Другой-26. Ах, вернисаж!

обложку. Но Ленка! Или это ваши заслуги, мастеров? Вообще оригинальная у вас идея: одни и те же модели в таких разных техниках. Обнажёнка у нас очень не приветствуется, но что-то там, — она показала пальцем вверх — что-то сработало. Нет, но Ленка какова!

— Не завидуйте, вы тоже очень красивая.

— Куда мне.

— Некрасивых женщин не бывает. Но каждую красоту надо сперва суметь увидеть и понять.

— Утешаете. А мне вы и в самом деле доставили большое удовольствие. Как вы эту жабу! Ядовитая тварь и очень опасная.  Здорово вы её! Там в ваших работах есть ещё один момент, но вы её так огорошили.

Она от души расхохоталась. Мне пришлось левой рукой слегка подправить руль.

— Осторожнее.  На этот случай у меня было припасено ещё оружие.

— Можно я угадаю? Модильяни.  Или.... Дюрер! Обнажённый автопортрет. Угадала?

— В яблочко! Инна Павловна, я понимаю и примерно представляю, как вы оказались там. — я повторил её жест.  Вы же сами далеко не бездарны. Что вас удерживает в этом гадюшнике?

— Хм... Вы какой-то не такой, как все наши. Какой-то другой. Хотя сыграли под нашего здорово. Я даже поверила. Да, другой. Совсем. Что удерживает.... Знаете, я довольно легко всплыла в этот слой. Выпасть? Соскочить? К хорошему привыкаешь, жалко.  не чувствую силы начать карабкаться с самого низу. Против этих. Это называется хорошо осознанный конформизм. Что могу, стараюсь. Вот этого Левитана. Вас. Но там не вас, а от вас впору было защищать. Как вы их, Марк Борисович!

— Просто Марк.

— Тогда — просто Инна.  Удивительно с вами. Ужасно не хочется притворяться. Вы же ещё не обедали.  Посидим где-нибудь, поболтаем?

— Мы уже почти приехали. Если подождёте немного, оставлю это, возьму свой "Никон" и мигом вернусь.

До вечера мы гуляли в "Сокольниках". Я узнал много интересного о том самом истинном распределении рангов в террариуме. И вообще кучу нового и очень неожиданного. Иногда я останавливался, а когда она оборачивалась, делал кадр. Ну, хоть пару-тройку удачных должно получиться. Потом передам как ни будь.  К семи вечера ей надо было в Черёмушки, забрать свою малышню у свекрови.  Обменялись телефонами и по-дружески распрощались.


Выставку назвали "Мадригал". Смысл названия разъяснялся в очень солидном каталоге на двух языках: прямо на обложке, где сразу за названием следовало это знаменитое стихотворение Лермонтова. Никакой рекламы не было. Экспозиция предназначалась для ограниченного круга особо приглашённых высоких персон. И для некоторого числа допущенных, на чём мы с Юрой особо настаивали. По правде говоря, серьёзных возражений на этот счёт не было. Было совещание в кабинете профессора Татиашвили в составе его самого, генерала, нас с Юрой и ещё пары незнакомых нам серьёзных личностей. Поскольку ни малейшего опыта в подобных мероприятиях у нас не было, нам наиподробнейше объяснили порядок всей церемонии вернисажа, правила этикета и самое главное — настоящий смысл данного мероприятия. Как я и предполагал, нам предстояла интересная работа. Интуиция меня не подвела: Ольга Николаевна Черникова непременно будет среди приглашённых персон. Никаких тайн и всяких там  "инкогнит" и неузнаваний. Всё свободно, открыто и абсолютно естественно. Кроме одного незначительного момента: пока дорогие гости будут наслаждаться искусством графики и фотографии (а также изысканностями фуршета), гостеприимные хозяева будут непринужденно с ними общаться, изучать их со всем возможным прилежанием, доступным аж сразу четырём Другим.

