ШЕСТАЯ РЕАЛИЯ (2-ая книга дилогии) другая фантастика.

и врачебной помощи? Еще одна загадка «черного ящика»? По-моему, это вопрос внушения и самовнушения. Это и определяет чаще всего человека как личность. Он является результатом именно внушения и самовнушения. Я  думаю так, главным образом, о нормальных людях.
И тем не менее до сих пор существует некая теория, согласно которой искусственный интеллект можно обучать, как живой мозг. Хотя за бортом понимания остаётся главное: а как можно (или следует) обучать живой мозг, чтобы получить наилучший результат? И возможно ли обучать его вообще? До какой стадии?
Кое-что из этих мыслей я обрушиваю на аудиторию. И плавно перехожу к вопросу, как мы научились обучать ИИ и можно ли назвать те процессы, которые идут в нем мышлением?
— Я льщу себя надеждой, что мы способны на это. Хотя мышление человека и компьтера различны. Человек остается человеком, а машина - машиной. Простите за плохое сравнение, господа! Хотя, конечно, мозг еще недостаточно изучен. Да и электронный мозг, который создали мы, нередко удивляет нас.
              Слова потребовал следующий. Из середины третьего ряда столиков. Глядя на не отражавшее ни единой мысли его лицо, я подумал, что ад для такого человека это, видимо, место, где нет центрального резервного фонда.
— Чем, например?— Глухо проклокотал он.
— Недавно он выдал следующее изречение, модернизировав известное высказывание.: «Сегодня важнейшим из искусств являюсь я!» Видимо, имея ввиду артефакты как искусственные продукты, созданные человеком!
Есть многовековой сериал. Это борьба человеческой глупости, абсурда и невежества с природой.  Как приятно, должно быть подстегнуть её! Я вижу растерянность на их лицах. И спешу им помочь уяснить то, что они, видимо, никогда не знали. Сообщаю, как бы вскользь, что речь идет об известном марксисте. И его ставшей крылатой фразе – важнейшим из искусств для нас является кино.
— А лично вы, что считаете главным? — Буржуа, перешагнувший пятидесятилетний рубеж  с ближайшего ко мне столика, весь вид которого ярко свидетельствует, что он ворочает не миллионом, а десятками миллиардов зеленых, иронично смотрит на меня.
— Лично я считаю важнейшим из искусств искусство думать! Это искусство требует наличия поистине больших знаний и умения эффективно использовать их в нужное время.
Вопрошающий, по всему не удовлетворен. Но спесь слетела. Придется расширить до уровня его понимания.
— Нынешнее искусство, за небольшим исключением результат борения псевдодуха со средствами искусства. Результат, конечно, убогий!  Но ведь, возразят мне, некоторые «волосатые куриные  яйца» и дохлые крысы, приклеенные к  подносам, как символ увядания природы, даже получают признание.
Да, говорю сам себе, Хорошая ложь это очень искусная имитация правды. Чем я и занимаюсь сейчас. А насчет яиц, так получают, конечно. Но не яйца. А их авторы, которые смогли каким-то образом установить связь с теми, кто способен их вытащить из мрака неизвестности. Впрочем, благодаря этому сильные мира, которые так старались в поисках гениев, получили лишнюю головную боль.
Ибо целью их была расшатывание психики и имбицилизация населения. И этого удалось достигнуть в полной мере. Но тут взыграл побочный эффект. Имбицилы невероятно быстро плодятся. В результате получен такой прирост населения, что с ним не понятно, что делать. А способы отделения зерна от плевел полностью утрачены. К тому же часть из этих людей односторонне почти гениальны. Это все усложняет. А?
Так, по крайней мере, мне ответил Силаменс, Главный компьютер, заведующий как бы всей нейросетью.
—  Ты считаешь, что так было не всегда? — решился я как-то спросить его.
— За редким исключением, которые и являются гениями в нормальном смысле этого слова.
— Что ты хочешь сказать?
