нас основания думать, что его ложь нечаянная. Ведь некоторые его утверждения противоречат здравому смыслу. Это особенно заметно, когда он подгоняет решение проблемы под нужный ему ответ. Например, он доказывает, что источником творчества и эволюции является его пресловутая длительность опыта прошлого. И, мол, в этом заключается природа нашей духовности.
- Вы что, и это хотите оспорить? – выкатил на меня профессор лучшие образцы своего пучеглазия.
- Еще как, - пообещал я Леночке. – Ведь если у сивой кобылы мы не обнаруживаем признаков интеллекта, а наличие длящихся впечатлений в ее памяти мы не отрицаем, то кобыла должна быть очень творческой натурой. Все в ее интуиции относительно. Какие-то переживания в прошлом у нее ярче, какие-то слиплись с другими. То есть, винегрет длительности опыта налицо, и значит, у нее возможны интуитивные желания взбрыкивать и мотивы нестись, сломя голову, вскачь. Как вы думаете, можно ли назвать такие жизненные порывы творчеством?
- Нет. Пожалуй, это бред сивой кобылы, - засмеялась Леночка.- Я думаю, что отношения объектов в интуиции не так хаотичны. Что-то их организовывает, выстраивает иерархию длящихся опытов. Таким организующим условием, очевидно, является то отображение реальности, которую воссоздает интуиция. Тогда в духовном мире кобылы есть представление о вкусной траве, о том, что трава растет на земле, а по этой земле можно бегать и скакать. И каждый следующий опыт укладывается в систему ее представлений. Думаю, не последнее место в этой системе занимает тело самой кобылы, ее ощущения и потребности. Вот, у Бергсона я тут нашла: «Тело ограничивает жизнь духа, но делает его действительным». «Ограничивает» может быть здесь в значении «дисциплинирует». Наконец, у кобылы есть инстинкты. Сообразно им, возможно, вырабатываются некоторые ее интуитивные решения.
- То есть, вы согласны, что одной длительности образов в памяти для творчества кобылы вовсе недостаточно. И впрямь, винегрет из впечатлений прошлого может дать самые неожиданные интуиции, - поддержал я Леночку, - Кстати, а не говорит ли Бергсон что-нибудь о том, как он понимает инстинкты.
- Говорит, конечно, – почему-то обрадовалась Леночка, углубляясь в свой планшет. - Тут он много что говорит. Например, он пишет: «Для позвоночных характерен разум, для членистоногих – инстинкт». «Инстинкт наследуется, разум – нет». «Инстинкт повторяет, разум творит». «Разум, в отличие от инстинкта, знает не вещи, а отношения между вещами». «Ни инстинкт, ни разум не создают реальности». «Разум никогда полностью не отделен от инстинкта». «Разум в возвратном движении к инстинкту становится интуицией». Еще?
- Достаточно, - безнадежно отмахнулся я. - Практически каждый тезис, если не полное вранье, то, как минимум, требует хирургического вмешательства».
- Я как-то не заметил, – упрямился профессор.
- Да возьмите хоть первый тезис, – возразил я ему. - Из него получается, что позвоночным присущ разум. Это верно. Но разум животных не представим без инстинкта. Он играет главную организующую роль в жизнедеятельности и интуиции животных. Верно? – обратился я к Леночке. – Это же вы сказали. От Фрейда нам известно о двух главных инстинктах: «Инстинкт размножения и инстинкт самосохранения». А дальше Бергсон пишет: «Инстинкт наследуется, а разум - нет». Откуда же тогда берется разум, присущий позвоночным. И сам же он говорит: «Разум никогда полностью не отделен от инстинкта». В общем, опять бред сивой кобылы. Более-менее интересным, мне кажется, утверждение: «Инстинкт повторяет, разум творит». Тут, как будто все правильно, тем более, что признается творчество разума. Но в сочетании со следующим тезисом: «Разум, в отличие от инстинкта, знает не вещи, а отношения между вещами», становится непонятно, что Бергсон понимает под разумом и инстинктом. Ведь если инстинкт повторяет, то он уже действует, и соответственно, он устанавливает отношения между вещами, скажем, отношение к еде или к особям другого пола. Но, не зная вещи, невозможно устанавливать между ними отношения. А вот разум у Бергсона знает лишь отношения между вещами. Тогда непонятно, из чего же он творит образы духовного мира, которым у Бергсона заведует интуиция. Отсюда понятно, что неверна и другая фраза: «Разум в возвратном движении к инстинкту становится интуицией». Это тот самый разум, который «никогда полностью не отделен от инстинкта». Эта формула может быть верной, если под разумом подразумевается мышление. Но если речь идет о разуме, который имеется у животных, тогда исходное утверждение нужно читать наоборот: «Инстинкт понуждает разум воспринимать реалии действительности, из которых образуются объекты интуиции». Так творятся те самые «длительности» минувших событий, о которых толкует Бергсон. Благодаря этим нашим поправкам, становится ясно, откуда берутся объекты интуиции при отсутствии интеллекта. Разум воспринимает их с помощью органов чувств. Он делает это в силу инстинкта, о котором не знал Фрейд, и соответственно, Бергсон. Я говорю об инстинкте творчества, который присущ разуму всех животных. Он-то и есть самый главный инстинкт биологических организмов.
- Инстинкт творчества? – попытался профессор угостить Леночку своим глазастым сомнением. – Откуда вы взяли, что он существует? Да еще самый главный?
Однако Леночка, судя по ее вниманию, предпочла угощения от меня.
