Гадание по телеграфным проводам

алькове тем, кто должен был ещё три дня находиться в командировке. Очень много событий выпало на те два с небольшим года, их можно было с успехом растянуть на полтора десятка лет, но Тот, Кто Сидит Наверху решил иначе: он сжал не только время, он спрессовал события, они буквально наслаивались одно на другое, не успевало окончиться предыдущее, как начиналось следующее. А ещё мне иногда казалось, особенно, в редкие минуты одиночества, что моих приключений могло хватить не на одну, на несколько жизней. Но люди, - увы, - столько не живут.
    Однако, я, мои друзья, подружки, Марина, - как не упомянуть её, - прожили это бурное время, с успехом справились с трудностями, выжили в сложных ситуациях и вышли из них и даже…
    Стоп! Не будем бежать впереди паровоза жизни в раздражающе-красной майке события без трусов…
    Гадая на провисших телеграфных проводах, можно заглянуть в ближайшее будущее; из него легко просматривается прошлое. Возможно всё и многое: и заглянуть, и увидеть, единственное, что совершенно нельзя, это хоть что-то изменить, подкорректировать, исправить.
    Я запрыгнул в отъезжающий автобус буквально в последнее мгновение. Дверь с ужасным металлическим лязгом захлопнулась за моей спиной. Будь у меня крылья, они бы летели вслед за автобусом, осыпая белыми перьями человеческой чистоты замусоренную дорогу и заплёванный тротуар.
    Но крылья, - это фантазия, - реальность, это много круче. Я уткнулся лицом в восхитительную, шикарную, - не могу отказаться от гипербол, - упругую грудь, живущую своей отдельной жизнью от хозяйки, стянутую плотным материалом футболки с фривольным рисунком колобка, высунувшим нахально красный длинный язык.
    Язык колобка я увидел в последний момент своего добровольно-принудительного холостяцкого прозябания под жарким северным солнцем Якутии.
    Следом ощутил упругость груди, исходящий от неё аромат чистого тела, слегка приукрашенный запахом дезодоранта, втянул глубоко носом и услышал, - это показалось мне чем-то сверхъестественным, - точнее, расслышал на периферии сознания и слуха приятный девичий голос и сказанное с лёгким смешком: - Алё, дорогой! Такие бонусы за просто так никому не раздаются.
 
                                                              3

    Излишне говорить, это была та самая Марина… Да-да-да, та самая. У которой я сейчас сижу на кухне. Но исходя из реалий, до нашей настоящей встречи осталось более семисот дней с часами и минутами. И мне, - по прошествии многих лет, как и тогда, казалось и очень хотелось верить, что земные часы наших жизней кем-то точно синхронизированы с Вселенским хронометром или, надеясь на волшебное чудо гравитации мысли и духа, невидимыми механизмами – зубчатыми колёсиками и прочими сложно-упрощёнными передаточными устройствами, - через кротовьи норы и чёрные дыры, - соединило нас…
    Очень хотелось верить, что это случится именно сейчас, а не в какой-то разветвлённо-векторной перспективе раскинувшегося вширь и ввысь пространства.
    Из холостяцки-эротических сладких медитаций меня вернул в своё эго прокуренный мужской голос, смешливо посоветовавший: - Ты, паря, не теряйся, не только носом, и руками крепче хватайся за мощные баллоны!
    Автобус взорвался от мощного взрыва хохота. Понеслись дельные советы с юморком и наставлением подсобить, если сам не справлюсь. Открылись двери на очередной остановке. Масса желающих выйти выплеснула меня из парфюмерной духоты автобуса на свежий воздух прожаренного солнцем дня. Двери быстро захлопнулись и автобус, пыхтя сизым дымом, насыщенным октановыми числами, махнул мне хвостом.
    Некоторое время я пребывал под гипнозом груди незнакомки. Налетевший бриз от реки Лены отмахнул прохладной ладошкой с моей восприимчивой ауры приклеившиеся, флюиды и эманации посторонних и чужих людей, а также магический флёр незнакомки с упруго-восхитительной грудью. Вздрогнув, тяжело вздохнул. Повёл плечами, аки сказочно-мифический богатырь, посмотрел свежим, незамутнённым взором по сторонам. Вспомнил цель похода по городу. Насвистывая пришедшую на ум мелодию, направился к конечной цели маршрута.
    На тот момент я и понятия не имел, какие последствия последуют после этой встречи с загадочной незнакомкой, обладательницей роскошной груди в обычном рейсовом автобусе.
    Как ни хочется, однако к теме гадания придётся возвращаться не раз. И это, - говоря честно, без гипербол и прочих мудрствований, - основная нить повествования в жизни любого человека, даже духом не подозревающего о существовании сего интересного факта в судьбе любого индивидуума.
    Это был временной отсыл в параллельно-вербальную реальность. Нечто сродни нескольким глубоким вдохам перед затяжным погружением в водную стихию.