— Виктор Евгеньевич, а стоит тратить время на всех этих атташе по культурным связям? В книгах про чекистов и шпионов написано, кто они на самом деле. А вот на кого вы мне покажете, тех буду рисовать. Мы с Марком неплохо общаемся без слов.

— Хорошая мысль. А если попросят рисунок на память?

— Попрошу несколько минут на отделку и быстренько набросаю — без аналитики. Подменю листы. Кто-нибудь займёт их на это время.

Генерал выразительно посмотрел на своих помощников. Оба кивнули.

— Обеспечим.

— И последнее. Организатор выставки — министерство культуры. Если я буду среди них, то, как Юра правильно заметил, культурные атташе мигом поймут нашу затею. Вряд ли правильно поймут, но зачем нам лишние сложности? А так, там и кроме меня будет достаточно гостей в высоких чинах.

Ай да Виктор Евгеньевич! Что за душевные терзания, при вашем-то уме и опыте работы с людьми? Прямо мальчик с дорогой игрушкой: и наиграться охота всласть, и сломать страшно. Мы с Юркой переглянулись.

— Виктор Евгеньевич, я хорошо помню тот наш первый разговор. Вы тогда сказали: "Я понимаю, что вы берётесь только за то, что вам самим интересно". Вы очень правильно понимаете. Нам всё это очень интересно. Нам всем. У нас нет сомнений в том, что вы нас используете. Но это то же самое, как зритель использует артиста, больной — врача, пассажир — водителя. Ну кто из них против такой "эксплуатации"? Нужны ещё слова? Мы нужны вам, наши способности. А вы и Георгий Вахтангович нужны нам. Юрка сейчас не на вернисаже готовился бы блистать, а тупо долбил бы медицинские учебники, от которых его тошнит, или в психушке с депрессией...  Здорового Колю вы от нас получили. И не только его. И ещё таких получите. Но мы с Олей от всего этого взяли больше, чем отдали. Таким вещам научились, что раньше нам и не снилось бы.  А какой кайф эти боевые гетеры!  Ну, а если так, "отставить разговоры, вперёд и вверх"!

— Хорошо сказал, бичо. Племянница замуж выходит.  Тамадой будешь и, клянусь, гранатовым соком ты у меня там не отделаешься.

Выставку оформили настоящие мастера. В пяти больших комнатах на втором этаже старинного арбатского особнячка наши с Юрой творения разместились достаточно просторно и в то же время как-то уютно: не слишком шикарно, без лишней выставочной торжественности, интимно - я бы сказал. Посетители могли рассматривать экспозицию по частям, не мешая друг другу, обмениваться впечатлениями и общаться, не создавая того гулкого шума, который меня обычно раздражает в больших музейных залах. Мягкая скрытая подсветка работала так, что фигуры зрителей не создавали лишних теней, мешающих восприятию. Графику и фотографии разместили так, что рядом оказывались изображения одних и тех же моделей, выполненные в разных техниках. А в ряд обнажённой натуры в психологически точно выверенных местах вклинивались Юркины жанровые зарисовки c моими "макро" и пейзажами. Это было отличной профилактикой того "замыливания глаз" и усталости восприятия, которое неизбежно наступает при просмотре множества однотипных изображений. Чёрт побери, умеют же у нас, когда надо! Так всегда же надо.

Юрка пришёл с Верой, одетой в то, что называют "маленьким чёрным платьем", не слишком коротком — чуть выше колен — идеально соответствовавшим её изящной фигурке. Очень простые серебряные сережки, цепочка и браслет дополняли её наряд. Ну и моднючие очки — куда ж без них? Когда я последний раз видел эту парочку не вместе? Не помню.

Сначала гостей собрали в зале на первом этаже, где провели торжественную часть. От имени организаторов выступила красивая пожилая дама, которая оказалась академиком художеств и большой шишкой в министерстве культуры. Не слишком длинная и очень разумная речь завершилась представлением нас с Юркой публике. На вопрос кого-то из гостей последовал ответ:

— Товарищи, господа, не беспокойтесь. Наши молодые авторы владеют иностранными языками, поэтому переводчики вам не понадобятся. Приглашаю вас на второй этаж и желаю приятных впечатлений и приятного общения. С любыми вопросами можете обращаться ко мне или к любому из авторов и устроителей выставки. Прошу вас, вот по этой лестнице.

