ШЕСТАЯ РЕАЛИЯ (2-ая книга дилогии) другая фантастика.

был, наверное, тысячелетия шлифовавшийся морем кусок мрамора. Без единого следа контакта с человеком. Так что человек непосвященный вряд ли додумался бы, что тут кто-то погребен.
— Мы раскопали воронку вглубь. — Сообщила Тусиана. — Чтобы ни звери, ни люди не добрались до тела нашего друга. Камешек притащили с Понта Эвксинского…
Лорина огляделась в надежде найти хотя бы один цветок. Но ничего не обнаружила. Она нежно погладила камень рукой, едва слышно прошептав:
— Прости нас, родной! Мы ничего не могли сделать для тебя! Спи в миру, до нового пробуждения!
И мы двинулись дальше…
СОЛИТОН 12 
И ПЛОХОЙ ФИЛЬМ МОЖЕТ БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ                                                                                 
              (из дневников Вас-Ива)
Дневниками мои записи можно назвать только с большой натяжкой. Дневники - это записи о том, что сделано именно в этот день. А у меня тут скорее раздумье о целых месяцах моей жизни, а то и периодах. Но, будем считать, что это дневники.
26. 07. 03.  года от Исхода. Сегодня я проснулся очень поздно. И хотя пожаловаться, что не выспался, не могу, глаза решительно не хотели открываться. Мне было противно возвращаться в этот опустевший мир. Решил полежать ещё минут пяток с закрытыми глазами. А там наберусь силы воли, и встану. И тут до меня долетел разговор двух мужчин, видимо стоявших на улице недалеко от моего открытого окна.
Первый голос: — Бузони  из Баха  сделал "Чакону"? Только это уже не «Чакона» Баха!
  Второй голос (с сарказмом): — Это какой Бузони? Тот, который монах?
Первый: — Монах?  Какой монах?
Второй: — Из "графа Монте-Кристо".
Первый: —  В "Графе Монте-Кристо, сам граф и есть Бузони. Только аббат.
Второй:  — А зачем твой Бузони, что ты там говоришь, сделал из Баха?
Первый: — Он переложил скрипичную чакону Баха для исполнения на фортепиано?
Второй: — Зачем?
Первый: — Бузони хотел стать новатором.
Второй: — У него это получилось?
Первый: — До сих пор идут споры, хорошо это или плохо.
Второй : — Это и понятно! Размытыми пятнами, как Ван Гог, отрезавший себе в приступе безумия ухо, даже я мог бы писать! А разве не странно, что наследие этих людей  поражает своими размерами? И почти все они умерли в нищете? А слава заявилась к ним только после смерти?
Первый: —  Мне кажется, их славу можно сравнить с выпуском дополнительной эмиссии акций. Полотна великих, писавшихся годами, на рынке кончились, но нувориши тоже хотят иметь хотя бы толику богатства от картин гениев. И тут появляется целая индустрия «тонких ценителей и знатоков», готовых помочь им в этом. Они объявляют «серых мышек» гениями. А если у вас возникают возражения, то заявляют, что вы ничего не смыслите. Поскольку бездарей и среди ценителей во всех отраслях искусства всегда больше, чем людей со вкусом к таланту. Новых пророков поддерживают, объявляя их неординарными, а потом выдвигают в таланты. И даже в гении.
Второй: — Ты не заметил, как много искусно подмалеванных уродин красуется на страницах журналов? И их выдают за красавиц! Не то мир сошел с ума, не то полюса Земли поменялись местами! Красота не способна спасти мир. Ее саму нужно спасать! Потому, что ее уничтожают всеми мыслимыми способами. А ее место тут же занимает мерзость! Этакий гомосекс вместо любви! С одами однополым связям.
Первый: — Когда ширпотреб овладевает обществом в качестве искусства, мы получаем непроходимую глупость!
Я резко вскинул тело, сел на кровати, быстро встал и подошёл к окну. Двое молодых людей, медленно шли в сторону парка. На месте почти напротив моего окошка, где они недавно еще стояли, дотлевали два окурка, от  одного из которых еще тянулся вверх  быстро исчезающий сизый дымок, Посмотрев им вслед, я снова лёг и закрыл глаза.
