Самый страшный день войны. Глава 3. За неделю до того дня

нравится. Потом на это слово считаешь: любит он, уважает, ревнует или ненавидит… Мне на букву «л» никто не выпадал.
Глафира рассмеялась:
– У нас на Северо-Кавказской железной дороге тоже верили, что жених должен соответствовать буквам СКЖД: смешить, катать, жалеть, дарить. Если так не делает, лучше замуж за него не ходить!
Тут открылся полог, согнувшись пополам, в землянку влезла Ярослава.
– Люба, в караул! Винтовку возьми. Через два часа ты, Зоя, её сменишь, я разбужу. Потом Глафира, и снова я. Про любовь и счастье разговоры закончить. Счастье, кто ещё не понял, – это своенравная кукушка. Захочет – две жизни накукует. Не захочет – все яйца по чужим гнёздам раскидает. Так что завтра будет вам ку-ку…
И задула лучину. Растаяла любовь, как струйка дыма.
Когда утром проснулись, Ярославы не было. И её «ку-ку» не было. Был едва уловимый остаток от сладкого сна.
– Ой, девочки, мне такой чудный сон приснился! – Катю даже не волновало, что подруги ещё спят, ей очень хотелось сохранить те ощущения, что только что вот были, а через секунду могли исчезнуть безвозвратно. – Будто он совсем рядом и шепчет мне в ухо: «Ле-чу-у!» А я ему: «Летишь?» А он всё повторяет: «Ле-чу-у!» Я снова спрашиваю: «Летишь?» А Володя сердится уже: «Ле-чу-у!» И я, наконец, понимаю, говорю: «Лечишь?!» И он как-то довольно затихает. И почему-то вдруг исчезает…
Катя приподнимается, оглядывает подруг:
– Странный сон, да, девочки? К чему бы, а? Может, его ранили?
– Успокойся, невеста, – вздохнула Глафира. – Нормальный вещий сон. Ранили – не убили же. Жди письма из госпиталя. Пошли, подруги, умываться…
А день-то какой занимался! Он обещал быть жарким. А пока солнце просто заливало разными красками позиции зенитных батарей, и тени от орудийных стволов на глазах уходили влево, ломались, удлинялись. Незакрытые траншеи и блиндажи темнели пустотами и чернотой. Вдали ровной жирной линией опоясывал их кругом готовый противотанковый ров, и лишь оставленная для грузового и гужевого транспорта перемычка белела слегка вытянутым квадратом. И так же, как в первое утро, когда они пришли на эти позиции, перекликались на Волге буксиры и маленькие катера.
Наступал четыреста двадцать четвёртый день войны. Письмо от Володи получит Катя завтра, утром двадцать третьего августа. Из госпиталя он написал ей, что скоро поправится, и просил фотографию. Ответить Володе она не успеет…
Командир третьей батареи, молодой синеглазый лейтенант пришёл принимать готовность их боевого расчёта. Начал с утренней сводки Совинформбюро:
– Наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районе Пятигорска… В районе Клетской в ходе боёв уничтожено семь танков и разгромлен батальон немецкой пехоты… Северо-восточнее Котельникова крупный бой идёт у железнодорожной станции, которая несколько раз переходила из рук в руки. Н-ское танковое подразделение уничтожило четыре танка, семь противотанковых орудий и истребило свыше ста пятидесяти солдат и офицеров противника…
Отложил листок, помолчал.
– Тяжёлые бои идут, девчата. На нас идут. Нельзя немцев пускать к Волге. Нет у нас на это права…
Лейтенант вздохнул, вспоминая что-то печальное.
– Месяц назад я служил в 30-й стрелковой дивизии, мы Ростов защищали. Две танковые армии и одну пехотную враг бросил на город – такого не знала ещё история. Неравные были силы, но мы держались. И ваше училище успело эвакуироваться тогда. Помните? Немецкие танки давили нашу артиллерию, их было много, а пушек мало. Люди стояли насмерть. Да и не только люди…
Хотя не было команды «смирно», девушки стояли и слушали его, не шелохнувшись.
