Двести баксов

    Марку Борисовичу Бог послал… Да. Почти что Бог. Внучатый племянник мужа тетки его жены, устроившийся на земле предков, впрочем, тоже не весьма удачно, и теперь приехавший урвать кусочек нашей несчастной, брошенной нашарап родины. И прожил-то он у них всего трое суток. По-нашему — просто Додик, а по-ихнему Довид-Лейб Хайкин, был бизнесмен, а значит, деловой человек, и попусту сил на разговоры с родней не тратил. Все время, свободное от жевания и сна, он топтал ковер в маленькой комнате, прижав плечом к уху трубку, а телефонный аппарат с комфортом разместив на животе. Размахивая незанятой рукой, он кричал в трубку на трех языках, которые, впрочем, в его исполнении звучали почти одинаково. Сима Моисеевна то и дело заглядывала в комнату и качала пересиненной головой.
    — Марик, — говорила она мужу, сильно произнося гласные и задирая хвосты последним словам фразы. — Смотри, Марик, — он десять лет живет в Израиле, разговаривает уже со страшным акцентом, а ходит в таком клетчатом пиджаке, будто только вчера приехал из-под Кременчуга.
    В среду Додик неожиданно собрался, распрощался, уже в самой прихожей вложил в протянутую для рукопожатия ладонь Марка Борисовича две свернутые бумажки и, обеими потными лапками зажав большую хозяйскую руку, вкрадчиво произнес:
    — Марк Борисович! Это для вас — от меня.
    Сима сказала:
    — Марк, пойди и купи себе то, о чем всю жизнь мечтал.
    Двести долларов! Подумайте только! Раньше за такие бумажки сажали. А теперь не то время! Теперь на двести долларов можно махнуть за границу.
    Каждый день Марк Борисович начинал «Вечерку» с левого нижнего угла, пересчитывал свой клад на рубли и сравнивал с тремя «покойными» тысячами, скопленными на книжке на старость. Целую неделю он ощущал себя богатым человеком и пользовался «Экстрой М» по назначению. Ну, конечно, Лондон и Париж он не потянет, а вот Салоники… Или Афины. Греция! Только подумайте! Еще есть «Дели — шоп-тур. 170-190 + ав.бил.» Все, ездившие в Индию, рассказывают только о храмах… Есть там такие особые храмы… Интересно посмотреть самому.
    — Сима! Что значит «шоп-тур»?
    — Это не тебе. Это для спекулянтов.
    И потом, как он один куда-то поедет? А Сима? Она тоже всю жизнь мечтала увидеть «заграницу»?
    В субботу Марк Борисович решил что-нибудь купить. Он переоделся в приличное, накинул плащ и, немного постояв у двери, крикнул:
    — Так я пошел?
    — Иди-иди, — ответила Сима Моисеевна из кухни. — И помни — только для себя!
    Мальчиком Марк Борисович мечтал о велосипеде. Теперь, в семьдесят один год, велосипед был ему уже не нужен, как и почти все, о чем он мечтал. Новую жизнь на двести долларов не купишь, «жигули» тоже. Просто приятно было, похрустывая в кармане плаща двумя новенькими купюрами, пройтись по комкам эдаким Ротшильдом.
    Без особых идей в голове Марк Борисович толкнулся в первый же магазинчик. Продавец, молодой могучеплечий парень, потревоженный треньканьем дверного колокольчика, поднял голову, скользнул глазами по зашитому вручную плащу клиента, нехотя отложил «Спид-инфо» и встал. Марк Борисович, капризно сложив губы, двинулся вдоль прилавка, заваленного сверкающей импортной электроникой. На втором заходе он поймал на себе подозрительный взгляд продавца и понял, что пора что-то спросить.
    — Это у вас что?
    — Центр.
    — И что в нем?
    — Лазерный диск, усилитель, дека, радио.
    — А это что?
    — Тоже центр.
    — Почему он так дороже?
    — То Akai, это Sharp, фирма! Ну и там со всякими прибамбасами.
    — Покажите, пожалуйста, эти ручные часы. Они звонят? А бывают такие с будильником?
    — Будете брать?
    — Подумаю… А это у вас Саламандра?
    Продавец поиграл пальцами по прилавку.
    — Вы так просто или покупаете?
    — Покупаю! — Марк Борисович решился. — Видеомагнитофон. — и вынул из кармана деньги. — Почем он у вас?
    — Баксами платите? — любезно спросил продавец.
    — Это не баксы, молодой человек, это доллáры! — наставительно произнес Марк Борисович.
    Парень осклабился:
    — Ну ты даешь, дед! Ты бы лучше подумал, на что тебя хоронить будут!
    На улице потеплело. Марк Борисович снял плащ и перекинул его через руку. А вот теперь уж он точно купит себе — что хочет! Они на нем крест поставили! Ха! Марк Борисович вдруг остро ощутил, что ему нужен именно видеомагнитофон. Купит и будет смотреть! Дети станут приходить смотреть. Станут приходить… Все. Решено. Он покупает видак. А магазинов у нас, слава Богу, много!
    В бывшем бакалейном Марк Борисович сразу уткнулся глазами в мягкие белые сапожки, отороченные мехом. Как раз для симиного плоскостопья. «Хорошо бы, — подумал он, — прийти домой, увешанному подарками! Марику он купил бы, конечно, велосипед, его мама хочет сережки с аметистом, он знает; Симе — вот эти сапожки, Боре — кожаный шикарный дипломат. А Бориных детей — не сосчитать, пусть покупает им сам.
    С третьей попытки Марк Борисович отыскал неизувеченный телефон-автомат.
    — Сима! Алло! Симочка! Скажи мне, какой у тебя размер сапога?
    — Марк? Это ты? Что ты звóнишь! Я же тебе сказала — только для себя! Почему ты всю жизнь все должен отдавать?
    Счастливо улыбаясь, Марк Борисович послушал немного гудки и аккуратно пристроил трубку на рычаг. Сима права. И почему, скажите, какого черта он всю жизнь все должен отдавать! Он решительно зашагал обратно к магазину, но вдруг остановился и как-то снизу, с живота стал заливаться раскаленным стыдом. Если разобраться — зачем он позвонил? Он столько раз был не совсем честен или совсем не честен, что почти перестал это замечать. Внезапно, от пустякового звонка позор всей жизни затопил его и предательски брызнул из глаз.
    Три троллейбусных остановки Марк Борисович шел полтора часа.
    Что он такое и что ему нужно?.. Ему ничего не нужно. Пожить еще немного. Спокойно. И в одночасье умереть, не мучаясь и не мучая близких. Вот и все. И этот… этот продавец в конечном счете прав, хоть он и хам.
    Сейчас он придет домой, обнимет Симу за плечи и скажет: «Сима, я подумал, я хорошенько подумал и решил оставить эти деньги нам с тобой на похороны. К чему так обременять детей!» На душе у Марка Борисовича посветлело, он не стал ждать лифта, упругой юношеской походкой взмыл на свой третий этаж и распахнул дверь так, будто входил в новый мир.
    На пороге кухни стояла Сима. В ее прижатых к груди руках белела маленькая помятая бумажка.
    — Марк! — дрожащим голосом сказала она. — Марк! Нам счет за телефон пришел.