денег сегодня нет, то в долг налью, завтра вдвойне заплатишь…»
Военный министр граф Алексей Аракчеев лично инструктировал Павла Киселёва перед поездкой на юг:
– Милостивый государь, закоренелые предрассудки, неопытность, а особо того нечестность и отсутствие надлежащего контроля в деле винного откупа есть немалая угроза основанию хозяйства государственного. Посему я всегда с особым вниманием взираю на все сведения, доходящие ко мне о благоустройстве винного откупа в Крыму, и имею немалую надежду с вашей, сударь, помощью умножить не токмо казну вседержавную, но и добрые и честные помыслы в армии и среди помещиков в отечестве нашем. Быв свидетелем того порядка, кои в краткое время, без принуждения, одним лишь правильным распределением и тщательным вниманием, успели вы зарекомендовать себя, надеюсь на успех в выполнении и сего задания. Очень прошу стараться и иметь нужное смотрение, дабы менее было пьянства в стране…
Военный министр, как всегда, был витиеват в выражениях, но полковник Киселёв понял всю важность возложенного на него задания…
Военный министр граф Аракчеев был высокого роста, сухощавый, глаза имел суровые, «блеска огневого». Одного его взгляда достаточно, чтобы люди расступались перед ним. Взлёт карьеры Аракчеева произошел после одного случая. Престолонаследник Павел принимал в Гатчине очередной парад. Покинув смотр, он забыл отдать приказ «разойтись». Некоторое время части продолжали стоять на плацу, а потом тихонько ушли. Одна только рота Аракчеева осталась. Так и стояла до вечера по стойке смирно, пока не доложили о происшествии Павлу. Так будущий военный министр был замечен престолонаследником. Через два дня после вступления Павла I на престол Аракчеев был уже генерал-майором.
Современники писали, что А. А. Аракчеева было бы странно назвать человеком добрым. Он был неумолим к взяточничеству или нерадению по службе. Тому, кто пробовал его обмануть (а это было почти невозможно), он никогда не прощал; мало того: он вечно преследовал виновного, но и оказывал снисхождение к ошибкам, в которых ему признавались откровенно, и был человеком безукоризненно справедливым; в бесполезной жестокости его никто не вправе упрекнуть. Аракчеев был «деятельности неутомимой». Во время походов, лишь только армия занимала дневные квартиры, его канцелярия мигом принималась за дело. От его зоркого глаза не ускользала даже самая мелкая проблема вверенного ему министерства. Бездельников он не терпел. По окончании войны с Наполеоном Аракчеев играл особую роль в управлении Российской империей. Это самое время, когда он был «и. о. императора», позднее и назвали «аракчеевщиной».
Граф А. А. Аракчеев никогда не гонялся за наградами и чинами. Так, после окончания войны с французами не принял ни звание фельдмаршала, ни орден Андрея Первозванного – высшую награду империи. Мотивировал тем, что непосредственного участия в военных действиях не принимал. Тогда государь пожаловал ему свой портрет, украшенный бриллиантами. Военный министр портрет оставил, а бриллианты возвратил императору.
Как министр он немало сделал во славу российского оружия. Но на смену ХIХ веку пришла совсем другая эпоха. Могилу Аракчеева, где он был похоронен в парадном генеральском мундире со шпагой, раскопали местные воры – шпагу унесли, а ненужный прах швырнули обратно в могилу. В 1955 году был вторично ограблен его склеп. В 70-е годы в полуметре от графской могилы прошла теплотрасса, а вскоре это место вообще закатали в асфальт. А Пушкин с горечью писал жене в 1834 году: «Аракчеев умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться».
…В 1816 году Киселев представил императору Александру I записку «О постепенном уничтожении рабства в России», в которой утверждал, что «гражданская свобода есть основание народного благосостояния» и что «желательно было бы распространение в государстве нашем законной независимости на крепостных земледельцев, неправильно лишённых оной».
Там немало было о злоупотреблениях по винному откупу в Крыму и южных губерниях, но основу значительной по объёму записки составляли рассуждения о необходимости отмены крепостного права. Автор вскользь критиковал и военные поселения, придуманные графом А. А. Аракчеевым. Военному министру это сильно не понравилось.
А вот Александр I, как известно, задумался глубоко. Есть свидетельства, что спустя годы, даже перед смертью он говорил об этой проблеме. И сменивший его Николай I не раз станет возвращаться к записке Киселёва; но ещё не родился у нового императора старший сын – лишь спустя почти полвека Александр II войдёт в историю как крестьянский Освободитель. А проект отмены крепостного права подготовит племянник П. Д. Киселёва Николай Милюков.
Павел Киселёв и Иван Мордвинов
Император Александр I в какой-то степени спасал своего проверенного адъютанта от гнева Аракчеева. Киселёв был направлен для разрешения конфликтных ситуаций в штабе 2-й армии и обеспечения нормального снабжения армии. Полковнику Киселёву было поручено осмотреть войска и «передать им нововведения, которые были приняты после войны не только в гвардии, но и в других войсках», а также проинспектировать гарнизоны, госпитали и военные школы. В конечном итоге – подготовить 2-ю армию к смотру, который предполагался во время объезда Александром I южных губерний.
Итогом работы Киселёва стал очередной доклад. Государь прочитал его внимательно и по-своему решил разобраться с армейскими конфликтами: присвоил Киселёву звание генерала и назначил его начальником штаба 2-й армии. Это оказалось для Павла Дмитриевича тяжелейшим испытанием. Большинство офицеров старались на каждом шагу навредить ему, как-то подставить «новоявленного проверяльщика». А уж новации начальника штаба (например, смягчение телесных наказаний) были приняты в штыки даже в Петербурге, и ни кем-нибудь, а военным министром Аракчеевым.