На этот раз молодой художник Левитан в обморок падать не собирался. Похоже, Верочка не только одаряла его самой искренней любовью, но и делилась с ним своей стальной волей. Ну, дай им бог! 

А дальше шло, как обычно на таких мероприятиях. Публика разбрелась по комнатам, знакомясь с экспозицией в целом, а потом уже внимательно разглядывая отдельные рисунки и фотографии. И, вот он, долгожданный и самый милый сигнал — Оля! Во всём своём величественном великолепии, в компании с Георгием Вахтанговичем и каким-то солидным господином очень западной наружности. Она с милой, хорошо продуманной непосредственностью обрушилась на меня.

— Марик, милый, привет! Не бойся, эта помада не мажется. Последнее достижение парфюмерии — кисспруф. Сто лет тебя не видела. Приехала по делам в столицу и тут узнала об этой выставке. Ну, как я могла не прийти?! Поздравляю! Такое событие! И полный успех, уверяю тебя — полнейший! Изумительно! А где твой гениальный кузен Юра? Я обязательно должна с ним познакомить Карла! Где он?

Ольга тарахтела, как MG-42. Вахтангыч тихонько посмеивался, а солидный господин был наповал сражён этой очередью из оружия его предков. Я дождался паузы и осторожно поинтересовался:

— Олечка, может быть ты сначала представишь меня глубокоуважаемому герру Фишенбаху?

— О, майн готт! Еншульдиге зи, битте, майне херрен!  — разговор продолжился на немецком — Господин Фишенбах, это Марк Штерн, автор представленных здесь фоторабот. Марк, это господин Карл Фишенбах — гость нашей страны, весьма влиятельная персона в германской промышленности. А с профессором Татиашвили вы уже знакомы.

Мы обменялись рукопожатиями и оченьприятностями.

— Фройляйн Ольга, когда вы приглашали меня на эту замечательную выставку, вы не сказали, что знакомы с автором. Или даже с обоими? В любом случае, благодарю вас. То, что мы успели посмотреть — совершенно замечательно. Вы, несомненно, очень талантливы, молодой человек.

Один из помощников генерала перехватил мой взгляд и неторопливо направился в комнату, где Юра что-то вещал по-английски.

— Мы с Олей знакомы с детства. С моего детства. Она близкая подруга моей матери и, вообще, давний друг нашей семьи. Наверно, она просто забыла вам об этом сказать. А вас я сразу узнал по фото.

— Не помню, чтобы она хоть что-нибудь когда-нибудь забывала. Простите за невольный каламбур.

— Ну, право, Карл! Можно же мне хоть разок побыть просто девушкой, а не "фройляйн инженире"? Мы же на вернисаже, а не на техническом совещании. Если честно, то я просто хотела сделать вам приятный сюрприз. Неужели вы разочарованы?

— Напротив, дорогая Ольга, я совершенно очарован. Ваш сюрприз удался. Признаться, у меня давно сложилось вполне определённое мнение о социалистическом искусстве, но, то, что мы здесь видим, ваши произведения...

— Просто Марк.

— Ваши фотографии, Марк, и рисунки вашего кузена, если я правильно понял, это очень отличается от всего, ранее мне известного. По крайней мере те, что мы успели посмотреть. Я стараюсь следить за новыми течениями в искусстве и неплохо в этом разбираюсь. Хотя, конечно, я не профессионал.

—И я всего лишь любитель. Эта выставка у нас первая.

— И вообще, такого рода выставка — первая, —добавил профессор. — Времена меняются. Как видите, мы ищем и поддерживаем новые таланты.

На лице Фишенбаха нарисовалось лукаво-понимающее выражение.

— Поэтому среди приглашённых я слышу так мало ваших соотечественников. Во