен в 1901 г.) так редко строили из дерева. Дом состоял из двух этажей и полностью был сложен из огромных дубовых бревен. Вся эта махина покоилась на мощном каменном фундаменте. Имелся также обширный подвал, который в некотором роде представлял собой еще один, но подземный этаж. Фундамент выложен большими валунами, что было необычно, так как в Лакинской и соседних губерниях таких камней днем с огнем не сыщешь. Всего в доме было 33 комнаты. Каждая комната имела прямоугольную форму, три окна и была ровно в два раза больше предыдущей, начиная от первого этажа, так что на втором этаже находились самые большие комнаты. Еще одна особенность дома: то, что было сказано, даже шепотом, в одной из комнат было слышно во всех, но только при открытой, хотя бы в одной комнате, двери.
Андрей любил этот дом. Он был таинственным и мрачным. Это и нравилось ему. В детстве, бывая в гостях у деда, он часто в одиночестве гулял по длинным коридорам дома, переходя из комнаты в комнату, прислушиваясь к разным звукам, которыми всегда был наполнен старый дом. Он попадал как бы в особый мир, за стенами дома исчезала реальность, и казалось, что ты оказался на дне огромного склепа. Андрей любил разглядывать старинную мебель, массивные диваны, кресла и кушетки, портреты неизвестных ему людей и статуи странных чудовищ и чудищ. После смерти деда Андрей ничего не менял в доме он только поставил на кухне новую мебель и газовую плиту.
Проводив Ксению Орфеев благополучно добрался до дома и только на кухне, выпив чашечку горячего чая он ощутил странную усталость. Андрей вспомнил события сегодняшнего дня и подумал о том, что заговор, который они так неосторожно произнесли вслух, разбудил какие-то неведомые силы и что — то в мире стало меняться. Хотя, с другой стороны вроде и не произошло ничего из ряда вон выходящего, все вполне объяснимо и понятно. Ну, проводил он красивую девушку, которая когда-то давно была влюблена в него, и что с того?
Усталость давала о себе знать: хотелось спать. Сон обволакивал тело, слипались глаза. Андрей положил руки на стол, склонил на них голову и задремал. Ему приснился странный сон. Как будто он находится в большой комнате перегороженной панелью с прозрачными стеклами в верхней части. По обе стороны панели стояли стулья и телефоны на небольших полочках, прикрученных к панелям. У входа в комнату охранники в форме грузинских полицейских. Андрей видит себя сидящим у одного из окошек, открывается дверь по другую сторону панели и входит его дед Никифор Стронкин: его длинные седые волосы не расчесаны, борода топорщилась в разные стороны. Одет он в серую рубаху до пят, какие надевают на буйных психов, руки скованы кандалами. Он садится на стул по другую сторону панели, напротив своего внука и берет телефонную трубку, взглядом показывая Андрею, что он должен сделать то же самое. В трубку Андрей слышит немного глуховатый голос деда:
— Привет, Андрюша! Ты еще жив? Рад тебя видеть. Как ты там?
— Да ничего, потихоньку.
— Скоро вам всем каюк, если ты не пошевелишься кое-что сделать.
— Что я должен сделать?
— То, что я тебе говорил и раньше: найти третий ключ.
— Я ищу, но пока успехов нет.
— Ищет он! Плохо ищешь. Времени осталось мало, а ты и то, что нашел, не можешь понять, думай лучше и друзья твои пусть думают. Может и поздно теперь. Ты же одну провожал уже. Смотри, не целуйся с ней!
Откуда-то с потолка раздался голос: «Свидание окончено!» Дед встал, загремели кандалы.
— Молись за меня. Ты совсем не молишься, а мне здесь плохо. И да, дом мой, который ты так любишь, это дом Ганделя о котором ты скоро узнаешь.
Андрей не успел ответить, дед исчез, свет стал меркнуть. Зазвонил телефон. Андрей как завороженный смотрел на него, и тут до него стало доходить, что телефон звонит не во сне, а на яву у него в комнате. Орфеев встал, прошел в зал, взял трубку и услышал взволнованный голос Тани Куниной:
— Андрей, приезжай скорей, нужна твоя помощь!
— Хорошо, Тань, еду. — Ответил Андрей и начал собираться.

* * *

Юрий Почепов был родом из с. Сыравель Рипецкого района Лакинской области. Десять лет назад он приехал в Лакинск, и поступил в институт на исторический факультет. Все десять лет, ни во время учебы, ни после нее, он не имел собственного жилища в городе. Сначала жил в студенческом общежитии, потом снимал убогие комнаты в глухих углах города.
За годы учебы Юрий скопил кое-какой капитал, занимаясь перепродажей антиквариата. В какие только аферы он не пускался! И вовсе даже не из желания заработать побольше денег, а единственно из азарта, из жажды приключений и опасностей. Со временем Почепов поуспокоился, прежний азарт антикварного игрока прошел, и Юрий стал воспринимать свое дело именно как работу, как способ зарабатывать на хлеб насущный. Тем более что за все эти годы был приобретен богатый опыт и бесценные знания, которые ни в одном институте не получишь. Юрий слыл в среде коллекционеров, знатоком всего того, что касалось старинной мебели, книг, денег, икон, фарфора и хрусталя. Знания и опыт его ценили и часто