Самый страшный день войны. Глава 3. За неделю до того дня

Виктор КОРОЛЕВ
Самый страшный день войны. Глава 3. За неделю до того дня

У Тракторного завода

«Способность русского солдата всё перетерпеть, всё вынести и умереть в своей стрелковой ячейке является важной предпосылкой для упорной и ожесточённой обороны. Она дополняется связью русского солдата с природой, что позволяет ему в обороне мастерски оборудовать свои позиции и прекрасно маскироваться».
А. Миддельдорф, полковник вермахта
«Хорошо замаскированные войска, будучи невидимыми для противника, не являются объектом его огневого нападения и чувствуют себя спокойно и уверенно. Это повышает боевой дух войск, вселяет в них веру в победу над врагом и обеспечивает победу малой кровью».
Маскировка. Пособие для военных училищ. НКО СССР
«Потом мы сидим на левом берегу на опрокинутой рассохшейся лодке и смотрим на дымящиеся трубы Тракторного. Он ни на минуту не прекращал работы. И Шапиро рассказывает нам, что в июле завод выпускал по тридцать танков в сутки, а в августе даже до пятидесяти, сейчас же занимается исключительно ремонтом поврежденных машин, и что часть оборудования уже вывезена на Урал, а другую собираются вывезти, если только удастся отогнать немцев откуда-то, где есть не то мост, не то причалы какие-то».
Виктор Некрасов. В окопах Сталинграда
«Мы наступаем, но очень много потерь. Фюрер пообещал каждому гектар земли на берегу Волги. И можно будет перевезти сюда родителей. Но вдруг меня убьют? Мама, разве вы с сестрой сможете жить на земле, в которой я буду лежать в безымянной могиле?»
Из письма немецкого солдата В. Паана


…Ярославе старшина принёс два красно-лаковых треугольничка в петлицы.
– Москвичка, поздравляю, тебя! Ты теперь младший командир, главная в боевом расчёте. Расти до генерала – у тебя все задатки есть!
– Служу Советскому Союзу!
А тот не отдаёт.
– Это… Обмыть положено… Примета такая – что ж нам беду-то звать?
– А у нас нету.
– У меня с собой, – старшина достал фляжку. – Подставляйте кружки.
Обмыли, как положено. Леночке – одну каплю. Себе старшина ещё плеснул.
– Я ведь поначалу думал, ты – Ярославна, что это отчество такое. Как у царицы одной в древней Руси…
Ему хотелось поговорить. В других казармах, с другими девчатами ему, может, и было проще, но почему-то тянуло к этим – в городских светлых платьях и туфлях с белыми носочками.
Они его не боялись. Не заискивали перед ним, не надсмехались, как другие. Он был для них даже не папаней, а старшим братом. Как-то подспудно, душой, сердцем чувствовал он, что с этими сестрёнками ему теперь до конца дней вместе быть, потому как одна судьба у них.
– Надо же, девоньки, кругом война, а вы в платьях белых, – благоговейно оглядывал он девушек.
– Это вы, товарищ старшина, так говорите, потому что формы не даёте! Не осталось уже ничего белого – всё в лохмотья ушло!
Зоя где-то успела переодеться в голубое платье с глухим воротом – последний мирный запас. Крутанулась посреди комнаты:
– «Раньше мне нравилась девушка в белом, теперь я люблю в голубом!»
– Хоть на танцы иди! – похвалил колобок. – Как в мирное время…
Шёл четыреста восемнадцатый день войны. Никто из них не знал, что до Победы остаётся ещё долгих тысяча дней. Одна тысяча дней и одна тысяча ночей…
…Первая влюбилась Катя.
Как-то вечером старшина снова пришёл к ним на огонёк. Не строжился, не проверял и уж тем более не обещал, что экипирует по уставу. Сразу к Кате.
