Самый страшный день войны. Глава 2. За месяц до страшного дня

Виктор КОРОЛЕВ
Самый страшный день войны. Глава 2. За месяц до страшного дня

«Равняйсь! Смир-р-но!»

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Постановление N 1488сс ГКО СССР
"25" марта 1942 года гор. Москва
О мобилизации девушек-комсомолок в части ПВО
Государственный Комитет Обороны СССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Заменить в войсках противовоздушной обороны территории страны 100.000 красноармейцев женщинами…
2. Обязать ЦК ВЛКСМ мобилизовать к 10.04.1942 года в войска ПВО страны 100.000 девушек-комсомолок в возрасте 19–25 лет, из них 40% с полным средним образованием и остальные образованием не ниже 5–7 классов. Мобилизацию произвести в соответствии с заявками войск ПВО страны.
3. Мобилизуемых девушек-комсомолок направить для замены красноармейцев в войсках ПВО территории страны:
а/ в зенитную артиллерию – 45 тыс. (в т. ч. в Сталинградский дивизионный район – 5000 чел., Ростовский – 3050 человек);
б/ в зенитно-пулеметные части – 3.000 человек…
4. Замену мобилизованными девушками-комсомолками красноармейцев мужчин в войсках ПВО произвести в сроки:
а/ в подразделениях обслуживания – сразу после призыва;
б/ специалистов в частях зенитной артиллерии – не позднее чем через полтора месяца после призыва…
5. Освобождающихся красноармейцев после замены мужчин использовать на укомплектование выводимых с фронта стрелковых дивизий и стрелковых бригад Красной Армии.
6. Мобилизованных девушек-комсомолок, назначаемых в состав строевого расчета подразделений, обеспечивать всеми видами довольствия наравне с военнослужащими…
7. На период обучения в частях ПВО страны мобилизованных девушек выделить 100.000 полуторамесячных пайков.
8. В месячный срок изготовить 90.000 комплектов обмундирования для мобилизуемых девушек-комсомолок.
Председатель ГКО Союза ССР – И. Сталин

…Комната была небольшая, квадратная. Под потолком горела слабенькая лампочка, окно занавешено одеялом. Стояли разномастные кровати, две по стенам, третья у окна, две в центре, ещё одна у дверей. Тёмно-синие одеяла поверх матрацев, подушек нет. Пара тумбочек. Один табурет. Ни стульев, ни стола.
– Личный состав в полном комплекте, – сказала гигантша Ярослава. – Эту мышку-малышку ещё берём – и всё. Больше никто не войдёт, койко-мест лишних нет.
– Ты голодная, наверное? – по-доброму улыбаясь, спросила Лену девушка с рыжими кудряшками до плеч. – В кружке чай ещё не остыл, и сухарь остался. Туалет в конце коридора. Давай, не тушуйся! А то скоро свет погасят, тут ночью ходить запрещено. В других комнатах тоже девушки, они раньше нас заселились. Им даже форму уже выдали…
Новенькую напоили чаем. Познакомились. Легла Лена на свободную кровать посредине комнаты. Мешок с вещами под голову положила.
– Будем рядом спать! – рыженькая назвалась Катей, её подруга Любой. – Завтра на довольствие обещали поставить. Будет день – будет и пища. Давайте спать!
Уснули Катя и Люба, не прошло и минуты. Да и все в комнате затихли, с расспросами не лезли. А Лена всё лежала с открытыми глазами, разглядывая металлические шарики на противоположной спинке кровати. Она никогда ещё не спала на такой красоте. Это какая-то другая жизнь, совсем-совсем другая. От начала до конца. Начало уже завтра. А конца у такой жизни вообще не должно быть. У неё теперь есть подруги, лучшие на свете…
Свет потух. Кто-то крикнул в коридоре:
– Отбой!
Она послушно уснула.
Утром всех разбудили по-военному, в шесть часов. Просто в комнату вошёл незнакомый дядька в военной форме, рявкнул от порога безжалостно:
– Подъём! Выходи в коридор строиться! Без вещей!
И сам вышел.
Быстренько оделись, вытянулись у стены. Дядька оказался ростом даже ниже Лены. Такой колобок в сапогах и фуражке.
