***
Расставание с невесткой и внуком подкосили Евдокию. Врачи скорой едва успели её привезти в больницу. Ночью, когда палата погрузилась в белёсый сумрак, через стеклянные двери в помещение проникал свет дежурного освещения из коридора, почувствовала Евдокия чьё-то присутствие. Открыла глаза и молча охнула – в ногах увидела большое овальное белое пятно. Боль пронзила сердце, и она потеряла сознание.
Принимая послушно лекарства, выслушивая наставления лечащего врача, оголяя руку и ягодицы для инъекций, Евдокия мысленно прокручивала перед собой всю прожитую жизнь. Понимала, происходящее сейчас с сыном и затронувшее её несчастье, последствие той злополучной минутной слабости, когда поддалась на уговоры. Не отмолила за годы Евдокия тот грех, не помогли молитвы, бдения перед иконами, не помогли свечи, зажжённые перед образами святых. Казалось постоянно Евдокии, чёрные крылья того некрасивого поступка постоянно машут над её головой. Как-то глядя на капельницу, на раствор, поступающий из бутылки по прозрачной трубке, она вдруг увидела, - побледнев сильно лицом, - что не раствор лечебный течёт по трубке, из бутылочки поступает в вену чёрная кровь.
Снова медики спасли жизнь Евдокии. После этого происшествия она внезапно быстро пошла на поправку. Лечащий врач назвал это чудом, так как его прогнозы были очень печальные и между собой поговаривали не один медперсонал, но и больные, дескать, недолго маяться осталось ведьме. Да, её так и называли – ведьма. Знали суть её занятий.
Дома Евдокия решила, что от сына, резко изменившегося, не стоит ждать какой-либо помощи. Остаётся полагаться на себя. Но годы идут, самой становится некоторые вещи делать тяжелее. Чёрная жидкость к капельнице была показателем скорого приближения конца. Даты точной Евдокия знать не могла. Ориентировочно отвела для себя две-три недели; максимум месяц. Обдумывала, как распорядиться деньгами. Уверена была, сын пропьёт или раздаст, доходили до неё слухи, что Геша весь в долгах, как в шелках.
***
Глафира Акиньшина с утра чувствовала, что-то произойдёт. То раздался стук в дверь. Поинтересовалась, мол, кто там. Никто не ответил. Открыла дверь – никого. Пёс Мухтар возле будки лежит и хвостом виляет, скалится, жрать просит. Вот уж точно, не смолчал бы, если бы кто чужой зашёл.
Только налила малинового чая, снова стук. На этот раз в окно. Смотрит и холодеет в душе, ведь по поверью, если в окно стучится птица, быть беде. Посидела птичка на подоконнике, расправила крылья, стукнула пару раз клювиком в стекло и улетела. Крылышки только и махнули.
Едва села за стол – стук в окно. Глафира повернула голову к окну и замерла – форточка сама собой распахнулась и на раму уселась птичка с жёлтым листиком в клювике.
- Нет, - проговорила Глафира нерешительно, - не к несчастью знак. Весточка будет добрая.
Зашушукались по углам мыши: Жди гостей, жди гостей! Колыхнулись занавески на окнах с лёгким шелестом: Жди гостей, жди гостей! Кошка спрыгнула с кровати, мяукнула и услышала Глафира в её мяуканье: Жди гостей, жди гостей! Заскрипела табуретка под женщиной: Жди гостей, жди гостей!
Выглянула в окно Глафира и увидела идущую к ней местную знахарку Евдокию. Учащённо забилось сердце Глафиры. Кого угодно ждала она в этот час, только не эту женщину, о которой ходили весьма специфические слухи по селу, по соседним хуторам и даже в районе поговаривали, что обладает Евдокия неким магическим мастерством. Даже доходили слухи до Глафиры, что из самого Донецка к ней ездят жёны высоких партийных чинов за зельем-снадобьем.
Забилось сердце и упало, знахарка направлялась к её калитке. Шаг тяжёлый, больной, сама знахарка выглядела подобно вылепленной кукле из глины мастером-неумехой.
Вышла на негнущихся ногах Глафира из дому и посмотрела на остановившуюся возле калитки знахарку.
