Наш с мамой план оказался правильным тактически и стратегически.
После бурлеска, разыгранного мною при "оптовом" зачёте по неврологии, всё остальное превратилось из серьёзного испытания в простую формальность. Хотя и не без сюрпризов — в этом мама, как всегда оказалась права. Сюрприз последовал через день, на факультетской терапии.
Я сидел в учебной комнате, сочиняя очередную учебную историю болезни, когда заглянула старшая медсестра Вера Ивановна.
— Марк, вот ты где! Михал Михалыч просил тебя найти. Зайди к нему в кабинет. Да, зачётку прихвати.
Через пару минут я уже был в профессорском кабинете.
— Явился, двигатель науки? Рад тебя видеть. Зачётка при тебе? Давай сюда.
Я положил перед ним священную синюю книжку. Профессор Зотов жестом, преисполненным величия, извлёк из бокового кармана красивую авторучку с золотым пером и своим чётким, совсем не врачебным почерком внёс соответствующую запись. Я слегка обалдел. Мой вид ему явно понравился.
— Не будем тратить время на ерунду. Держи. Но это не даром. С тебя - концерт и лекция. Время выбери сам. И вот ещё что: пройдись по палатам. Особенно в восьмой и первой. Там точно для тебя найдётся дело. Ну, и в других - только спасибо скажу. Всё, привет Маргарите Львовне.
На остальных кафедрах всё было обычно. Билеты, несколько дополнительных вопросов, нормальных, по делу. Запись в зачётке. Никаких придирок и подлянок. И то сказать, информация о том, что не следует плясать на минном поле, распространилась быстро. Даже, если сам минировал — не стоит. Теперь, сбросив с плеч эту обузу, можно было заняться делом. И я позвонил по оставленному мне телефону.
Пришли двое. Девушка лет двадцати пяти, очень обычная с виду, одетая просто и аккуратно. Выражение усталости и какой-то заскорузлой печали на лице. И исчезающе слабенькая надежда. Парень такой же обыкновенный. Довольно рослый и явно когда-то очень сильный. Не лицо — неподвижная маска без выражения. Покашливает и болезненно морщится при этом. Человек в тяжелейшей депрессии. Основные факты мне уже были известны. Таня передала. Парень - жертва Афгана. После пединститута (биолого-географический) факультет) призвали в армию. В десантные войска. Ещё бы: здоровяк, альпинист, стрелок-перворазрядник. Самое оно. А что он добрее сенбернара и превратить его в машину для убийства, не сломав ему душу, невозможно — кого это волнует? Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Какая там, блин, психология. Заставили, научили и послали на войну. За идеалы коммунизма. Вертолёт подбили на взлёте. Второй вертолёт (они всегда парами летают) разнёс там всё к чёртовой матери и забрал, тех, кто выжил. Множественные переломы ребер, травма лёгких, ожоги. Не дали умереть на месте, переправили в Союз. Вылечили. Результат лечения с посттравматическим астено-депрессивным синдромом сидит передо мной. Робот. Еле ходячий труп. Эта девушка — она его давняя любовь. Мечтали после армии пожениться. Ждала. Дождалась.
— Катя, пусть Николай тут посидит, а мы пойдём на кухню, поможешь чайку сготовить.
Поняла.
— Что делать, Марк? Ничего, ничего ему не помогает. Где его только не лечили. Ни лекарства, ни электричество, ни гипноз. Даже у Джуны были. У неё у самой сын - десантник. Ничего. А я не могу без него. И такой он мне -зачем? Жизнь проходит. Мне говорят: другого найди, полно хороших парней. Может нашла бы. Не могу. Даже, если бы он умер, мне бы легче. Я тварь, что такое говорю. Но мне сказали, вы всё способны понять. А пока он живой — он мой. Пока я жива. Только мой!
Всё понятно. Да ни черта мне тут не понятно! Парень физически здоров, Он побывал в очень хороших руках. Этот его болезненный кашель - динамический стереотип, ничего более. Так хромают по привычке, когда уже сняли гипс. Что-то мне неизвестно, что-то он скрывает. Сознательно скрывает. Для этого нужна воля. При такой депрессии?