Единственно, поддержали его будущие декабристы, которые служили под его началом. Слава Богу, не ввели его в свой круг, не заразили фрондистскими настроениями. И позже даже врагам Киселёва не пришло в голову обвинить его в антимонархических идеях.
В 1823 году, после смотра армии императором, Киселёв был пожалован в генерал-адъютанты. И тут с ним приключилась страшно неприятная история.
Числился в составе второй армии Одесский полк. Полк этот участвовал в Бородинском сражении, потом прошёл всю Европу, а когда война закончилась, встал в Тульчине на зимние квартиры с новым командиром, подполковником Ярошевицким. Как писал позже декабрист Николай Басаргин, «командир полка был человек грубый, необразованный и злой», постоянно крыл сверхнормативной лексикой солдат, да и офицерам доставалось. Они не раз жаловались на подполковника командиру корпуса генералу Мордвинову, но тот делал вид, что всё нормально, и никаких мер не принимал.
Тогда и решили офицеры полка, что один из них должен Ярошевицкому «нанести оскорбление действием». Бросили жребий, выпало штабс-капитану Рубановскому. Утром на плацу штабс-капитан от души настучал по генеральской рыжей морде.
Разумеется, командир полка был вынужден уйти в отставку, а Рубановского судили, разжаловали, и отправили в Сибирь солдатом. Начальник штаба армии генерал Киселёв при всех высказал генералу Мордвинову:
– Вместо того чтобы принять меры и не доводить ситуацию до такого позорища, вы, милостивый государь, ушли из расположения бригады, спрятались, и я буду настаивать на отстранении вас от службы…
Мордвинов послал Киселёву вызов на поединок, который войдёт в историю России как единственная дуэль двух генералов.
Ещё не издан дуэльный кодекс, поэтому «оскорблённый» имел право выбирать место, время и условия поединка. Киселёв выбрал: с восьми шагов, неограниченное число выстрелов. Это значит – «до смертельного финала».
На дуэльный картель Павел Киселёв ответил: «Мнения своего никогда и ни в коем случае не скрывал. По званию своему действовал как следует. Презираю укоризны и готов дать вам требуемую сатисфакцию. Прошу уведомить, где и когда. Оружие известно. 1823 года июня 22-го дня».
На следующий день получил лаконичный ответ: «Где? – в местечке Ладыжина, и я вас жду на место. Когда? – Чем скорее, тем лучше. Оружие? – Пистолеты. Условие: два пункта. 1) Без секундантов, чтоб злобе вашей и мщению не подпали они. 2) Прошу привести пистолеты себе и мне; у меня их нет. Мордвинов. Июня 23-го дня».
И вот уже брошены на землю палки, отмеряющие барьеры, уже каждый взял свой пистолет.
– Господа, у вас есть последняя возможность примириться, пожав друг другу руки!
– Никогда! – крикнул генерал Мордвинов.
Киселёв лишь покачал головой: нет, тоже отказываюсь.
– Тогда сходитесь!
Они подошли до барьеров одновременно. Киселёв громко сказал:
– Раз вы считаете себя обиженным, предлагаю вам стрелять первому!
– Я не желаю получать от вас ни малейшего одолжения, – ответил Мордвинов, не поднимая пистолета.
Секунданты предложили стрелять обоим на счёт «раз, два, три». Два выстрела грохнули, как один. Мордвинов целил начальнику штаба в голову, но пуля лишь опалила противнику щёку. Киселёв не успел поднять пистолет высоко, и его пуля попала в живот Ивану Мордвинову. Смертельно раненного командира бригады успели довезти до дома, наутро он скончался.
Киселёв тоже поехал домой в Тульчин. Сразу сел писать записку государю: «Я стрелялся с генералом Мордвиновым и имел грустное преимущество видеть своего противника пораженным. Он меня вызвал, и я считал своим долгом не укрываться под покровительство закона, но принять вызов и тем доказать, что честь человека служащего неразделима от чести частного человека».
Запечатал личной сургучной печатью, вложил в конверт также рапорт об увольнении из армии и вызвал фельдъегеря.
Ему было так плохо, что он надел тёмный плащ и ушёл туда, где его никто не мог видеть. До темноты бродил по заброшенным аллеям дворца Потоцких. Тысячи пирамидальных тополей, посаженных четверть века назад, скрывали его печаль и охраняли от ненужных глаз и лишних вопросов.
Место это дышало любовными драмами, изменами и смертью. Здесь, в Тульчине, граф Станислав Потоцкий в 1798 году женился на своей давней возлюбленной Софии де Витт (он выкупил эту бывшую фаворитку светлейшего князя Потёмкина-Таврического у генерала де Витта за два миллиона польских злотых). Здесь он создал огромный парк в честь Софии и некоторое время даже был счастлив со своей третьей женой. Пока не застал её в объятиях собственного сына.
Старый граф скончался от сердечного приступа, жена уехала в Петербург, обе красавицы-дочери последовали за ней. Дворец был пуст, окна его давно не светились, в парке было безлюдно.
Киселёв не ходил на службу, ждал рескрипта Александра. Ждал целый месяц. И всё это время проводил в одиночестве, гуляя по аллеям тополиного парка Потоцких. Наконец письмо пришло. Оно было коротким. Император прощал своего бывшего адъютанта. Он лишь сожалел, что известия о дуэли просочились в столичные газеты, и вообще лучше было бы, если бы поединок был за границей, а не в России.
…Интересно, что сразу после «дуэли генералов»
