Самый страшный день войны. Глава 2. За месяц до страшного дня

мышка-малышка?! А почему одеяло мокрое, а?
– Так я, это… – Леночка замялась. – Одеяло, в котором под дождём сюда шла, постелила на кровать, а сухое утром в вещмешок спрятала. Теперь у меня два одеяла – разве плохо?
– Как два? Откуда ещё и второе?
– Из дома. Я своё взяла, когда вещи в военкомат собирала. Ватное, стёганое. Сама сшила.
В комнате стало тихо.
– Ватное? Ну-ка, покажи!
Она достала. Рук не хватило, и Ярослава помогла ей развернуть одеяло во всю красоту.
– Ух ты! Прямо ковёр на стену!
Они, наверное, долго бы ещё восхищались. Но Ярослава вдруг сложила одеяло вдвое и, держа его на руке, вытащила всё те же большие ножницы. Никто ахнуть не успел, как она разрезала стёганку на шесть равных кусков.
– Всем поровну! И давайте впредь помогать друг дружке, а иначе как же мы воевать-то вместе будем, а?
Старшина появился как раз вовремя, принёс уставы, всякие секретные наставления.
– Обед по расписанию. Завтра у вас уже выезд в поле, знакомство с матчастью. Новые зенитки поступили с Урала. Среднего калибра…
Он посмотрел на Ярославу.
– Что, и эти ботинки велики? Попробуйте обмотку пропустить через подошву у каблука, надёжнее будет держать. Худо, девчата, пока с этим, как его? С коэффициентом обмундированности! Невысок он у нас. К принятию присяги что-нибудь придумаем…
И – сам невысокий, но обмундированный – выкатился из казармы.
Расселись по кроватям. Начали учить все эти уставы. В полной тишине вдруг всхлипнула Глафира:
– Ой, девочки! Да как я могла забыть-то? – она полезла в свой вещмешок. – Во-от. У меня же целый отрез на платье. Из той жизни ещё…
Ярослава и Леночка прямо вырвали из рук у неё сверток, и обе в голос:
– Это же шерсть! Тут на две юбки хватит! А то и на три! По очереди будем носить!
И тут же накрутили себе вокруг бёдер – красота! На две юбки точно – и ещё на береты останется! Всё по уставу! Живём!
Ярослава сбегала за нитками и иголкой. Добыла даже напёрсток. Леночку пристроили у окна, от занятий освободили. Теперь каждая по очереди подсаживалась к ней и, пока шла примерка, пересказывала ей теорию:
– ПУАЗО – это прибор управления артиллерийско-зенитным огнём, предназначенный для автоматического наведения на цель зенитных орудий…
Так было до обеда. Так было до ужина. До команды «Отбой!» К завтраку были готовы пять шерстяных беретов и две шикарные тёмно-синие юбки. Звёздочки на береты вырезали ножницами из пустой консервной банки, пришили нитками. Боевой расчёт готов к выезду в поле для знакомства с 85-миллиметровой зенитной пушкой 52-К!
Ехали опять на полуторках – бессменных тружениках военных дорог. Низкий поклон создателям этих неприхотливых лошадок с двигателем, который может работать даже на дровах! Когда мимо танкодрома проезжали, специально грянули:
«Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны…»
Надо же – парни-соседи отозвались, подхватили припев:
«…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведёт!»
Помахали им руками и беретами. А через пять минут и свою новую зенитку увидели.
Ничего себе «среднего калибра»! Она была похожа на фантастический агрегат без оболочки: длинный ствол-шпиль косо смотрел в небо, чёрные колёса по углам удерживали странную машину на ровной круглой площадке. В окопе с невысоким насыпным бруствером зенитка выглядела строгой и сильной. Это вам не ветряная мельница, это – могучий зелёный паровоз с четырьмя лапами-станинами, с разными ручками-рукоятками и вентилями-колёсиками управления.
Девушки спустились в окоп. На станину лафета встал незнакомый сержант с длинной указкой. Спокойным, уверенным голосом он начал рассказывать, из чего состоит эта диковинная машина, как ею управлять.
