невозможен твой, уже и потому, что едешь ты в Милан, где ждёт тебя невеста, а ночь со мной была лишь прихоти каприз.
Лоренцо: И ты поверила, что я способен на обман?
Энея: Отец сказал, что по любви не может государь жениться.
Лоренцо: О, будь он проклят навсегда!
Энея: Проплакала остаток ночи я, чтобы потом решить, мне жизни нет другой в отсутствии тебя, и монастырь Креста Святого я предпочла, надеясь в одиночестве от страсти чувственной укрыться навсегда.
Лоренцо: За что ж наказана ты здесь?
Бенедетта: Гордыни грех, я повторяю.
Энея: Они ребёнка отняли, не дав бедняжке к груди моей сочащейся прильнуть.
Лоренцо: О ком ты говоришь, Энея? Не повредился ли рассудок в подземелье твой? Немедля повтори, что ты сейчас сказала?
Энея: О том, что жду ребёнка, я, будучи уже монахиней, узнала. Просила, умоляла аббатису устроить встречу мне с тобой или отцом, но холодно она в прошении отказала.
Лоренцо: Доменико всё это знал?
Энея: Не ведаю о том. Никто с тех самых пор не навещал меня в монастыре.
Бенедетта: При родах умерло дитя.
Энея: Он был здоров, иначе быть и не могло, я б сердцем ощутила, родись он мёртвым. Лоренцо, я клянусь! Давно бы умерла сама, если б не призвание матери моё. Одно оно в меня вселяет силы жить. Пусть скажет правду аббатиса перед государем! В свидетели я всех богов земли взываю.
Бенедетта: Язычница! Да омертвеет твой язык!
Лоренцо: О, Курт! Хранитель тайных знаний мира, теперь я горько сожалею, что преждевременно с тобою распрощался. Судьба мне новые загадки преподносит, а я блуждаю вне её игры.
Возвращается Курт.
Лоренцо: Ну, наконец-то, лёгок на помине. Так долго почему?
Курт: Они здесь будто все повымирали! Я долго никого не мог найти, а все, кто замечал меня, пускались наутёк, как если бы им явился Сатана двурогий. Вот пей, Энея (подносит к губам узницы воду).
Энея: Ещё один знакомый голос. Не может быть, и впрямь Иисус меня услышал.
Лоренцо: Скорее, Курт, сестру освободи, а аббатису в кандалы, на её место.
Бенедетта: Я под защитой церкви пребываю, Его святейшества распоряжение, способно лишь оно меня под стражу заключить. В монастыре я полновластная хозяйка, и всё, что совершается в обители Креста Святого, угодно Богу!
Лоренцо: Не забывайся, Бенедетта, сейчас находишься во власти полной ты моей. Ты говоришь с правителем Пьомбино, и папский двор, по всей Италии смердящий язвой римского разврата, не сохранит от гнева моего. Ты вопиёшь: угодно это Богу? (указывает на измождённую сестру Екатерину). Да как ты смеешь вслух произносить священные слова?! Ты – Богу не родня, и общего у вас с ним ничего не может быть, поскольку, лишь попадись Иисусу на глаза то, как мнимый грех гордыни его невесты здесь в холодном подземелье искупляют, он первый бы, не сомневаюсь, в бешенство пришёл и кинул камень, а после этого ещё одиннадцать в тебя попали бы. Единственный, кто камня бросить не посмел, а оправдать бы поспешил свою сообщницу, Иудой называл себя. Чего ты медлишь, Курт? Мне кажется, давно я отдал приказанье.
Курт освобождает Энею, она очень слаба, не может стоять, поэтому Лоренцо усаживает её напротив стены, к которой начальник стражи приковывает Бенедетту. Движения его неловки, что вызывает раздражение Лоренцо. Он отталкивает Курта.
(Бенедетте) Я требую ответа на вопрос.
Бенедетта: Ответ мой был Вам дан заранее.
Лоренцо: Не думай, женщина, что у мужчин в таких делах корзина с репой вместо головы. Скорей сестра Екатерина Геракла б родила, чем мёртвое дитя. Ты говоришь, что умер, так покажи могилу, и если там костей я детских не найду, Курт заживо тебя саму в неё зароет.
Бенедетта: В стенах монастыря мы не хороним не крещённых, а стало быть, могила на кладбище другом, мне незнакомом.
Лоренцо: Такую ложь давно я научился отличать от правды. Ребёнок, слава Богу, жив, Энея, я говорю тебе, как есть, как то, что я Лоренцо из семьи Орсини. Осталось потерпеть, пока упрямое сопротивление духа не ослабеет, чуть тело испытает боль и собственную кровь глаза увидят. Курт, пожалуйста, прошу, отрежь два пальца аббатисе – и видит Бог, она как птичка райская нам запоёт.
Курт (растеряно): Два пальца, государь?
Лоренцо: Начни свою работу с той руки, которой крестятся все христиане. И если Бенедетта упорствовать продолжит, очень скоро в монастыре Креста Святого вместо перстов ко лбу она культю обрубанную поднесёт.
Курт достаёт из ножен кинжал и тут же роняет его. Смотрит на Лоренцо, затем сбрасывает маску. Под железной маской Курта и в его одеянии обнаруживает себя Джованни Бацци.
Джованни: Я не могу, теряю я рассудок от того, что вижу. Лоренцо, какой ответ она способна дать под пыткой нестерпимой?
Энея: Мой слух меня не обманул. Джованни, искренний мой друг. Прощения богов? И чем его я заслужила?
Энея поднимается и подходит к Джованни, чтобы обнять его.
Джованни: Энея, милая подруга, всё стало так запутанно, я ничего не понимаю. Ты родила ребёнка? Здесь, в монастыре? Но от кого?
Лоренцо поднимает брошенный кинжал, делает шаг к Бенедетте, но тут же останавливается, с ним вновь случается припадок.
Лоренцо: И тело снова бьётся в лихорадке, когда опять я слышу ваши голоса, тсс, (прижимает указательный палец к губам), они поют… и только для меня, безрукий мальчик Якоппо, два близнеца слепые Флавио и Пьетро, безумная Паола … девочка одиннадцати лет, по первому приказу задиравшая подол … и виновато улыбалась.
Энея (бросается к Лоренцо): Мой Бог, Лоренцо, что с тобой?
Джованни: Припадок, с ним теперь такое часто.
Лоренцо: Сама судьба показывает нам, что дьявол всё же существует. (Бенедетте) Молилась, ты, я вижу Сатане! Иисус, таким как ты, не помогает, он наградил бы милостью своей сестру Екатерину, но не аббатов, аббатис, да всех священников и пап, погрязших в блуде и во лжи, таких лишь дьявол защищает. