Другой-26. Ах, вернисаж!

избежание массового культурного шока.

— Марк, ты согласишься побыть нашим гидом? Кто ответит на любые вопросы лучше автора?

— С удовольствием! Заодно познакомлю господина Фишенбаха с Юрой. Давайте начнём с того зала, где он сейчас так скромно выпендривается, что отсюда каждое слово слышно, застенчивый наш. Смею заверить, он очень интересный человек.

Оля что-то прошептала на ухо германскому гостю.

— В самом деле? Это замечательно! Идёмте скорее!

К сидящему в кресле немцу почтительно склонился тщательно отутюженный лысый мужчина с солидной кожаной папкой в руках и, судя по всему, напомнил о делах.

— Юра, сколько тебе ещё нужно времени?

— Минут пятнадцать. Но ещё понадобится повозиться с кое-какой отделкой.

— Такая досада! А я ещё далеко не всё посмотрел.

— Это не проблема, Карл. Я сейчас позвоню и устрою так, чтобы эта маленькая задержка ни на что не повлияла. А завтра мы увидимся в министерстве. Я принесу вам ваш портрет и новый пригласительный билет. Выставка продлится ещё пять дней, а вы улетаете только через неделю. Ребята, вы ещё будете здесь?

— Непременно, Ольга Николаевна. Каждый день, до самого закрытия.

— Тогда не будем тебе мешать. Марик, где тут телефон? Я скоро вернусь и помогу тебе. Другим гостям тоже требуется твоё внимание. А Юрка, если уж начал рисовать, его не остановишь. Вот только... Вера!

— Ольга Николаевна, не беспокойтесь, я его в обиду не дам.


Все пять дней выставки прошли почти точно по плану. В трудах наших праведных и тяжких. Если Юрка почти непрерывно рисовал по почтительным просьбам (нами же организованным) особо впечатлённых его талантом посетителей, а потом наслаждался заслуженным отдыхом, то всё остальное доставалось нам. Спасибо Вере: она взяла на себя функции экскурсовода, особо приближенного к маэстрам. Публика быстро узнала в этой скромнице одну из самых эффектных моделей и внимала её речам с особым удовольствием. Поскольку все иностранные гости говорили по-английски, особых лингвистических ухищрений ей не требовалось, а восхищённо-раздевающие или ревниво-оценивающие взгляды её ни в малейшей степени не смущали. Она в них купалась! И здорово облегчала нашу с Олей задачу.                                                                                                                                                      В этой атмосфере утончённой высокохудожественной эротики, когда внимание восхищённых зрителей блуждало между изображениями и оригиналом, читать их было легко, как букварь с картинками. А потом мы с моей Учительницей допоздна корпели над отчётами. Благо, выставка открывалась во второй половине дня. Можно было выспаться и привести мозги и всё остальное в порядок.

Надо сказать, что только герр Фишенбах узнал свою деловую партнёршу на "Портрете в белой майке". Он снова явился на выставку через два дня, пробыл с нами до самого вечера и внимательнейшим образом изучил всю экспозицию, а совершив вышеуказанное открытие, преисполнился полнейшим восторгом. Интересный и очень непростой человек. Оказывается, этот преуспевающий бизнесмен и блестящий инженер имеет ещё степень бакалавра изящных искусств. И он заядлый коллекционер, как сообщила мне Ольга. Единственное, чего не хватает ему для полного счастья, так это вот этих двух её портретов, которые могли бы стать истинным украшением его собрания!                                                                                                                      Пришлось срочно озадачить Лёшу и Юрку. Нефиг лодыря валять. Готовые шедевры с нашими автографами были доставлены в гостиничный номер германского друга нашей страны. Телефонным звонком герр Карл Фишенбах известил нас о том, что, когда мы соберёмся посетить его прекрасный фатерланд, будем самыми дорогими и желанными гостями его дома.

Уже потом Оля рассказала мне, что его посредничество в важных деловых переговорах — для чего он, собственно, и прибыл в Москву — сэкономило нашим много миллионов зелёных рублей. Интересно, а нам с этого чего-нибудь перепадёт?


Когда вся эта катавасия наконец закончилась, мы, все четверо Других, собрались в уютном кабинете профессора  Татиашвили для подведения итогов, которыми, как оказалось, очень высокое начальство осталось весьма довольно.

— Ну, дорогой мой, как ты себя чувствуешь? Что-то я не наблюдаю восторга на твоём лице, генацвале.

— Я в полном восторге, Георгий Вахтангович. Как та лягушка. Знаете эту историю?

— При чём тут лягушка? Но ты нам поведай. Из тебя, как из Африки:  semper aliquid novi.

— Попала лягушка на военный полигон. И угодила под танк. Тот её, естественно, расплющил в лепёшку. Но прошёл час-другой, лепёшка дернула коготком, лапкой, задышала, ожила, села и проквакала восхищённо: "Вот это был мужчина!".

Я высадился в нашем аэропорту со своим рюкзаком и здоровенным планшетом. Доложил родителям о благополучном прибытии, о ближайших планах и побежал на стоянку "кукурузников". До рейса на Рудногорск оставалось всего полчаса.  Надо же когда-нибудь по-человечески отдохнуть.

(Продолжение следует)