Они говорили почти то же самое, что я слышал от Эос. А она все-таки неплохой искусствовед. Да и сам я думал так же.
Эос! Горькое мое счастье! Когда я впервые увидел тебя, всё во мне запело. Жизнь моя – наконец-то! – начала обретать то, что я так долго ожидал. 
За несколько лет до того, как обосноваться в этом городке, я уже бывал тут. Маленький, всего тысяч на двадцать жителей, он весь состоял из игрушечных домиков, основательно упрятанных в листву деревьев, то ли прежнего леса, на месте которого он вырос, то ли посадками вокруг домиков, понастроенных тут его жителями. 
В обычные дни и днём, и вечером городишко был пуст.  На улице можно было встретить разве что туриста, случайно забредшего сюда. Не помню, чтобы часто доводилось видеть автомашины. Они тут появлялись, как с инопланетной тарелки. И тут же исчезали.
И люди тут днем не гуляли. Только по вечерам. Днем собирались разве что  на центральном базарчике города по воскресеньям, где с городских и пригородных грядок свозили самые лучшие, красивые, словно на выставку овощи и фрукты. И где шло оживленное общение и завязывались более близкие знакомства.
Мне впервые тут довелось увидеть весьма, на мой взгляд, оригинальную продажу арбузов. Их продавали только разрезанными на небольшие  куски. Почему? Этого мне так и не удалось выяснить. Ведь арбузы самые недорогие из ягод.
Ещё одно людное место — маленькая церквушка недалеко от границы. Здесь днем можно было насчитать аж пару десятков человек. Это покупатели из других городков, спешащие отовариться импортным барахлом. В Уже вовсю кипела подпольная торговля, организованная цыганами. 
Они сновали между несколькими государствами, соприкоснувшимися здесь. Пограничники делали вид, что их не замечают. Всего в двадцати шагах от церкви гордо заявлял о своем присутствии магазин "Конфискат". Тут торговали товаром, якобы, отобранным у контрабандистов. Но его никто не спешил приобрести. Он был чем-то вроде символа, что власти живут и здравствуют. И успешно борются с контрабандой. 
По совету своей знакомой я и сам отправился к церквушке купить недорогие американские джинсы.  Не знаю, как и чем мне удалось вызвать симпатию, но одноглазый цыган, судя по всему,  глава местного торгового  сообщества,  вызвался лично обслужить меня.
Он шесть раз бегал через границу с джинсами, в которые я все не мог по его совету "наглухо втиснуться", иначе они будут плохо сидеть. В самый последний раз я обнаружил, что эти джинсы без заклепок и лейбла.
— Заклёпки? — Сказал цыган. — Да мы тебе любые поставим!
Это сильно меня охладило.  От дальнейшей примерки я категорически отказался,  чем сильно разочаровал одноглазого.  Мы договорились, что на завтра он лучше подготовится. Но я больше к церкви не ходил.
Вот в этот городишко я и попросился на жительство,  когда мне предложили стать резидентом, а наши покидали Теллуру. Для передачи сведений о том, что происходит на Теллуре. Я сдуру согласился взять всё это на свою глупую голову. Да много ли может понимать человек, когда ему всего двадцать лет?
Меня поселили в очень красивом месте Ужа. В шикарном домике, стоящем в старом саду, окаймленном синим-синим небом. От его фасада веяло стариной. И как оказалось, ему и на самом деле почти  два века. Хотя внутри «старичок» был буквально нашинкован всевозможными современными удобствами. И всего в полста метрах от леса.
Мне бы жить да радоваться. А я почувствовал себя одиноким и брошенным на произвол судьбы. И даже представить не мог, какими должны быть эти самые сведения, которые мне следовало передавать? Где и как я их должен брать?
Я бродил, не зная, куда себя девать. Так меня и занесло в кинотеатр, где я решил прикончить пару часов своих бесполезных раздумий и сомнений.