Евдокия тяжело дыша остановилась возле забора, схватилась рукой за штакетник. Вздохнула и глянула на Глафиру.
- Пустишь в дом, Глаша?
Много мыслей провернулось в голове, что ответить.
- Входи в дом, если пришла, - будто сама не своя чужим, хрипловатым от волнения голосом проговорила Глафира и указала рукой в дом.
- Спасибо, - поблагодарила Евдокия и пошла медленно к дому. Мухтар забился в будку при приближении знахарки и тихонько заскулил.
Евдокия уселась за стол без приглашения и посмотрела в угол на висевшие там иконы.
- Завесить? – угодливо спросила Глафира, трясясь от страха.
- Не надо, - с трудом произнесла знахарка. – Не мешают.
- Люди говорят, что…
Евдокия махнула похудевшей рукой, вяло вскинулась кисть с выступившими костями.
- Если верить всему, что люди говорят, лучше не жить. Я пришла к тебе вот по какому вопросу.
Глафира напряглась, вопросы могут разные, как и последствия.
- Слу… слушаю в-внимательно, - заикаясь сказала Глафира, холод в груди рос и увеличивался.
- Ты не бойся, Глаша. Я с добром.
- Я и не боюсь.
- Вижу… вижу, сбледнула лицом…
- Плохо спала, - соврала Глафира.
- Врать плохо, Глаша.
- С рожденья не научена, - с оглядкой перекрестилась Глафира. – Батя порол, страх божий, когда братья фантазировали.
Евдокия схватилась рукой за сердце, и хозяйка дома замолчала. Закрыла глаза знахарка, ждёт, когда утихнет боль.
- А я сижу, смотрю, - зачастила снова Глафира, - птичка в окно стучится. Раз, другой, улетела. Прилетает второй раз, в клювике листочек жёлтый. Думаю, кого с утра ко мне бо… - Глафира осеклась и продолжила: - кого это она в гости мне… Выходит, ты… Дуся… Евдокия, это решила прийти…
Не то сидеть, тяжело говорить Евдокии, но ей нужно исполнить задуманное.
- Хоть и живём мы с тобой, Глаша, в одном селе, а ведь подругами так и не были.
- Твоя правда, Дунечка, - проблеяла тонким голоском Глафира, думая, куда клонит знахарка.
- Да по правде говоря, со многими мне не удалось подружиться. Сама знаешь, в силу каких обстоятельств. Разное обо мне говорили. Чаще плохое, нежели хорошее. Плевали в спину, крестились, будто я могу навредить…
«Вредила, гадина, - подумала Глафира, - вон, как хворь скрутила. За добрые дела господь не карает».
- … А чуть что, в семье ли, с худобой – сразу ко мне. Бежали только пятки сверкали. Гостинцы несли, подарки. Денежки немалые, отрезы материи.
- Было, матушка, было дело.
- Помолчи, Глаша. Тяжело мне. Дни мои подходят к концу. Скоро предстану пред Господом богом.
- Неужто каяться ко мне пришла? – удивилась Глафира.
- С просьбой пришла, больше не к кому. Никому довериться не могу. К тебе тоже полной веры нет. Да из двух зол выбирают меньшее.
Заинтересовало Глафиру, с каким же таким делом пришла к ней знахарка, если как кроме неё, совершенно чужой для знахарки женщины, довериться некому. И доверяется она лишь из каких-то странных соображений. Собралась Глафира. Вооружилась терпением. Пусть она и зло, но раз на неё обратила взор знахарка, значит… Додумать не успела. Евдокия продолжила.
- Жизнь у меня прошла такая, как и у всех. Не думай, в шелках не купалась, деликатесов и прочих вкусностей не едала. Не обжиралась в три горла. Наказала меня жизнь сыночком. Совсем непутёвым вырос. В том вины моей больше всего. Правды сказать всей не могу. Легче тебе не станет, коль узнаешь. Может, даже и навредить она. Так что слушай, запоминай. Хочу предложить тебе стать моей наперсницей.