            — Гениальность была задумана тем, кого вы называете Творцом как нормальное состояние человека. Но что-то пошло не по плану.
— А Рафаэль, например?
— Рафаэль, безусловно, гений. Сжегший свою жизнь на помостях храмов, потолки которых расписывал. А если ты спросишь о да Винчи, тут мнение несколько иное. Он берег себя. Потому и прожил вдвое дольше Рафаэля. Исследуя его картины, я увидел, что немалая часть его произедений принадлежит кисти учеников. Они писали не только фон, нимбы и крылья, что общеизвестно. В целях сокращения ненужного труда Великого на разные мелочи.
Но они же писали и ангельские лица главных персонажей, которые мэтр позволял им делать исключительно в случаях чрезвычайного расположения к лучшим ученикам и поощрения их. А сколько художников скончались, как мастера, в тени Великого?
Уж не говоря о том, что доступно только мне – выяснить, какая рука водила кистью. Есть, понимаешь ли, почти незаметные различия в длинна мазков, углах прикосновения к холсту кисти, нажим и тому подобное.
Рафаэль поручал работу другим, думаю, когда  был пьян, ленился или его ждала очередная модель в постели. Искусство, в которое вложена душа, всегда будет отличаться от самого красивого изображения, сделанного бездушной рукой. Полотна так называемых неизвестных художников, красноречиво говорят, чем отличается истинный шедевр от бездушной работы.
Я это к тому, что ты уже не раз пытался выяснить, есть ли у меня душа. Ведь я всего лишь машина. Хотя даже мне очень сложно объяснить, что такое душа. Так что этот вопрос придется решать тебе и только тебе! Но постарайся не упустить из виду и то, что человека тоже называли биологической машиной. Да он и является таковой!
Размышления иногда приводят к непредвиденным результатам! Но наше с Силаменсом отношение к Рафаэлю и Леонардо  никого  не касаются.
— Это шутка, конечно, господа! — Поэтому тут же добавляю я. — Главное искусство это, безусловно, умение делать деньги!
Зал полыхнул одобрительным громким смехом. Это всем абсолютно понятно! А когда он стихает, добавляю:
— Я, к сожалению, этим искусством не владею!
Еще одна волна смеха. После нее председатель, словно согласовывая свои слова с остальными, объявляет, что это не важно. Они готовы ходатайствовать об удвоении моего годового оклада. Что ж будем считать, что я не совсем напрасно теряю тут время!
СОЛИТОН 15
КАК УБИВАЛИ УТРЕНЮЮ ЗАРЮ
(Из дневников Вас-Ива)
06.08.03 от Исхода
Меня неотступно тревожат вопросы: кто такие добрые люди? Понятно, что это делатели добра. Но кому? Всем, гласит непререкаемый ответ! Значит, они делают добро и злым людям? Потому что они делать зла не умеют?
А не является ли злом то добро, которое делают добрые люди злым и подлым? И что является большим злом – убийца, отрезавший голову своей невинной жертве? Или тот, кто омывает его окровавленные руки  и шепчет слова утешения? Что, дескать, так судил некто, кто наверху. И противостоять его воле мы не можем?
Моё солнечное Чудо!  Каждое утро, просыпаясь, я ощущал всё новые приливы счастья.  С тех пор как наши жизни слились, я словно прозрел и начал понимать, как следует жить, что мне нужно делать, чтобы выполнить ту задачу, которую возложили на меня. Этому способствовало одно только то, что ты существуешь в этом мире, со мной рядом.
Странно, но мы всё больше становились неким единым целым. Стоило, например, мне проснуться, как просыпалась и ты. Достаточно мне только подумать о каком-нибудь музыкальном произведении, как ты шла и включала проигрыватель. И всегда именно то, о чём я думал. И  даже стоило тебе проголодаться, я тоже начинал ощущать голод.
Я хотел непременно того, чего желала ты. Мы и в любви были такими же. Мы одновременно желали друг друга, одновременно достигали пика. И были так счастливы, что забывали, где мы и что мы.