– Когда немцы неожиданно атаковали нас с тыла, оказалось, что остановить эти бронированные чудовища нечем. И тогда спустили с поводков собак из роты истребителей танков. Собак было чуть более полусотни, а фашистских танков мы насчитали шестьдесят четыре. И наши четвероногие друзья уничтожили почти треть из них. Семнадцать танков! Мы тогда на несколько часов задержали наступление немцев. Тысячи человек, и вы в том числе, успели покинуть город…
– Будьте в нас уверены, товарищ лейтенант, мы не оплошаем! – подала голос Ярослава. – Ни одному самолёту не дадим бомбить Сталинград. А если танки пойдут… Мы не собаки. Под Ростовом по танку на одну собачку пришлось, а нас здесь шестеро – совсем другая арифметика получается.
– Молодцы, девчата! – улыбнулся лейтенант. – А я тут пытаюсь понять, какое у вас настроение перед боем. Похоже, боевое?
– Вопрос разрешите? – Зоя смело подняла руку.
– Да, конечно.
– А вы женаты, товарищ лейтенант? Вам пора жениться!
– Вы бросьте эти… – смутился, покраснел командир батареи. – Эти… Пора-женческие настроения!
И ушёл выяснять настроение у других боевых расчётов. 

Глубже рой и тише пой – это закон войны

«Танки шли вперед по бездорожью и по дорогам, которые казались морщинами на стареющем лике земли. Временами они двигались настолько стремительно, что некогда было взглянуть на спидометр. Трудно подсчитать, сколько километров прошли танки до Кавказа и Волги».
Г. Гудериан, генерал-полковник вермахта
«Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла… У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».
Из приказа № 227 наркома обороны Союза ССР
«Так как здесь, в России, всюду много не поддающихся учёту сил, даже в политике и хозяйстве, то не может быть единого мнения ни о её людях, ни о их жизни. Русские всё измеряют расстоянием. Они живут в пространстве. Широта и простор определяют судьбу этой страны и её людей. На просторах России медленнее течёт история».
К. Кюнер, майор вермахта
«Каждый день проверяй точность прицельный линий. Пристреляй ориентиры на пересечённой местности. До ориентиров наводчик промеряет дальность ногами. Ставь ложно-имитирующие орудия в удалении 50–80 м. Почаще проводи учебные бои с боевым расчётом. Если мало танков противника, не открывай огонь всей батареей. Помни: одно орудие – три танка противника. Старайся бить танк в бок, и бей, пока он не загорится».
Из памятки командиру батареи РККА

…Опять копали. Кирка, которую подарила та женщина, пригодилась очень. Хотя теперь ломы были у каждого расчёта: гражданские больше на оборонительных работах не появлялись.
Солнце уже палило нещадно. И тихо было, как перед грозой. Только со спины слышно, как Тракторный завод, тяжело вздыхая, делает свою работу, да здесь лопаты позвякивают о камешки. Не до смеха, не до песен. Глубже, глубже зарывайтесь в землю, зенитчицы. Не предусмотрена в ваших орудиях бронированная защита.
В полдень старшина развёз на подводе термосы.
– Приказано выдать по фронтовой норме. Суп, каша с мясом, чай, сахар, хлеб. Это сразу завтрак и обед…
– А форма будет по норме?
Не стал отвечать.
Опять с обходом идёт командир батареи. Зойка опять к нему:
– Товарищ лейтенант, а чем нам орудие маскировать? Ни деревьев, ни веток вокруг.
– Правильный вопрос задаёте, товарищ красноармеец, – он глядел на Зою не улыбчиво, но с интересом, явно начиная выделять её. – Попрошу на заводе, чтобы помогли…
– Хорошо бы стволы опустить горизонтально, – невольно помешала их беседе Глафира. – Они тень отбрасывают, и с самолёта смотрятся, как палки. Сразу нас видно. И нам легче маскировать, если ствол опустить…
– Вот это мудро! Благодарю за службу, девятый расчёт! 