                                                              4

    - Ты портретно похож, Мэт, на одного человека…
    Пришёл час представиться. Нарекли меня именем одного из авторов евангелий Матвеем, подозреваю с подачи бабушек с обеих сторон. Ну, нарекли и нарекли. Матвей ничуть не хуже Эраста, для примера. Мэтом я стал позже, во время срочной службы в ВМФ СССР. Один из моих сослуживцев призвался с третьего курса иностранных языков, где изучал интенсивно аглицкий язык и литературу. Вот он-то и сказал, знакомясь, мол, моему типу лица, очень близкому к европейским народам, больше подходит Мэт, как и для краткости при общении, или Мэтью. За эту маленькую коррекцию мне впоследствии за три года службы икалось не раз, порой до спонтанной нервной диареи. Это вскользь – глубже не вникаю.
    - … но это совершенно невозможно, - Марина приподнялась над табуретом, и я мысленно дорисовал овалы её розовых аппетитных ягодиц, прогнувшись по-кошачьи телом, видимо показать гибкость своего безупречного молодого тела, она встала и пошла в зал, как бы ненароком задрав спинку халата так, чтобы я внимательно рассмотрел её сладкую попку с щелкой между упругих ягодиц.
    Если бы меня могли увидеть со стороны герои древних мифов и преданий, они оценили бы в полной мере мои усилия по подавлении эрекции. Вжимаясь пятой точкой в стул, сдерживал желание сорваться с места, чтобы не ринуться вслед за Мариной, не завалить её на пол и не надругаться немножко, разрывая руками халатик, сгрызая пуговички зубами, брызжа слюной и заламывая ей руки, оглохнув от страсти, дабы не слушать сбивчивых речей и испуганно-артистического недоумения, вызванного моим поведением.
    Пару минут спустя она вернулась с семейным фотоальбомом, не подозревая, как я с нею мысленно вступаю в грубый секс. Выставила перед собой на вытянутых руках распухший от снимков альбом, вот, мол, история нашего рода.
    Старательно обходя тему гадания, поневоле приходиться к ней возвращаться, так как она вынесена в названии произведения, поэтому вокруг неё, как вокруг оси, крутятся события моего повествования.
    Выступающие на стороне гадания или оппонирующие им персоны, всегда сходятся в одном: сам факт гадания и его правдоподобие окутывает человека и формирует его дальнейшую судьбу с момента зачатия. Всех гложет интерес: «Кто будет, мальчик или девочка?», «Двойня?!», «Что с ними делать буду!» И те же вопросы, только в другом направлении будут сопутствовать всю жизнь до последнего мига, пока перед затухающим взором… Живые никогда не узнают, что там проносится перед затухающим взором. У кого развитое воображение и богатая фантазия, придумают что-нибудь ярко-красочное и замысловато-неестественное. А ушедшие за горизонт сознания не поделятся с нами своими знаниями. Увы и сто раз подряд – увы! Пока не изобрели прямого способа прямого общения. Ежели и существует, то строго засекреченный и одноканальный, действует в одном направлении. Например, в случае с гаданием.
    С настоящей гадалкой, не участницей шоу «Битва экстрасенсов» или прочих около мистических мероприятий, наводнивших теле-эфиры, довелось встретиться во вполне зрелом возрасте.