– С первого раза всё не запомнить, поэтому сейчас вы займёте места согласно боевому расчёту и будете учиться горизонтальному и вертикальному наведению на цель вручную. Пока одна работает со мной, остальные знакомятся с матчастью и внимательно наблюдают за нашими действиями. Каждые десять минут – смена. Все движения отрабатываем до автоматизма. Помните: в бою взаимозаменяемость поможет вам уничтожить врага и сохранит вашу жизнь.
Пару раз все прошли по кругу. Сержант отозвал в сторонку Ярославу.
– Подруги не по форме одеты, им простительны звёздочки из жести. А вам на пилотку я хочу подарить уставную, – протянул на ладони зелёную звезду с серпом и молотом. – Прикрепите. И прошу вас покомандовать вместо меня – я должен проверить учёбу в соседнем расчёте.
Козырнул и ушёл. Ярослава видела, как он, отойдя метров сто, достал кисет и закурил. Хмыкнула про себя: «Молодой, а, похоже, понимает, что девушкам непросто среди мужиков…»
Сержант вскоре вернулся, и они начали отрабатывать самую важную и самую тяжёлую операцию – заряжание.
– Это учебный снаряд, но весит он столько же, сколько боевой. Двенадцать килограммов, меньше пуда. Подносчик снарядов не имеет права его уронить, он обязан его максимально быстро передать заряжающему. Сейчас и будем этому учиться…
Когда привезли обед, на девушек страшно было смотреть. Руки у них, кроме Ярославы, не могли удержать котелка, ложки ходили ходуном и не попадали в рот. Зоя сидела на бруствере с открытыми глазами, похоже, плохо понимала, где она. Лена лежала на дне окопа, бледная, как смерть. Катя и Люба обтирали её мокрыми тряпками.
– В тень перенесите и чаем сладким напоите, быстрее в себя придёт, – посочувствовал сержант и снова ушёл на перекур в сторонке.
Когда Леночка очнулась, он дал ей красный флажок.
– Будете отрабатывать командный голос! По вашей команде «Зарядить орудие!» заряжающий должен закинуть в казённик снаряд, закрыть затвор и крикнуть «Готово!» Вам останется поднять флажок и ждать команды к открытию огня. Но так будет в бою, а сейчас все должны услышать вашу команду «Разрядить орудие!»
Опять до автоматизма: «Зарядить орудие!» – «Разрядить орудие!» Тяжёлая длинная болванка выскальзывала из натруженных рук, вылетала из казённика с таким грохотом, что писклявый голос малышки Леночки совсем не был слышен…
Возвращались без песен. Сил не было. Старшина открыл задний борт грузовика, помог им спуститься.
– Ладно, девчата, всё вижу. Ужин принесу в казарму. Завтра – самоподготовка: силуэты наших и вражеских самолётов, их марки и тактико-технические данные. Послезавтра – снова поле…
Утром всё болело. Руки, спина, ноги, голова. Ярослава была неумолима.
– Подъём, лежебоки! Ку-ку! Глафира, свистни-ка в свой паровозный свисток!
Всё сначала, всё опять по кругу. Умывание над ведром из кружки, заправка постелей, строем в туалет по команде «Оправиться», завтрак по команде «Приступить к приёму пищи!» Получение под роспись боевых уставов и секретных альбомов. Зубрёжка и взаимопроверка выученного. Каждый час – пять минут паузы, можно глотнуть холодной воды.
Чья там очередь к Леночке подсаживаться и рассказывать ей про «хейнкели», «юнкерсы», «мессершмитты» и «фоккевульфы»? Она снова у окна, шьёт из синего сатина трусы с завязками. Только после вчерашнего нитку в иголку вдеть не может, руки у неё трясутся. Ярослава тут как тут.
– Давай вдену! Подлиннее или покороче?
