Другой-24. Критерий познания

засияла от великого злорадства. — Так в чём, собственно, заключается ваша просьба, Иван Семенович?

— В том, чтобы все уколы и прочие процедуры, если понадобятся, мне делал только он, и никто другой. Другому никому не дамся, по крайней мере, пока он здесь, в вашей больнице. Если надо, напишу официальное заявление. Руки у парня приделаны очень правильно. Вы можете пойти мне навстречу?

— Безусловно, Иван Семёнович, безусловно! Прямо с этого момента. Отметьте это себе, Анна Григорьевна. (Это он к заведующей.) А вы, товарищ Штерн, зайдите ко мне, ну... скажем в пол второго.

Торжественное шествие двинулось дальше. Ура! Работаем!



— Заходи, не стесняйся. Садись. Вопросы есть?

— Только один: чем я буду заниматься вместо программы практики?

— Мне уже доложили, что ты редкостно самоуверенный нахал. Но самоуверенный не на пустом месте. Совсем забыл о том разговоре, дел невпроворот. Это правда, что ты экстрасенс?

— Неправда. Экстрасенсов не бывает, а те, что есть — просто ловкие жулики. Что правда, я умею больше, чем средний человек. Но тут никаких чудес: особые тренировки, методики. Некоторые врождённые способности. Но никакой мистики и чудес. Всё в рамках материализма.

— Да? И как это ты в рамках материализма искалечил доктора Бродского?

— Даже пальцем не тронул.

— И слава богу. Видел я уже эту авторучку. Но всё-таки, между нами, что ты с ним учудил?

— Этот подонок оскорбил достойную женщину. Мало того, организовал настоящую травлю. Это после того, как она отказала ему в интимной близости и пожаловалась его жене на его домогательства. Когда захотите, поздоровайтесь с ним за руку. У него сразу всё пройдёт.

— Внушение с отсроченным условием. Знакомо. Когда-то увлекался такими вещами. Ладно, когда захочу.

Он помолчал.

— Элла Феликсовна действительно очень красивая женщина и, не отрицаю, очень хороший врач. Не удивительно, что она тебя очаровала, и ты, как юный рыцарь, кинулся её защищать. Но прости, не спеши нападать на меня; тем более, что со мной этот фокус не выйдет. Ты у неё далеко не первый. Она известна, скажем так, очень свободными отношениями с мужчинами. С ней уже беседовали на эту тему.

— Виталий Сергеевич, можно уточнить? Свободными отношениями со свободными мужчинами? Или она соблазняет благородных отцов семей? Отбивает чужих любовников? Так ведь нет же, правда! Тут ключевое слово - свободная. Она свободна в отношениях со свободными мужчинами. Это её право. Уверен, что она не изменяет и не предаёт. Она просто реализует своё либидо, свой сексуальный темперамент. Кому от этого плохо? Она ведёт себя свободно, не нарушая свободы других. Это открытая, честная и чистая свобода. Чистота и честность осуждаются? А знаете, да. Осуждаются. Осуждаются и всячески изничтожаются грязными лжецами. Вот им это нестерпимо. Они в них видят, как зеркале, свою собственную гнусность, похабные свиные хари. Им это некомфортно.

Я перевёл дух. Начмед слушал внимательно, не перебивал.

— Кто распускает сплетни, кто устроил и поддерживает травлю этой достойной - я настаиваю на этом определении - достойной женщины? Развратный папаша троих детей, который из чужих постелей не вылазит, а на дежурствах сестёр трахает. А тут его, кота блудливого, ткнули мордой в его собственное дерьмо и откинули брезгливым пинком. Да можно ль такое стерпеть?! И старая дева - лесбиянка. Это её особенность от природы. Даже не недостаток. Просто вариант сексуальности. Но она-то по своему невежеству считает себя великой грешницей, сама собой брезгает. Красотой бог обделил, характер паскудный, поэтому любовницу себе найти не может... Даже жалко её, убогую.