— Катенька, посидите здесь. Пойду ещё раз его посмотрю. Что бы вы не услышали - не удивляйтесь и носу отсюда не высовывайте. И чтоб ни звука! Позову вас потом. Нет, даже не так. Выйдем вместе в прихожую. Я хлопну дверью. Вы - тише мышки - обратно. И замрите там.
Проводил её до входной двери. Открыл, захлопнул. Вернулся к парню, сидевшему неподвижно, с абсолютно безразличным видом. Ладно, работаем. Слишком много у меня было в последнее время удач. Парень негипнабилен как моя чугунная гиря. Ну, и как добывать из него информацию, без которой я не понимаю даже, что с ним на самом деле. А уж что с этим делать — и подавно. Ну, и чем мне тебя прошибить, приятель? Основательно разворошив всякий хлам в кладовке, добыл тщательно припрятанную кассету, копию другой, ещё тщательнее припрятанной - совсем не в этом доме. Батоно Татиашвили сказал мне тогда:
— Марик, мальчик мой, вот на сколько я тебе верю! Это на самый, самый особый случай. Но пусть хранят тебя все боги и дьяволы, если это пропадёт. Но я тебе верю. Бери.
Заправил кассету в музыкальный синтезатор. Смикшировал воспроизведение на наушники с микрофоном. Проверил. Работает. Надел наушники на Николая, включил звук. Прошло пятнадцать минут. Завалил тональность вниз до предела, насколько позволяет это чудо техники. Индикатор частот... Азохен вэй, как говорит бабуля. Не инфразвук, но где-то рядом. Включил микрофон.
—Коля, ты меня слышишь?
— Да.
— Где у тебя болит?
— Нигде.
— Тебе хорошо?
— Нет. Мне плохо. Очень плохо.
— Что тебя мучает?
— Совесть.
Опа-на! Я ожидал чего угодно, но не такого ответа. Из его бесстрастного голоса веет каким-то запредельным ужасом. Ну и хрен с ним, пусть веет. Мне нужно знать.
— Рассказывай.
— Не могу. Тайна. Нельзя. Военная тайна.
— Я самый главный генерал. Мне можно. Рассказывай. Это военный приказ. Говори!
И он рассказал. Я перевернул кассету. Через семь минут выключил звук. Снял с Коли наушники. Уложил его на диван. Пару часов он будет спать. Пошёл на кухню к Кате. Естественно, она слышала всё. Для того я её и оставил.
— Что будете делать, Марк? Ну, хоть как-то можно ему помочь? И мне.
Можно. Но я один не справлюсь. Сейчас позвоню Оле.
— Учительнице? Мне говорили о ней. — в голосе упрямство и даже агрессия. — Колю я ей не дам! Он мой! Только мой! Не можешь - не надо. Заберу его и идём домой. Чтоб какая-то...
Пусть отдохнет в гипнотическом сне. Бедная девочка.
— Оля, привет! Ты свободна?
Освобожусь через час. Можешь сказать?
— Ты мне нужна. Здесь у меня пара подарков от высокого Другого. Обоих убаюкал. Пандион до танца Ирумы. И Тесса. В истерике. Даже не Тесса — Хлоя. Но агрессивная.
— Сверну дела пораньше и приеду. Жди.
Не прошло и часа после этого обмена литературными намёками, как Оля уже обозревала оба спящих "подарка". Не говоря лишних слов, я подал ей наушники и включил диктофон на воспроизведение. Её реакция была вполне предсказуемой.
— Сссуки! Что делать думаешь?
— Можно подключить маму, и у неё в отделении под Пентоталом заблокировать воспоминания об этом эпизоде. Можно рискнуть, и через неделю попробовать то же самое под акустикой. Тогда уже можно его выводить из депрессии. Ты бы с этим справилась, но …
— Но эта Хлоя всей своей целкой — против. И ещё может приключиться: встретит однополчанина. Тот ему напомнит, и что тогда? Будут его из петли вынимать или с асфальта отскребать. Принципиальная разница, знаешь ли.
Оля зашагала по комнате. Как ей сейчас не хватало любимой статуэтки!
