входную дверь. Однако серая фигура на пороге, облаченная в бесформенный плащ с надвинутым на глаза капюшоном даже не шелохнулась.
При виде нежданно-негаданно ожившего воспоминания далекой юности внутри у Буханевича полыхнул ослепляющий гнев: «Я же сполна расплатился! Как смеют они требовать еще! Ни рубля, ни копейки не получат!» - неслось у него в голове, пока указательный палец, помимо воли выбирал свободный ход спускового крючка.
- Уходи, - глухо рыкнул Иван Павлович, – не доводи до греха. Мы давным-давно в расчете.
В ответ из густой тени под капюшоном сверкнули два кроваво-красных угля, и Буханевича с головы до ног окатила ледяная волна. Дыхание перехватило, сердце больно стиснула стылая когтистая лапа, а револьвер выскользнул из ослабевших пальцев, неожиданно громко стукнув о пол. Балки перекрытия отозвались глухим недовольным гулом, а Иван Павлович совершенно не к месту подумал, что рукоять выбьет порядочную вмятину на гладко струганных дубовых досках. Это окончательно его добило. Накатила апатия.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Иван Павлович сумел с натужным свистом втянуть в себя воздух. У него тряслась каждая жилка, в ушах звенело, а в глазах плыло. Обхватив мокрыми ладонями готовую лопнуть голову, и монотонно раскачиваясь на стуле, он, тем не менее, отчетливо слышал каждое слово бесстрастно говорившего монаха.
К безмерному удивлению Буханевича, того интересовали совсем не деньги. Резкое неприятие повелителей вызвали честолюбивые планы Ивана Павловича. Посланник, непостижимым образом умудрившийся прочитать даже самые сокровенные мысли, категорически запретил менять социальный статус и тем самым привлекать к себе лишнее внимание. Однако взамен предложил такую перспективу, от которой у местечкового разбойника захватило дух.
И вот теперь, разменяв шестой десяток, Иван Павлович, бывало, сам себе едва заметно улыбался, изредка припоминая приходившие в голову по молодости лет глупости. Как оказалось, гораздо проще и выгоднее держать за горло самих титулованных особ, чем тратить бешеные деньги на покупку их мифических званий.
Уже столько лет все эти столбовые дворяне, графы и князья, с кровью, цветом голубее медного купороса, в пух и прах проигрываются карточным шулерам Буханевича, выбалтывают заветные тайны проституткам Буханевича, закладывают фамильные драгоценности в ломбардах Буханевича. Иван Павлович исподволь стал истинным хозяином их жизни, оставаясь при этом в тени и управляя своей криминальной империей через немногих надежных посредников.
Но последние четыре месяца Буханевич все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Началось все с появления однажды вечером в трактире странно одетого посетителя, который сразу привлек внимание Ивана Павловича. Из потайной комнаты он долго наблюдал, как не по моде, но аккуратно одетый визитер, трапезничает, почему-то ощущая неприятное кручение в животе. Но, волевым усилием задавив нехорошее предчувствие, все же разрешил поселить его в трактире.
Купился Буханевич на крупную сумму, запримеченную глазастым половым у незнакомца. А утром, решив лично перепроверить слова слуги, убедился в их безусловной правоте, и чуть было не решил участь постояльца в обычной манере – кистенем в висок, а труп в болото за заброшенным кладбищем.
Однако в последний миг что-то остановило Ивана Павловича. Привыкший доверять интуиции, на этот раз он не стал рисковать, а, пользуясь тем, что ко всему состоял платным осведомителем при полиции натравил на залетного толстосума околоточного надзирателя. Буханевич хорошо усвоил преподаваемые в юности уроки и никогда не отказывался ни от лишней страховки, ни от лишней копейки, а положение тайного агента к тому же давало ряд весомых преимуществ.
Иван Павлович по заданию покровителей как раз искал кандидата на роль маньяка, который месяц с бессмысленной жестокостью безнаказанно убивавшего местных жителей. Казалось, с теми сведениями, что подкинул Буханевич околоточному, пришелец был обречен. Но случилось непредвиденное, – за жертву, назвавшуюся частным сыщиком Степаном Дмитриевичем Исаковым вступился влиятельный сановник, тайный советник Прохоров.
Такой расклад окончательно выбил Буханевича из колеи. Он-то вполне искренне считал, что полностью контролирует ситуацию в имении вельможи. Особенно после того, как в свое время, выполняя очередное поручение монахов, Иван Павлович лично подготовил лазутчика, в конечном итоге не только вложившего в руки несмышленой дочери Прохорова стакан с отравленной водой, да еще так грамотно обставившего якобы случайное убийство, что всю вину за смерть матери взвалил на себя ее старший брат.
Приказ удавить благополучно сбежавшего лакея Буханевич отдавал тогда с немалым сожалением, больно тот толков был. А вот его убийцу лично пристрелил недрогнувшей рукой. Затем оба трупа прикопали в заброшенной могиле. Могильщиков же, пьянчужек-попрошаек, следом утопили в бездонной трясине ближайшие помощники Ивана Павловича. Таким образом, концы преступления навсегда потерялись в черной болотной воде.
Через год после трагедии, уже другой шпион Буханевича сумел отвратить совсем скисшего сына Прохорова от идеи принять постриг в ближайшем монастыре и открыл ему другой мир, полный греховных услад. И парень, не сумев устоять, пустился во все тяжкие, а Ивану Павловичу оставалось только подставлять нужных собутыльников да распутных девиц.
