что ответить:
‒ А не кажется ли господину Герингу, что он больше не рейхсмаршал, способный делать замечания, а преступник, сидящий на скамье подсудимых?
Этот находчивый ответ всем понравился.
В конце 40-х годов Лев Романович быстро продвинулся по службе. Он стал начальником следственной части прокуратуры Союза, генералом.
Шейнин очень трепетно относился к своему делу. Написанный им учебник криминалистики до сих пор не теряет актуальности. В нем изложены основные положения следственного дела. Его ученики с благодарностью вспоминают, что не очень-то интересный материал ‒ «криминалистику» ‒ он мог преподнести так, что аудитория сидела, раскрыв рты.
Рассказчик он был потрясающий, завораживающий. Всех очаровывал своим обаянием, жизнерадостностью. Друзья недоумевали, как вполне мирно в нем уживались два человека. Чекист, представитель сталинской комиссии по особо важным делам, со всеми вытекающими отсюда последствиями, и весёлый, общительный балагур, душа общества, подкупающий редким даром рассказчика, мастер добродушных, смешных розыгрышей».
В январе 1948 года, 42-летний Лев Шейнин был командирован в Минск в связи с загадочной смертью известного режиссера Соломона Михоэлса. Для профессионала, каким был Шейнин, не составило труда установить, что никакой официально объявленной аварии не произошло, а было самое натуральное убийство. Дотошный следователь активно возражал против официальной версии смерти режиссера. И это привело Шейнина к аресту и вынесению расстрельного приговора.
Но вновь выручили связи. Шейнин был хорошо знаком с помощником Сталина Александром Поскребышевым. И считалось, что именно Поскребышев доложил Сталину, что Шейнина арестовали. На что Сталин помолчал, попыхтел в трубку и очень медленно сказал, глядя в глаза Поскребышеву: «По-моему, мы арестовали не того Шейнина».
Еще не умолкли последние звуки во фразе Сталина, а Поскребышев уже понял, что делать. Льва Романовича не расстреляли, правда, из тюрьмы тоже не выпустили и на всякий случай облачили в кандалы, от которых у него до конца жизни остались костяные наросты на запястьях, как браслеты. Родным – жене и сыну – ничего не сообщали, они были уверены, что его расстреляли.
Но обошлось. Случай или Судьба вновь смилостивились. Умер Сталин, и «еврейское дело», как и «дело врачей», было закрыто.
После освобождения из Лефортово Льва Шейнина назначили главным редактором «Мосфильма». И уже в начале 60-х годов при активном участии Льва Шейнина на «Мосфильме» было создано творческое объединение телевизионных фильмов.
Он был человеком невероятной работоспособности и всюду в своем творчестве ставил во главу угла тему участливого отношения к человеку. «Самой близкой и дорогой мне темой является проблема возвращения человека, совершившего преступление, к честной трудовой жизни. Я убежден, что человек может сделать это, если только умело и вовремя ему помочь».
А еще он бескорыстно помогал многим в надежде, что они вступят на путь исправления. Ни дня не проходило без телефонных звонков с просьбами о помощи, а раз в неделю кто-то приходил к дверям лично. Причем, это не были непременно фигуранты дел, которые Шейнин вел, иногда это просто были люди, читавшие книгу «Записки следователя», но сложилось твердое убеждение: «Шейнин поможет».
«5 марта 1956 года, когда мне стукнуло, увы, 50, я вспомнил, как это все начиналось. Теперь, оглядываясь назад, на пройденный мною путь, я вспоминаю все, что мне удалось увидеть, услышать за следовательским столом и что помогло мне сложиться как писателю».
Лев Шейнин, грузный, пухлый, с глазами навыкате, диабетик, всю жизнь страдал канцерофобией. Он панически боялся онкологии, боялся заболеть. Художник Борис Ефимов, проживший долгую и насыщенную 107-летнюю жизнь, присутствовавший рядом с Шейниным на Нюрнбергском процессе, вспоминал, как однажды Лев Романович буквально силком затащил его к врачу, умоляя провериться. И сам проверялся чуть ли не каждые полгода. А вот сердце, как он считал, у него здоровое, очень выносливое, никогда не напоминало о себе.
Лев Шейнин умер от сердечного приступа 11 мая 1967 года. В памяти друзей он остался невероятно обаятельным, общительным, веселым и в то же время очень сдержанным человеком.
Жаль, что он так и не написал книгу обо всем, через что ему пришлось пройти и через что прошли люди, бывшие рядом с ним. Это была бы уникальная книга – свидетельство эпохи глазами следователя и писателя. Но испуг, который закаменел в его душе, не дал возможности появиться на свет такой книге. К сожалению.
А может, к счастью… Возможно ее постигла бы та же участь как и книгу «Записки следователя», которой зачитывалось поколение моих родителей, и которую так лихо превращала в папье-машевое тесто педагог мастер-класса, на который я привела свою дочь.
1 Лев Шейнин Динары с дырками: из сборника «Записки следователя». – М., 1968.
Прим. Написанием этого эссе я обязана, прежде всего, некогда виденной мною телевизионной передаче про Л.Шейнина. К сожалению, не помню ее названия, поэтому опиралась только на свою память и еще на устные рассказы моего земляка, выдающегося бакинца Виталия Вульфа. Он часто приезжал в Баку, проводил творческие вечера и охотно делился воспоминаниями о людях, с которыми ему посчастливилось встречаться. Виталий Яковлевич умел рассказывать о людях так, что они становились ближе и роднее. Я старалась не пропустить ни одного творческого вечера В.Я.Вульфа. Будет нелишним добавить, что по образованию он был юристом и защитил кандидатскую диссертацию по теме «Обязанность доказывания в советском уголовном процессе». Со Львом Шейниным ему доводилось встречаться, Светлая память и Льву Романовичу и Виталию Яковлевичу. Спасибо!
В молодости мы ее читали и перечитывали. Особенностью этой книги было то, что все истории произошли на самом деле.
А даме нужно было сделать замечание. У меня лично такое отношение к книгам, как к хлебу, как к семейным фотографиям.
Очень жаль, что все это произошло на глазах у детей.