— Идея вроде есть, но надо много говорить и думать. Переводи девочку сюда. Пусть спит в кресле. Передашь раппорт мне. Немного ей поколдую. Потом закроемся на кухне. Думать будем. И там к еде ближе. Устала и голодная, как собака.
Оля жадно откусывала от здоровенного бутерброда, прихлёбывая из большой жёлтой чашки горячий какао, сдобренного настойкой женьшеня.
— Всю неделю непрерывно воюю с дураками. Как где-то мешок с дерьмом прорвало, и всё на меня валится! Сижу в этом во всём по уши, не успеваю разгребать. Идиоты! Я даже рада, что ты меня позвал. Послала их всех туда, откуда они повылазили, и помчалась к тебе.
Я стащил с неё тонкий свитер, встал сзади и плотно обхватил руками высокую сильную шею. Нашёл в ямках над ключицами идущую из глубины пульсацию, слился с ней. Оля расслабилась, закрыла глаза...
— Спасибо, милый, - она по кошачьи потёрлась щекой о мою руку и поцеловала. — Вот теперь я снова человек.
Поднялась со стула и потянулась — грациозно и сильно. Могучая прекрасная кошка. Тигрица.
— Давай пройдём ещё раз. Что нас имеет и что мы хотим иметь? Вот подумай, какой души должен быть мужчина, чтобы пойти в пед? Да еще и на биофак, а? И мечтать о семье? И чтоб куча детишек. И вот этого ангела хватают и запихивают в ад!
Их высадили в горах. Ночью они добрались до какого-то кишлака (или как оно там называется) и исполнили приказ: уничтожить всё живое, что там есть. Без стрельбы, холодным оружием и руками. У них были шлемы с тепловизором. Это позволяло как-то действовать в кромешной тьме и отличать живое от неживого. А что оно там, это, излучающее тепло — бородатый бандит, баран, ребёнок, женщина? Приказано уничтожить всё. Приказ исполнили. У них много детей, у этих афганцев. Десантную группу выследили при отходе и отомстили расчётливо и эффективно. Вертолёт подбили на взлёте: на высоте всего нескольких метров всадили гранату в двигатель. Николай принял смерть как справедливость, и пошёл ей навстречу. Но умереть не позволили. И сознание расчленилось, как под топором палача. Вот в этом-то расщеплении и пряталась разгадка парадоксальной клинической картины и непрошибаемости больного для всех медицинских и не медицинских методов. И, если бы не чудесная кассета... Буду опять у Георгия Вахтанговича, в ножки ему поклонюсь.
Надо вытаскивать парня из депрессии, восстанавливать целостность сознания, а потом уже нормальной психотерапией доводить до ума. В самом прямом смысле.
— Передадим его Рите. Старый-добрый классический гештальт — это её конёк. Нам до неё далеко. Я бы с этим великомучеником почти наверняка управилась - когда всё стало понятно. Если бы не эта... со своей истерической невинностью которую она и на него распространила. Вот скажи мне, в каком заповеднике такие дуры прячутся? А то бы я ему такую Ируму изобразила! Козликом бы заскакал. Но жалко её. Обоих до слёз жалко, Марик.
— Что будем с ними делать? Я не знаю, если честно.
— Вот поэтому ты пока ещё мой ученик, хоть уже и Учитель. Ируму будем делать из неё!
— Думал об этом. Она меня к себе на пушечный выстрел не подпустит. Сидит, как в танке. А ломать эту её броню нельзя.
— Ты опять не понял. Не ты будешь делать, а я. Твоя задача — укрепить парня физически, активизировать всё, до чего сможешь дотянуться. А девочка - моя забота. Мы ещё из них нормальных человеков сделаем. Мне Таня поможет. Ты уверен, что правильно её тогда прочитал?
— На все сто.
— Значит, пора ей со мной познакомиться. Ладно, пошли будить наших гостей. Ишь, разоспались!
Катя удивлённо захлопала ресницами при виде входящей в комнату высокой стройной красавицы. Несколько секунд она пыталась осознать невозможное и, наконец прокашлявшись, просипела с изрядным сомнением в голосе:
— Ольга Николаевна, а как вы сюда попали?
Оля, при всём её