- Откуда? Я же говорил, из простого здравомыслия, - пояснил я. – Не будь этого инстинкта, животные просто не смогли бы жить. Жизнь просто не приносила бы им никакого удовольствия, а все их действия были чисто механическими и просто не имели бы смысла. Посмотрите на поведение птиц, на их брачные танцы, послушайте их пение. И вы поймете, что инстинкт творчества самый главный.
- По-вашему, получается, что животные – творческие личности? – усмехнулся профессор. – Вы же сами это только что отрицали.
- Как известно, творчество разума делится на творчество восприятия и творчество созидания, терпеливо продолжил я. - Последнее не бывает без первого. Ведь как заметил Хайдеггер: «Творчество порождает творчество». Так вот, кобыла с помощью своих сенсорных органов воспринимает реалии действительности во всей их геометрии. Но эта реальность в ее разуме получает художественное представление о внешнем мире. Однако это не значит, что сама кобыла творит эту картину. Ее внимание и воля находится в полном подчинении ее разума. Поэтому интуиция не является источником творчества организма. Она – средство сообщения разума с сознанием. Источником творчества организма животных является его разум, а сам этот организм и его сознание пребывает в положении раба, или орудия разума. Так что, винегрет интуиции, о котором говорит Бергсон, имеет к творчеству весьма отдаленное отношение. А пресловутые «длительности», в лучшем случае, можно представить как материал для креативных упражнений разума.
- Ну, не знаю, – сказал профессор, скрещивая на груди руки и отваливаясь на спинку дивана. – По-моему, слишком сложно. Как ты думаешь, Лен?
Леночка смотрела на меня, но так, когда пытаются разглядеть что-то в мутной воде.
- А как же тогда быть с эволюцией, - спросила она. – Ведь Бергсон объясняет эволюцию через творчество, а оно подразумевает свободное развитие. Но у вас кобыла находится в рабстве у разума и, значит, не способна к улучшению своего вида.
- Так я этот вопрос и имел в виду, когда спрашивал, почему первые организмы стали размножаться и эволюционировать? – напомнил я. – Какое дело кобыле до того, будет ли ее далекий потомок иметь третий глаз. И вообще, как вы представляете эволюцию кобылы? Может быть, вам мечтается, что у нее вырастут крылья или длинные клыки? На самом деле кобыла и не помышляет о своей эволюции. Об этом заботится ее разум, которому и свойственно творчество. Поэтому не разум существует для кобылы, а кобыла существует для разума. Разум управляет кобылой. Он и пытается встроить ее организм в природную систему. Но что интересно, чем лучше ему это удается, тем меньше у нее жизненных препятствий, которые необходимо преодолевать. И тогда эволюционный процесс останавливается. Отсюда получается, что вовсе не свобода является источником развития, а наоборот, - необходимость преодоления. Кстати, в «философии творчества» среди креативных принципов созидания упоминается «принцип преодоления». Но принципа свободы нет. Я думаю даже, что эволюционный процесс обусловлен не только стремлением разума к достижению гармонии с внешним миром, но и теми условиями, которые открывает для этого внешний мир. Это примерно, как слово в тексте зависит от контекста. И то и другое постоянно меняется, и потому эволюция не останавливается.
- Но из этого следует, что эволюция это всего лишь приспособление, - нахмурился профессор, насколько позволяли его глаза. – Тогда какова цель такого творчества? Разве его цель не состоит в стремлении к идеалу?
Тут он посмотрел на Леночку, как бы предлагая ей продолжить его мысль.
- Да, - несколько растерялась Леночка. – Бергсон, например, вот, что говорит: «История эволюции – есть история органической жизни, ее непрестанных попыток освободиться от пассивной инерции материи».
- Тьфу, ты, - чуть не выругался я. – Опять эти эффектные фразы, за которыми ничего не стоит, кроме расчета на глупость публики. Что это за «инерция материи»? Зачем же органической жизни освобождаться от инерции материи, из которой сама она состоит, да еще как вы сказали, занимается ее организацией? Если речь идет об идеале, к которому, якобы, стремится эволюция, то опять же, как вы себе его представляете? Быть может, в виде пресловутого духа, который освободился от материи? Тогда понятна мысль Бергсона о том, что жизнь распадается на дух и материю. Но что же в результате такого распада будет с реальностью, полюсами которой, по заверениям Бергсона, являются материя и дух? Надо полагать, реальности просто не будет. Впрочем, какая реальность может быть без материи? Да ведь и эволюция без нее невозможна, потому что невозможно творчество? Ведь целью творчества является красота. А она подразумевает гармонию.
- Красота? – удивилась Леночка. – Но красота – понятие относительное. Для одного красиво одно, для другого – другое. Красота в глазах смотрящего.
- Я же говорил о творчестве восприятия и творчестве созидания, – напомнил я – Думаете, разум кобылы не видит и не понимает красоты. Видит и понимает. И умеет передать это чувство сознанию кобылы. Думаю, это доказывает, что целью эволюции является достижение гармонии организма с внешним миром. Это и есть идеал.
- Так вы считаете, творчеству не нужна свобода? – неодобрительно заерзал профессор.
- Да причем здесь, вообще, свобода? – возмутился я. - Вам об этом сам же Бергсон толкует. Ведь он прямо указывает, что ваша свобода заключается внутри вас, где к вашим услугам интуиция с ее «длительностями», то есть мир, лишенный реальности, нематериальный мир духа. Правда, Бергсон и здесь врет. На самом деле, винегрет его «длительностей» предполагает свободу случайных переживаний опытов прошлого в