                                                              5

    Дело было весной. Установилась тёплая и солнечная погода, свойственная украинской весне. С вечера бабушка предупредила, мол, пойду к подруге, бабе Клаве. Гадалке. Очень хочется узнать, что ждёт меня в ближайшее время. К тому времени я дважды прошёл воинскую медицинскую комиссию и ждал повестки из военкомата, в которой мне будет приказано явиться во столько-то и тогда-то для прохождения воинской службы, почётной обязанности каждого мужчины СССР.
    Хоть кол на голове теши или лоб об пол мраморный бей, никак не получается моё повествование логическим, прямым, как учительская указка!
    Всё дело в том, что моя рука с пером, так возвышенно называю шариковую ручку, управляется подсознанием. Априори будучи более раскрепощённым, нежели сознание, чётко контролирующее себя, и по этой причине прекрасно знает, что думают, как, где и когда оба мозговых полушария. В отличие от рук, ну, вы понимаете, правой похеру, чем занята левая.
    И снова обо мне, сиречь, аглицком варианте имени. Застал как-то своего сослуживца Андрея Жовнера за чтением какой-то брошюры в укромном месте. Таких мест в казарме изначально не предусмотрено, но, если постараться… Так вот, очень удивился его испугу, каждый глаз с баскетбольный мяч, фейс лица бледнее бледного, рука с брошюрой тонко треморит. С шуточкой обращаюсь к нему: «Что, Дрюня, обосрался от страха?» - и вынимаю книжицу из его руки. Обложка простенькая. Но надписи на ней на мове потенциального противника. Листаю странички. Текст сплошь на латинице. Школьный курс аглицкого полностью не выветрился. Кое-какие слова узнаю, складываю в предложения. Потихоньку врубаюсь, чем мой товарищ по боевому оружию балуется: читает библию. Да ладно бы на русском, так нет же, на английском! А за такие литературно-изящные вольности свободно можно было лишиться свободы, - каков каламбурчик, а? оцените! – и после недолгих процессуальных процедур оказаться в заведении с крайне строгой воинской дисциплиной. И уже там без видимых причин прятаться от товарищей, читать, вероятно, вслух на родном литературном языке, к коему приложили длани Кирилл и Мефодий, воинские уставы или, к примеру, глубоко-нравственные произведения классиков русской и советской литературы.
    Дрюня онемел. Только подрагивает рука с классово-враждебной книжечкой.
    - Матвей, - наконец произносит он, сильно заикаясь. – Матвей, верни, Христом молю! Верни! Ты же носишь имя одного из авторов Евангелий!
    Довод, безусловно, железобетонный.
    - Матвей, верни, поаылуйста!
    Просмотрел брошюру, перелистал листочки со строчками. В голове складывается мозаика.
    - На русском, Дрюня, Евангелия не нашлось, что ли?
    Дрюня выдохнул. Лицо медленно розовеет.
    - Взял, какое было. Я – верующий. Мне больше хлеба нужно слово Божие.
    Сажусь на банку (табурет); книжечку использую вместо веера; в комнатушке жарковато.
    - Как удалось утаить в учебке?
    - С божьей помощью! – вышло у Андрея это так, будто бросил вызов всему человечеству, погрязшему в грехах и неверии.
    Машу рукой.
    - Знаю эту помощь. Имя ей разгильдяйство и похеризм.
    Дрюня пожимает поникшими плечами.
    - Ты в курсе, застукай тебя с этим вот