– Я ваш старшина, – представился колобок. –  Пока будете учиться, я для вас один во всех лицах – и царь, и бог, и отец родной. Потому слушаться меня беспрекословно, иначе… Короче, папаня, может, и пожалеет, но и накажет по всей строгости воинского устава. Всем понятно?
Девчонки испуганно закивали головами.
– Сейчас оправиться, навести порядок в казарме, умываться во дворе – ведро уже стоит. Через полчаса поведу на завтрак, все уже там. После завтрака – политзанятие. Потом обед и баня. Вопросы есть?
– Есть, – подняла руку Ярослава. – А когда нам форму выдадут?
– Скоро получите. Всё в своё время, девчата…
Показалось, или в самом деле как-то неуверенно он это сказал? Знал или просто чувствовал, что с вещевым довольствием для будущих зенитчиц что-то не так у тыловиков? Показалось, наверное.
Умывались по очереди. Глафира поливала из кружки в подставленные ладони и вдруг замерла.
– Ты чего?
– О! Слышите? Это гудок нашего депо! Он нас с папой на работу всегда будил!
– Будил, будит и будет будить! – деловито сказала Ярослава. – Поливай давай!
И всем сразу стало как-то легко и весело. Лица умытые посветлели, глаза заблестели. Гуськом потопали за старшиной на завтрак – в спортзал школы, что впритык с их детсадом, за забором. Колобок по ходу успел рассказать, что в двухэтажном здании бывшей школы расквартировано Ростовское артиллерийское училище. И правда – десятки парней за столами разом подняли от тарелок свои стриженные под ноль головы, заулыбались навстречу, чуть пальцами не показывают, словно никогда девчонок в платьях не видали. А пахло в столовой так божественно вкусно!
Первый завтрак новой жизни был хорош. Перловая каша, хлеб, сладкий чай, а соли так вообще сколько пожелаешь, полное блюдце. Девушки весело переглядывались, но на призывные шутки парней не отвечали: старшина ходил кругами вокруг стола, он казался им свирепым и безнадёжно старым.
– Закончить приём пищи! Встать! Выходи строиться!
Опять гуськом в свой детсад, который старшина называет казармой. Устроились в бывшей игровой, просторной комнате, где поместились и новенькие, и девушки, уже получившие обмундирование. Их было втрое больше, все коротко подстрижены, в огромных ботинках с обмотками, мешковатых гимнастёрках и галифе. И смотрели-то они на прибывших с добродушным презрением, и перешёптывались меж собой, хмыкая. Пока не появилась в дверях Ярослава. Была она в тёмном пиджаке и длинной диагоналевой юбке, оттого закрыла весь проём, а заодно и рты у «ветеранш». Сразу всем хватило места на низеньких детских скамейках.
– Здравия желаю, товарищи! Я комсорг училища, только что назначен агитатором, – встал перед ними молоденький командир с малиновым кубиком на чёрной петлице. – С сегодняшнего дня все вы, добровольно решившие встать на защиту нашей Родины, являетесь курсантами школы  зенитчиц. Тут все комсомолки? Это хорошо. А коммунисты есть?
В заднем ряду встала девушка в форме.
– Я кандидат в члены ВКП(б) с апреля сорок второго. До войны работала санитаркой. Имею значок «Готов к санитарной обороне».
– Отлично! А кто ещё до войны успел поработать?
Почти половина подняли руки.
– А из Ростова есть кто?
Таких тоже оказалось немало. Но все местные успели эвакуироваться в сорок первом, немцев никто из них в глаза не видел. И тогда комсорг стал рассказывать, какие ужасы выпали на долю тех, кто оставался в городе во время «кровавой недели» фашистской оккупации.