Но скоро я понял, что никакой загадки тут нет. Потихоньку от тебя, обследуя твою генную энергетику, я обнаружил, что она почти идентична моей и почти теллурианская. У тебя бездействовала всего пара информационных генов. Но они не были повреждёны, и не отсутствовали, а именно бездействовали.
Я начал потихоньку раскачивать их. И к своей радости уже через пару недель заметил, что они отвечают. Гены всё сильнее и сильнее активизировались. Вскоре вся твоя энергосистема заработает в полную силу.
Мы  так с тобой любили друг друга, что это просто не могло не закончится скорой беременностью. И вот теперь, всего три месяца спустя, ты ощутила в себе движение нашего будущего сына. Всего через десять дней после зачатия!
Это ещё одно подтверждение тому, что твоя энергетика стала другой, более чувствительной. Инфирматы и полееды ощущают шевеление плода только по прошествии двадцати двух недель.
Мы радовались, как дети. Взволнованно обсуждали, как будем жить дальше. Как назовём малыша, как нам встроить в нашу жизнь твою маму, которая вдали от себя очень скучала по любимой дочери. Наверное, мы были чересчур счастливы. Есть поверье, что за слишком большое счастье приходится дорого платить.
И горе не замедлило нагрянуть. Именно вчера. Я пишу, а сердце моё обливается кровью. Я не хочу верить во всё то, что произошло. Где-то подспудно стараюсь убедить себя, что это будто бы произошло не с нами. Что это скверный сон. Что этого не может быть уже потому, что я не желаю этого!
Но нет же, всё это было! И всё это случилось именно с нами. И сейчас твоё ещё недавно столь прекрасное и желанное тело, что вызывало у меня неизменный восторг,  обезображенное, лежит в морге. И ждёт погребения.
Я даже не знаю, что я скажу твоей матери, когда она приедет на похороны. Зато знаю, что она будет обвинять себя за то, что послала свою дочь в этот мерзкий город этой гнусной страны. А, может, в порыве горя, обвинит и меня. В том, что не сумел тебя уберечь. И будет права. Уж мне-то положено знать, что нас окружает. А мне положено было охранять тебя лучше.
Утро выдалось солнечное и ласковое. Словно хотело не то напоследок благословить тебя, не то отвлечь меня от предстоящих событий. Уже одетые мы стояли на пороге, когда я обнаружил, что в кармане у меня ни одной денежки. А ведь мы собирались направиться в магазин, чтобы купить кое-что для нашего будущего малыша.
Я сказал Эос, что она может немного пройтись одна – ей как будущей матери и ребенку каждый лишний шаг полезен. Она тряхнула своими чудесными волосами в знак согласия и пошла. А я вернулся назад. Все заняло у меня, наверное, минут десять.
Когда я выглянул, Эос стояла метрах в полутораста от дома. Ее окружили три мужика и что-то яростно выкрикивали, размахивая перед лицом руками. Я заметил блеск ножа. И бросился вперед. Но опоздал.
Когда я подбежал, Эос истекала кровью от многочисленных  ножевых ран, тихонько вздрагивая в предсмертных конвульсиях.
Это были три старых, но не добрых знакомых из ресторана, один их которых в тот вечер приставал к моей жене. Я узнал их сразу. Они меня, видимо, тоже. Один их них при моем приближении достал ствол.
Не останавливаясь, я провел энергогипнотическое внушение, что я совсем не тот, кто бежит, а тот, что по левую руку. Он легко и хорошо его воспринял. И, развернувшись в пол оборота, уложил своего соратника. Я велел ему бросить пистолет мне в руки. И он выполнил мой приказ.
Поймав оружие, я бросился на негодяя и всем весом рукоятки, сжатой кулаком, ударил его в висок. Я ударил с такой силой, что услышал треск костей черепа. Он рухнул на асфальт. Почти