Фильм был, откровенно говоря, ни о чем. Стряпня, которую в Голливуде делают за неделю. Впрочем, иногда и плохие фильмы бывают полезны. И это происходит тогда, когда ты этого совсем не ждешь.
Потому, что тут-то мы познакомились. Оказались соседями по креслам в десятом ряду партера.  Прямо перед Эос (имя, я понятно, потом узнал) сидел высокий детина. На голове его к тому же красовалась шевелюра невероятных размеров, заслоняя большую часть экрана. 
Бедняжка крутилась вправо и влево, силясь уловить происходящее на экране.  Я понял, что это у неё плохо получается.  И шепнул ей на ушко,  предлагая поменяться местами,  поскольку передо мной сидела невысокая женщина с мальчишеской стрижкой.
Я даже в темноте разглядел благодарность, блеснувшую в её глазах.  Мы, согнувшись, поменялись местами, чтобы не вызывать недовольство других зрителей.  И досмотрели этот невзрачный фильм до самого конца. А потом мы вышли - она впереди, я за ней.  И тут я спросил тихонько:
—  Ну как, удалось разглядеть сюжет?
Она обернулась ко мне. Ее улыбка в слабоосвещенном зале показалась мне солнечным лучиком. Моя недавняя соседка рассыпалась звонким смехом:
—  Честно говоря, сюжета мне что-то обнаружить не удалось!  Да я вас ещё не поблагодарила за оказанную мне любезность!
Такой ничего не значащий обмен фразами. Зато дальше мы уже как-то само собой разумеющееся продолжили путь вместе. Как два старых знакомых. И чем больше я слушал и смотрел на неё,  тем больше мне хотелось,  чтобы наша прогулка не кончалась никогда.
Она была среднего росточка, стройная и очень красивая девушка. По крайней мере, с моей точки зрения. Это-то, я, конечно, рассмотрел  даже в темноте кинотеатра. Но при свете дня она оказалась еще прекраснее. Говорила и отвечала на вопросы моя соседка быстро и четко. Это свидетельствовало, что ее компьютер – так я называю голову – работает на высоких скоростях.
Ну, увы,  всё хорошее кончается очень быстро.  Особенно если городок мал. Мы остановились перед дверью  калитки,  ведущий к скромному одноэтажному домику,  утопающему в зелени.
—  Ну вот!  —  Сказала она и вновь расцвела своей яркой солнечной улыбкой,  —  я пришла.  Спасибо что проводили и всё такое прочее...
Но после столь решительного заявления она  не бросилась стрелой в дом,  а словно ждала, что и я скажу на прощание пару добрых слов.  Я понял,  что надо решаться. И немедленно! Судьба не всегда бывает так щедра. Упустишь момент – и следующий, возможно, не подвернется никогда.
—  Мне хотелось бы проводить вас сюда ещё разок!  —  сказал, глядя ей прямо в глаза.  —  Но для этого надо вас пригласить на свидание.  Вы будет сильно возражать?
—  Нет!  —  расцвела она улыбкой опять. — Только чуть-чуть!  Как того требует скромность и благовоспитанность, которая так ценилась в старые добрые времена и почти не котируются сегодня!
  Когда мы встретились на следующий день, я решил повести её в знаменитый подземный ресторан города. Во всех нас, наверное, есть это стремление щегольнуть перед женщиной, которая нам нравится.
Он находился в скальной пещере. Здесь было  прохладно даже в жару. В воздухе реяли не то какие-то испарения, не то туман, наподобие лондонского.  Посетителей за столами, можно было разглядеть сквозь этот флер, только основательно присматриваясь. Тут всегда подавали прекрасное сухое вино. И непременно под звуки живой скрипки.
Мы смаковали вино глоточками, закусывали чудесными фруктами. И хотя скрипка попала явно не в руки Хейфеца, "Цыганские напевы" Сарасате скрипач извлекал из инструмента достаточно неплохо, не вызывая неудовольствия у посетителей.
Нам было очень хорошо. Мы оба чувствовали, как между нами возникла и