И вроде все шло как по маслу – Николай Прохоров благополучно проматывал отцовское состояние в притонах Буханевича. За его сестрой, которую Иван Павлович никогда всерьез не воспринимал, на всякий случай присматривали надежные люди. Карманная полиция не доставляла никакого беспокойства. Да и главное дело жизни – объединение преступного мира столицы под единое начало, активно продвигалось вперед, в чем Буханевичу ни много, ни мало, помогал сам заместитель директора сыскного Департамента Подосинский.
Когда-то свести знакомство со столь важным чином Буханевич даже не мечтал. Но здесь снова помогли бывшие учителя, с чьей легкой руки Иван Павлович установил с полковником весьма выгодные для обоих отношения, несмотря на то, что лично встречались они всего раз, в каком-то подвале, куда Буханевича, предварительно завязав глаза, отвели два городовых в форме.
За неполных два часа беседы, разбойник нашел в высокопоставленном полицейском полное душевное понимание. Они легко поделили сферы влияния, договорились о взаимопонимании и поддержке. Тогда же Подосинский и посоветовал Ивану Павловичу поступить на службу в полицию в качестве тайного осведомителя и подробно разъяснил преимущества этого шага.
Теперь же, казалось все так ладно скроенное и сшитое, откровенно трещало и ползло по швам. Сначала отчубучил номер законченный пропойца Колька Прохоров. Умудрился связаться с неизвестно откуда появившейся в дешевеньком борделе молоденькой проституткой, потом вовсе ее выкупил и зажил нормальной семейной жизнью, решительно отвадив подставленных Буханевичем приятелей-собутыльников.
Поначалу Иван Павлович сквозь пальцы смотрел на чудачества поднадзорного, а когда всерьез забеспокоился и собрался принять меры по возвращению заблудшей овцы на нужный путь, его взял, да и выпотрошил неуловимый маньяк.
Вот и пришлось Буханевичу обвинить так кстати подвернувшегося под руку Исакова в убийстве парня. Однако тот не только сумел вывернуться, так еще снюхался с непутевым околоточным, который таки сумел вырвать новоиспеченного приятеля из лап мастаков мокрых дел личной гвардии Подосинского. А не на шутку разошедшийся полицейский плюс ко всему отправил на тот свет знаменитого живодера Козыря и едва не заарканил старого знакомого Ивана Павловича – легендарного изувера Старосту.
Тогда Иван Павлович в глубине души позлорадствовал. Подумал, что он-то такого прокола в жизни бы не допустил и с легкостью согласился посодействовать Подосинскому убрать ставшего неуправляемым подчиненного.
Пришлось устраивать засаду, в которую, как и намечалось, словно муха на мед устремился Селиверстов. И, хотя опять вмешался вездесущий Исаков, успевший нафаршировать пулями двух из четырех стрелков, Буханевичу, наконец, донесли о смерти назойливого полицейского.
Но, как впоследствии оказалось, зловредный пришелец играючи обвел вокруг пальца старого волка, заставив раньше времени раскрыть карты. Настоящим шоком стало для Ивана Павловича внезапное воскресение околоточного, когда его выкормыш – Колька Палкин по прозвищу Крот, служивший в полицейской части под именем Никодима Колесникова, уже, чудилось, прочно занял начальственное кресло.
В последнюю неделю уходящего года Буханевич не раз всерьез подумывал податься в бега, особенно, когда раскрылась тайная деятельность Подосинского. Стоило полковнику на следствии лишь упомянуть о своих связях с неприметным владельцем постоялого двора и не сносить Ивану Павловичу головы.
Однако не так страшен черт, как его малюют. Палкин, не успев толком раскрыть рта, словил пулю при попытке побега. Не менее, а скорее более опасный для Ивана Павловича Подосинский тоже не был арестован, а так кстати для многих, в том числе и власть имущих, был отправлен к праотцам все тем же неуловимым маньяком. Не отважившись вываливать скелет из министерского шкафа, на самом верху приняли благоразумное решение объявить его героем и по высочайшему повелению посмертно наградить орденом.
Жизнь начала постепенно возвращаться в привычное русло и стоило Буханевичу осторожно перевести дух, как приспела еще одна славная новость. Изрядно потрепанный в пыточных подвалах потайной тюрьмы полковника, но, к несчастию выживший Исаков, неожиданно для всех вдрызг разругался со своим могучим покровителем Прохоровым, после чего сразу сгинул. Конечно, после всех доставленных неприятностей Иван Павлович с превеликим удовольствием плюнул бы на его труп, но уже одно то, что наглый выскочка перестал путаться под ногами, внушало Буханевичу определенный оптимизм.
…Нынешним утром, Иван Павлович, в кои веки пробудившийся в приятном расположении духа, решил после завтрака верхами прогуляться по бодрящему морозцу, за одну ночь сменившему гнилую оттепель. Тем более приспел день передачи выручки столичными домами терпимости, а эти деньги, по понятным причинам, Буханевич банкам не доверял и по возможности старался получать лично.
Встреча с курьером прошла без приключений. Увесистый сверток, на содержимое которого совсем недавно можно было купить ни одну сотню крестьянских душ, благополучно перекочевал в седельную сумку.
На обратном пути, мурлыча под нос привязчивый мотивчик, Иван Павлович глубоко ушел в свои мысли. Даже имея при себе столь ценный груз, он ощущал себя в полной безопасности. Ни один ханурик в здравом уме не рискнул бы встать на его пути. Поэтому, когда лошадь испуганно всхрапнув, вдруг взвилась на дыбы, всадник лишь чудом удержался в седле.
В глазах у Буханевича потемнело от гнева. Витая треххвостка на лакированной дубовой ручке, готовая одним ударом сорвать скальп с головы наглеца,