Евдокия взялась полезла правой рукой за пазуху и Глафира подумала, не дай бог, окочурится сейчас ведьма, поди тогда докажи, что с ней не за одно была. Но Евдокия вынула из-за пазухи газетный свёрток. Положила на стол. Побарабанила пальцами, будто всё ещё сомневаясь, правильно ли поступает. Глафиру выгнуло дугой, так захотелось узнать содержимое, аж зуд в одном месте сильно разошёлся.
- Можешь отказаться, - сказала Евдокия, успокоившись немного, боль временами усиливалась и медленно уходила.
- Согласна, согласна я! – поспешно заверила Глафира. – Выполню любое наставление. Можешь положиться.
Усмехнулась Евдокия.
- Что и делаю – полагаюсь. Здесь, в свёртке, деньги на мои похороны. Их достаточно устроить достойные похороны. Предусмотрела и твою долю за хлопоты, Глаша.
Глафира не поверила своим ушам. Ждала чего угодно, но не такого поворота.
- Как же сынок твой, Дунечка? Что же ты его обделяешь?
Спёрло в груди что-то Евдокии. Не смогла ответить сразу. Потемнело затем в глазах. Шум появился в ушах: услышала крики людские и звериные, услышала зов земли, шум ветра…
- Не пори ерунды, Глаша. Осведомлена о сыне лучше всех… Или наравне со всеми… Пьёт он сильно… И деньги эти пропьёт…
Не решилась сказать Евдокия Глафире, что пришла на свой страх и риск к ней. Недоверие всё же осталось.
Глафира потеряла речь и сидела молча. Деньги! Деньги! Большие деньги! Вон свёрток-то толстый какой!
- Устроишь похороны…
- Да что ты заладила… похороны-похороны… живи долго, Дунечка…
- Молчи, глупая баба! – прикрикнула Евдокия и сразу потемнело в глазах, - или уйду! К другому обращусь…
- Молчу! – приложила ладони к груди Глафира.
- Проводишь достойно в последний путь меня вместе с сыном…
- Хорошо…
- Как уже сказала, денег довольно. Распорядись по-умному… и не оставь сына моего, Генечку, без денег… Если что, с того свету приду и…
Евдокия не договорила и подтолкнула свёрток через стол к хозяйке дома.
Глава седьмая
Недолго ждать пришлось последний день. Прозрачной тенью ходила Евдокия по двору. Переставляла с одного места на другое что-то, убирала в доме, смахивала паутину, кормила птицу.
Ночью ветер открыл дверь в дом и распахнул окна. Евдокия не встала с кровати. Члены налились приятным теплом. Разошлось оно по всему телу. Сознание подёрнула серая мгла…
Нашли знахарку соседи. С ночи начала истошно выть дворовая собака, повернув морду в сторону Дусиной хаты. Дождались утра. Пришли и застали печальную картину.
На смертном одре звала Евдокия кого-то, всё твердила в смертном бреду про деньги. Звала сына. Генка так и не пришёл проведать мать. В этот час он сидел в Донецке в КПЗ. Приехав в областной центр с другом, сильно выпили, затеяли драку, разбили витрину кафе, поломали мебель. Ждал Генка с другом своей участи. О матери не вспоминал. Беспокоили его совсем другие проблемы: посадят или нет.
В этот момент Евдокию охватил могильный страх и ужас. Перед воспалённым взором проносились картинки, однако рассмотреть чётко ничего не могла. Видела себя маленькой девчонкой, видела гарной дивчиной, много чего и кого она видела в своём бреду.
Глафира заявилась в дом знахарки после её смерти. Деньги держала в сумочке. Так и не отдала их. Промолчала, что к ней приходила знахарка, не высказала просьбу, с которой та обратилась. Решила Глафира припрятать деньги и по истечении некоторого времени самой использовать их на личные нужды.
Деньги на похороны собирали всем миром. Конечно, никто из селян не поверил, что Евдокия не скопила сбережений. Искали по всему дому. Обшарили все углы. Вскрыли половицы. Перерыли горище. Сокровищ знахаркиных не нашли. Не сносить же дом и не перекапывать огород. Это было бы полной глупостью.
***
Правление колхоза распорядилось провести поминки в колхозной столовой. Иногда там отмечали, как и свадьбы, так и такие печальные мероприятия. Наготовили еды, нагнали самогонки.
Пока не выпили порядочно,
|