– Служим Советскому Союзу! – громче всех, наверное, Зоя кричала.
В этот день её очередь была носить синюю юбку. Как-то сразу стала снова походить на киноактрису.
Это заценил парень с Тракторного, который принёс брезентовое полотнище.
– Держите подарок от нашего завода, – подкатился он к Зое. – Разрешите представиться – Сергей, боец рабочего ополчения. А вас как зовут?
Ярослава мгновенно разрулила ситуацию.
– Часовой! Почему посторонние на позиции девушек? Провожайте бойца!
Не того здесь ждали. А тот, кого ждали, пришёл по делу.
– Никто не знает, как завтра сложится ситуация. Самолёты – это понятно. Но нам надо быть готовым к отражению и танковой атаки, – начал лейтенант. – Согласно инструкции до боя желательно провести пристрелку реперов. Знаете, что такое реперы?
Обращался он к Зое, все остальные номера орудийного расчёта старательно делали вид, что заняты земляными работами. Зойка смотрела на него во все глаза.
– Понятно. Вижу, что не знаете, – каким-то другим голосом продолжил комбат. – Репер – это ориентирная точка прицеливания, координаты которой можно определить по карте.
– А какие в небе ориентирные точки прицеливания? – моляще протянула Зоя. – Есть курс самолёта, высота, скорость, дальность – вот от этих данных и надо исходить…
Командир батареи стушевался, покраснел. Но на этот раз не ушёл.
– Вы правы, товарищ красноармеец… Никак не могу отвыкнуть от инструкций противотанковой артиллерии. Но и там есть полезные правила. Например, учебные бои. Или рекомендация, что наводчик орудия должен ногами промерять расстояние до ориентиров. Вот сколько метров будет отсюда до перешейка через противотанковый ров?
– Ровно километр. Или вы приказываете, чтобы я сейчас шагами промерила расстояние до рва? – что-то начинало не нравиться Зое в этом разговоре. А сердце колотилось, она даже слышала его неровный стук.
– Да нет, зачем же! – замялся лейтенант, а синие глаза с длинными ресницами сразу выдали его неумение разговаривать с девушками. – Вы же наводчик? Вот я и хотел научить вас, как определять расстояние до наземной цели. Вдруг понадобится…
– Что такое тысячная, вы же знаете? Так вот, вытягиваете свой большой палец на расстояние полметра от глаза, – лейтенант смотрел не на палец, а в глаза Зои, а она смотрела в его глаза. – Высота среднего немецкого танка два и семь десятых метра. Зная толщину пальца, можно с точностью высчитать искомое расстояние. Таким образом, подсчитаем… Если танк появится на перешейке, до него будет ровно девятьсот шестьдесят метров! Поняли?
– Так точно, товарищ лейтенант! Всё поняла!
Зоя целых две минуты купалась в его глазах-озёрах. Не могла же она сказать, что ничего не запомнила.
Комбат подозвал Ярославу.
– Прошу обратить внимание, что во время боя командир батареи не кричит «Огонь!» Особенно если это заградительный огонь. Команда будет такая: «Залпом, триста тридцать три!» Тогда с последним словом все орудия выстрелят одновременно.
Лейтенант похвалил сделанные укрытия и маскировку орудия.
– Молодцы, девчата! Кто это у вас такой грамотный?
– Это наша красавица Зоя, наводчик орудия!
Глафира мигом приписала подруге свой прежний опыт. Сработало. Лейтенант подарил Зое ещё один взгляд.
Он уже уходил к другим расчётам, когда распахнулись ворота Тракторного завода и оттуда пошла колонна танков. Ах, какая это была чудесная картина! Пусть некрашеные, с заплатами и щербинами на броне, местами закопчённые, с ржавчиной и обгорелой старой краской – они были