— Марк, сколько тебе лет? Ладно, вопрос риторический. (Он вздохнул, задумался.) У Маргариты Львовны вырос хороший сын, так ей и передай. А ты, вот что: делай всё, что умеешь. В месте и времени не ограничиваю. Наш массажист в отпуске. Возьмешься? Только без фанатизма. Меня предупредили, что ты трудоголик. Вообще-то у нас тут на практике студенты отдыхают. Завтра общая конференция, так я завов проинформирую.

— Я могу идти, Виталий Сергеевич?

— Руки зачесались? Иди. Только помни: я сказал - без фанатизма!



"Жизнь украшается любовью. Я взял примером жизнь слоновью." Эта строчка Михалкова уже битый час крутилась у меня в голове, пока я, уже взмокши от напряжения, трудился в кабинете лечебного массажа над тушей сто тридцатикилограммовой бабищи, пытаясь разблокировать её поясничные позвонки. Нет, я понимаю: гипотиреоз, диабет, гипертония, сексуальная депривация. Ага, обмен веществ такой. Жрёшь, как прорва, "вот самую капельку". Хотя, тут порочный круг. Дефицит эмоций от недотраханности компенсируешь едой. Тебе сладости мало, вот сладости и лопаешь. Но кто ж на тебя на такую-то...? Господи, помилуй! Стоп! А если этот её блок оттуда же? Куда горячо любящий муж просто не достаёт в единственно приемлемой для вас, шибко нравственных, бутербродной позиции. Подсознание выдаёт отмазку: при такой боли в пояснице - не до секса. А жрать эта боль не мешает. А ведь есть варианты для таких случаев. Я мысленно пролистал "Камасутру". Точно, есть. Но не мне же её... Технически - без проблем. Но ведь не поймут-с, провинция-с!

— Галина Ивановна! Чтоб завтра в это время ваш муж был здесь предо мной, как лист перед травой! Учить вас обоих буду уму-разуму. И ещё кое-чему.

Держись, Учитель, крепись, Учитель... Господи, куда ж я лезу?!



Согласно формуле периметра эллипса, дорога вокруг озера — это пять с половиной километров, в наипервейшем приближении. В самый раз, если учесть ещё пару улиц. Я вернулся с пробежки, когда Сергей уже продрал глаза и вяло манипулировал чайником. В безопасный момент подножкой сбил его с ног, подхватил на руки и сделал десяток приседаний с этой нагрузкой. Всё, утренний комплекс выполнен. Теперь душ и хавчик.

— Слушай, как тебе не лень каждое утро так над собой издеваться? Ещё и вкалываешь целый день, как заводной. Оно тебе надо?

— Надо, Серёженька. Это, как наркоману, подсел на иглу — каждый день нужна доза. Иначе замучает абстинентный синдром. К тому же демонстрация идеальной мускулатуры есть лучшая реклама в смысле девушек. Не верь, что они любят ушами. Глаза у них очень даже участвуют. И всё остальное тоже, но это уже потом, когда реклама достигает цели. Скупой платит дважды, а ленивый кормит двоих. Что там у тебя калорийного?

Мы уминали бутерброды, запивая чаем, куда я накапал свой любимый элеутерококк. Так, немножко для аромата. Между степенью гиподинамии и аппетитом моего приятеля корреляции не прослеживалось.

— Кстати о девушках. Ты прямо сходу закадрил эту красивую врачиху. Как её? Аллу Феликсовну. У тебя с ней что-то серьёзное?

—Эллу. Эллу Феликсовну. Скажем так: у нас с ней взаимная симпатия. Это всё. Остальное оставим потомкам для исторического анализа. Очень тебе советую стряхнуть с ушей всё, что тебе про неё навешали, особенно эта сладкая парочка - старая дева и бабник-неудачник. Одна мстит ей за свою никакайность и тупость, а другой — за то, что пытался забраться к ней в кровать, но был послан туда, откуда его когда-то по ошибке акушерки вытащили живым. Ненавидят её, уроды, за красоту и свободу.

Серёга хохотнул.

— Умеешь излагать красиво и доходчиво. Но этого типа ты опустил ниже плинтуса. Я даже его пожалел. Но, если правда, что ты сейчас сказал, то там ему самое место.

—Отож! Побежали. Цигель, цигель!