– Гитлеровцы разграбили все магазины, стаскивали с прохожих на улицах одежду и обувь, отбирали все ценные вещи, врывались в квартиры, бессмысленно уничтожали все, что не могли унести. Они расстреливали всех, кто оказывал сопротивление. Парнишку зверски замучили лишь за то, что он не отдал этим варварам своих голубей. Евреев убивали сотнями и не разрешали никого хоронить…
Комсорг оглядел притихших комсомолок и продолжил:
– Наш город вот уже более полугода остаётся прифронтовым. Нередки ещё бомбежки вражеской авиации. Она по-прежнему господствует в нашем небе. Здесь размещены десятки госпиталей, восстановленные предприятия дают фронту оружие и боеприпасы, обмундирование и снаряжение для Красной Армии. Здесь вы будете учиться воевать, бить ненавистного врага, мстить за поруганные города и сёла!
Очень хорошо, что половина из вас уже успели поработать ради победы над врагом. Вы поняли, что такое дисциплина и законы военного времени. Сегодня вам раздадут уставы и наставления, которые нужно будет знать, что называется, назубок. Теперь вся ваша жизнь пойдёт по строгому воинскому распорядку. Живите дружно, помогайте друг другу. Выберите старших по комнате, с них будет особый спрос. Позже будут сформированы боевые расчёты. Учитесь старательно, чтобы без промаха сбивать фашистских стервятников из своих зениток. После принятия присяги поедете на фронт. Надеюсь, что и я поеду с вами, будем вместе бить врага!..
Старшей выбрали, конечно, Ярославу. Первым делом она отправилась к старшине требовать обмундирование. Тот опять отнекивался, но пообещал, что после бани что-нибудь придумает. Дал пару вёдер, несколько кружек, простыни, три куска мыла и большие ножницы.
– Всё, мышки-малышки! – вернувшись, твёрдо заявила Ярослава. – Кончилось девичье время, пока косы стричь! Подходи по одной!
– Я не дамся! – упёрлась вдруг Любушка. – У нас в Александровке все знают: девушка отрезает волосы в память о погибшем муже и после этого не выходит замуж до конца жизни. Он мне не муж, конечно, но я уж лучше ждать его буду. И тогда он вернётся живой с войны.
– Ох, если бы всё так просто было! – с каким-то стоном выдохнула Зоя. – Я тоже всю войну прошла бы с косой! До самого Берлина…
– А у меня две косички. Это что, только замужние могут носить две? – малышка Лена смотрела на всех наивными голубыми глазами.
– Тебе и две можно, ты ещё ребёнок!
Первой села на табурет Глафира. Но Ярослава лишь пощёлкала в воздухе ножницами.
– Да чего тебе-то резать? У тебя и так короткие!
– Режь! Ещё короче сзади сделай! Насмотрелась я на железной дороге: если заведётся какая нечисть – не промыть, не вывести.
Девушки притихли. Второй уселась Зоя. Взяла в руки отрезанную свою косу, зашептала:
– Ничего, ничего… Всё им, гадам, отольётся. Нам теперь голову надо беречь, а не по волосам плакать! Да же, девочки?
Любушка тоже не плакала. А потом Катя села, и Ярослава спросила её:
– Ну что, тушим пожар в степи?
Та не поняла, но когда огненные локоны стали падать на пол, ойкнула:
– Мама! Да что же это?!
Леночке просто чуть укоротили два жиденьких хвостика сзади – пусть так походит, до окопной жизни ещё полтора месяца. Настала очередь самой Ярославы.
– Глаша, займёшься мной?
– Сделаю в лучшем виде, я свою сестру всегда стригла.
Когда великанша встала, все ахнули:
– Ярослава, ты похожа сейчас то ли на боксёра знаменитого, то ли на древнерусского князя!
Та довольно хмыкнула, глянула на свои часики.
– Ну-ка, прибрать тут всё! И мигом за уставы!
Через час зашёл в казарму старшина. Молча глянул на стриженые затылки и, стараясь не скрипеть сапогами, удалился. Никто не подал команды «смирно», хотя соответствующее место в уставе уже прочли. Зато как он удивился, когда перед обедом, завидев идущего от школы старшину, Ярослава скомандовала:
– Расчёт, равняйсь! Смир-р-но!
И пошла ему навстречу, печатая шаг, и доложила по всей форме о готовности к приёму пищи. Вёл колобок девчачий строй к школе и командовал, довольно улыбаясь:
– Подтянись! Левой! Раз, два, три! Левой!
Уже в столовой кто-то из