– А ты не помнишь того парня из артиллерийского училища в Ростове, что жениться на тебе обещал? Курсант Володя Комаров? Он мне письмо прислал, в Воронеже воюет. Уже лейтенант. Привет тебе передаёт, просил номер своей полевой почты тебе дать, если захочешь написать ему…
Катя как раз за столом сидела. В тёмной юбке – её очередь была носить – она пошла сначала почему-то к настенному зеркалу, потом снова села за стол. И – начала писать письмо. На ужин её не дозвались. А когда вернулись, она лежала на кровати с закрытыми глазами и притворялась спящей.
– Пропала девка, – негромко сказала Ярослава. – Был пожар в степи, да раздуло его…
И знаком показала Любушке, чтобы не лезла в душу к подруге, и вообще отбой – это отдых от боя… А завтра придётся воевать без отдыха.
Как в воду глядела.
Утром после завтрака – общее построение. Сначала безрадостная сводка Совинформбюро:
– В течение пятнадцатого августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды, Черкесск, Майкоп и Краснодар…
И тут же приказ по школе: грузить орудия на железнодорожные платформы и в составе 1077-го зенитно-артиллерийского полка противовоздушной обороны занять огневые позиции на северной окраине города Сталинграда.
Это что значит? Что враг уже подходит к Волге? Всё-таки пропустили? А как же приказ «Ни шагу назад»?..
Это значит, что настал наш час. Ни один вражеский самолёт не пропустим в город, носящий имя вождя. Мы же клятву давали!..
Помогали старшине грузить имущество. Таскали тяжеленые ящики со снарядами – одной в кузов такой не закинуть, в каждом по четыре снаряда, это полцентнера, только вдвоём. Ярослава, правда, одна бралась, но видно было, как ей тяжело. Леночку отправили мешки с посудой носить – там и одного пуда-то нет.
Матчасть уехала на грузовиках. А сами отправились походным строем, побатарейно. Вёл их командир с одной шпалой в петлице. Тех, у кого «коэффициент обмундированности» был не по-уставному низок, спрятали в середину колонны.
На вокзал прибыли в темноте. Состав уже ждал их. Родные зенитки, зелёные красавицы среднего калибра, заняли свои платформы, укрылись брезентом. Личный состав – в теплушки по двадцать человек. Ехать-то тут всего двести километров.
Буржуйку всё равно затопили. Так веселее. И чайку попить, и постираться. В открытые двери – небо звёздное-звёздное. Тёмными силуэтами пролетают мимо полустанки. Яркие неожиданные всполохи-зарницы на горизонте. И тяжкий гул, словно на дальнем заводе беспрестанно куётся, прессуется, катается и мнётся гигантское огненное тесто.
Ярослава быстро нашла себе собеседницу. Девушка с красивым значком «Готов к санитарной обороне» оказалась землячкой, из Москвы. Она тоже, как и Ярослава, работала после школы санитаркой в Первой Градской больнице. Надо же – там не встретились, а попали в одно училище, в одном вагоне едут на фронт, вместе будут воевать…
– Нет, я прошусь в медсанбат, уже подала рапорт, – землячка была настроена решительно. – Бой начнётся, раненые будут и среди зенитчиков, кто-то ведь должен ими заниматься, первую помощь оказывать?
Ярослава ничего не ответила. Она знала, что на боевой позиции страшнее, чем в санчасти, но понимала, что её землячка не боится смерти, и ни у кого нет права осуждать её решение. Но ответить почему-то было нечего. Ярослава просто смотрела в угол, где расположились на нарах её подруги.
Катя писала очередное письмо в Воронеж. Зойка крутилась возле неё в своём голубом платье, приговаривая:
– Из-под горки катится голубое платьице, на боку зеленый бант – тебя любит лейтенант! Лейтенант молоденький, звать его Володенька. Через годик, через два будешь ты его жена… Кать, а Кать?
– Чего тебе? – недовольно отозвалась та.
– Померяй, а? Подойдёт – носи на счастье! Приедем – первым делом сходишь сфотографироваться, а то ведь ни одной карточки у тебя нет…
Надо было видеть, как глазёнки зажглись у Кати. Но платье оказалось ей великовато. Любушка, застегивая пуговицы на спине, тут же попыталась утешить подругу:
– Ничего, отъешься – впору будет! А Ленка с боков малость прихватит. И пояс можно в цвет подобрать. Сможешь ведь, Лен?