По дороге до больницы он развил новую тему. Оказывается, в субботу будет ночь Ивана Купалы. Наши все собираются на озеро. Кроме Тани, которая проходит практику вместе с мужем в областной больнице, и меня, который под вопросом.

— Так ты пойдёшь?

— Вопрос на засыпку. Я ничего не знал. Вы собираетесь скакать через костёр и веселиться голышом? Это с нашими-то недотрогами?

— Ну да. Девчонки не против. Обещают, что они все, как одна, будут без купальников. Так идёшь с нами?

— Хм... интересно, хотя верится с трудом. Нет, с вами не иду. Сереж, без обид и "отрыва от коллектива". Я слишком торчу вообще, а кое-кому в частности — поперёк горла. Если вас налопают, ничего не будет. Маладёжь, гарачый кров ыграит! Ну, скажут айяяй! А на меня таких собак с таким удовольствием навешают... Оно того не стоит. Пусть девочки не обижаются.

—Да, как-то я не подумал. Ладно, принято. Ты куда?

—Сперва на обход со всеми - в терапии. Потом посмотрю кой-кого в травме, а с десяти и до упора буду в массажном кабинете. Мне уже больных записали.

— Блин, передовик-стахановец. Ладно, притопали. Где-то я тут свой халат оставил?



А наш педагог хорошеет не по дням, а по часам. Элла протянула мне фонендоскоп. Взял исключительно из вежливости. И без него отлично слышу. Теперь, после объяснения с начальством, можно меньше шифроваться. Просканировал организм по-своему. До "хорошо" ещё далеко, но уже не очень плохо. В чудесах надобности нет. Пора ему начинать шевелиться. Но без разрешения Эллы рекомендаций давать не могу. Она — лечащий врач. Всё должно исходить от неё. Попрощавшись, покидаем одноместную палату.

— Эллочка, прости меня, штафирку, но ему пора больше двигаться. Не опасно, а необходимо. В венах ног начинается тромбоз. Не веришь - закажи коагулограмму. Я в лаборатории тромбоэластограф видел. Полчаса, и имеем очень наглядную кривую. Он там для антуража или им пользуются? Кровь у больного я сам возьму.

— Откуда у тебя такие подозрения?

— Не подозрения. Я уверен. Как тебе объяснить? Я умею чувствовать по-особенному. От природы обострённая чувствительность, а я её ещё специально развил упражнениями. И ещё, к нему нужно кого-то подселить или его перевести в другую палату, с соседями. Ему необходимо общество, ему разговаривать надо. Его убивает одиночество. Ему нужны люди как лекарство.

— Знаешь, я тебе верю. Ты какой-то особенный. Пойду к Анне Григорьевне, изложу.

— Вернись к нему в палату и предложи подселить соседа. Я тут побуду, чтобы не влиять.

Элла вернулась минут через десять. Удивление её очень украшает.

— Он не просто согласен. Он требует! Он хочет видеть того, кому в голову пришла эта идея. Я сказала. Но ты сейчас не ходи — зацелует. Мне ничего не останется. Тромбоэластограф сломан. Дадим аспирин и с физиотерапевтом посоветуемся. Матка боска! Ну ты даёшь!

Элла зашла за мной в конце рабочего дня, столкнувшись в дверях с покидавшей кабинет упитанной парой, совершенно опупевшей от моего урока. Хорошая реакция спасла её от лобового столкновения, Если бы она среагировала чуть помедленнее, без участия травматолога спасти её вряд ли бы удалось. Но зато хохотала, когда я ей рассказал, так, что прибежала испуганная медсестра. Подумала, что у кого-то тут истерика.

— Марек, пьепшони клаун, ты же меня чуть не уморил. Ой, аж живот болит. Никогда ещё так не смеялась. Ох, не трогай меня, дай отдышаться. Тебе только в цирке выступать.

— Было дело, выступал.

— Что?! Только не сейчас, умру. Но потом всем нашим расскажешь. И это вот... обязательно. Всё-всё... Идем, на улице все разговоры... ой. Икота. Воды дай!

Мы вышли на улицу и сразу направились к озеру. Прошли парк насквозь, по узкой тропинке в уже естественных зарослях ещё почти через километр добрались до каменного барьера. В самом деле, зачем наживать по дороге солнечный