– Покороче. Мама всегда говорила: “Длинна нитка – ленива девка”…
– Мамы всегда говорят правильные слова. – Ярослава вышла на середину комнаты. – Так, отложили всё в сторону! Достали листочки, карандаши. Все пишем письма своим мамам. Глаша, а ты чего смурная? Пиши на управление железной дороги, там отца обязательно отыщут, передадут…
Хорошо, что хоть отец есть. Всё перевернула эта страшная война. Как странно, как ужасно несправедливо всё складывается в этом мире! У Зои и Ярославы есть и папа, и мама. У Глафиры есть отец, но неизвестно, живой ли. У Лены нет отца, и никаких вестей от матери. У Любушки отец умер, а отчим – нет, такого лучше вообще никак не называть. У Кати есть отец – пусть не сто́ящий, но родной ведь. Как можно не любить родного отца? Идёт война, и им уже никогда больше не увидеться…
В обед несколько курсантов танкового училища попытались с девушками познакомиться. Те из «ветеранш», кто уже в форме щеголял, не стеснялись, даже сами заигрывали. А эти шесть – ни в какую, не реагируют на шуточки, словно оглохли. Даже старшина удивился.
– У нас в деревне и то девки посмелее. А вы, городские, поди, даже кошке «брысь» боялись сказать?
– Никого и ничего мы не боялись. Сейчас – тем более. Наша Ярослава боксом занималась и по штанге разряд имеет. Она даже товарища Сталина в Москве видела!
– Да уж, как же! – папаня, похоже, не поверил. – Доброволки, глянь-ка на них…
Ярославе пришлось сурово добавить:
– Вы, товарищ старшина, с пустыми разговорами отзыньте! Пока по уставу нас не оденете, мы от вас не отстанем! До конца войны мы говорим «брысь» всем интрижкам – вот и весь ваш коэффициент обмундированности!
– Так я ведь докладывал уже, девчата, – начал оправдываться колобок. – Полностью обмундированных сейчас даже на передовой меньше половины. Строй идёт, с боков шеренги ещё одеты и обуты, а в середину прячут тех, кто чуть ли не в тапочках шагает…
– Считайте, что мы этого не слышали, – перебила его Ярослава, глядя на свои красноносые ботинки. – Замполит далеко, а мы оглохли…
По-настоящему оглохнуть им доведётся на следующий день. В поле всё тот же сержант уже ничего не показывал, только проверял: отдавал разные команды и оценивал их исполнение. Опять намучались с тяжелеными учебными снарядами. А инструктор на этот раз лишь посмеивался:
– Ничего, после обеда мы с вами вот этим боевым снарядом зелёную нашу красавицу покормим. Холостым, конечно, но хоть узнаете, как зенитки с врагом разговаривать умеют. Хочу вас предупредить, уши лучше пальцами не зажимать, так вы в бою команды можете не услышать. А вот рот открыть перед выстрелом – это обязательно.
Орудия стояли метров в пятидесяти друг от друга. Шесть стволов.
– Зарядить орудие! – скомандовал сержант.
– Готово!– отозвалась Ярослава каким-то осипшим голосом.
Когда крайняя слева зенитка выстрелила, девушкам показалось, что прямо над ними с грохотом разверзлось небо. Выстрелила вторая – ещё громче, ещё ближе. Третья, четвёртая, пятая…
– Огонь!
Ярослава безотрывно смотрела на красный флажок в руке сержанта. Упал флажок, и их орудие тоже выстрелило.
Все шесть девушек стояли с открытыми ртами и не шевелились. На самом деле или им только показалось, что лопнули барабанные перепонки? А почему звенит в голове? И голос какой-то чужой, словно из-под воды.
– Слух вернётся. А сейчас мы с вами будем учиться убирать нагар с затвора, промывать ствол, чистить всё орудие…
Дома старшина-папаня снова принимал их с заднего борта. Идти на ужин ни у кого не было сил.
Утром уже привычное:
– Подъём! Ку-ку, лежебоки!
Ох, Ярослава, да что ж ты, как неродная? Такой сон поломала! Дай ещё хоть минутку поспать! Ты со своим «ку-ку» такая немилосердная. Лучше бы накуковала, сколько нам осталось жить. Что ж ты сразу замолчала?! Э-эх!
Есть хочется дико, спать хочется невыносимо. И в баню давно пора… Что у нас сегодня по расписанию? Виды снарядов? Как же они надоели вчера! А на завтрак что?
А на завтрак было вот что. Только приступили к приёму пищи, как дежурный командир громогласно