Та отмолчалась. Сидела, зажавшись, в углу.
– Мама-то тебе пишет?
Покачала головой. И тут же слёзки на колёсках.
Катя с одной стороны, Люба с другой – подсели к малышке. И чуть ли не хором:
– А ты знаешь японскую сказку про любовь? Нет? Тогда слушай! Жили-были три японца: Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрони. Жили-были три японки: Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Пони. И они решили пережениться: Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Пони…
Какие тут слёзы? Хохотал весь вагон. До самого отбоя шёпотом друг другу повторяли… А утром – всё. Сталинград. Северная окраина. Совсем рядом, сзади – знаменитый на всю страну Тракторный завод.
Шли мимо длинных заборов, широких ворот, времянок и приземистых каменных домов. Розовое солнце поднималось нехотя, от Волги доносились гудки и резкий посвист портовых кранов. Город просыпался, и ему не было никакого дела до растянувшейся колонны девушек в красноармейской форме – здесь уже привыкли к осадному положению.
Наконец прозвучала команда: «Стой!» Дивизион распределился по батареям, а батареи получили свои позиции для орудийных расчётов.
– Здравия желаю! Я командир третьей батареи, – представился нашим девушкам молодой синеглазый лейтенант. – Не всем ещё выдали обмундирование? Ну, ничего, мы уже на передовой, а здесь другое котловое и вещевое довольствие, подобные вопросы решаются быстрее.
Лейтенант показал им боевую позицию. Напомнил уставные требования к её оборудованию, размеры.
– Впереди, почти в километре от вас – противотанковый ров, который жители города, в основном женщины и подростки, через два-три дня закончат. Но уже сегодня они поделятся с вами шанцевым инструментом. Старшине распоряжение отдано, он привезёт лопаты и сухой паёк. Обед по расписанию…
Он замолчал, оглядел каждую.
– Прошу… Не приказываю. Поторопитесь, девчата! Зенитки не должны пропустить врага. Город немцы уже пытались бомбить. Там мирные люди, эвакуации нет, город работает. Мы обязаны его защитить. Зенитки привезут завтра. Вопросов нет? Тогда… Командир девятого орудия, распределить обязанности номеров боевого расчёта!
Старшина появился через полчаса, скинул с подводы пять лопат, два пустых ведра и мешок с сухим пайком на шестерых. Одобрительно глянул на грамотно расчерченную позицию и собранную в маленький стожок зажелтевшую траву.
– Молодцы, девчата! Два месяца назад косой траву перед окопами выкашивали, вся степь цветочной клумбой цвела, а вот, поди ж ты, уже и осень на носу.
Ему, наверное, хотелось поговорить, но ждали лопат другие расчёты, и он, тронув вожжи, добавил только:
– К вечеру женщины с оборонительных работ домой пойдут. Мимо вас. Попросите кирку или лом у них – может, дадут. Эту землю лопатой не возьмёшь. А воду в Волге можно набрать. Там заградотряд стоит, пропустят только по одному человеку, их командир в курсе. Некипячёную не пить!
Поехал вдоль линии обороны. Заботливый такой. А вот ни обуви, ни гимнастёрок так и не добыл. Ладно, скорей бы запалить костёр, перекусить давно пора.
Ярослава развязала мешок. Не всем, только Глафире показала:
– Глянь, хлеба две буханки, концентрата три пачки и – банка сгущёнки!
– Ух ты! А давай сгущёнку на день рождения Ленке оставим?
– Всё подкармливаешь малышку? – засмеялась Ярослава. – Конечно, оставим. Я и сама хотела так…
Весь день они долбили лопатами сталинградскую землю. Твёрдую, как сталь. Ладошки у всех сбиты в кровь. Платья прилипли к спинам. Лица вмиг стали серыми, словно кто-то обсыпал их сверху цементом. Да как же так? Куда же ставить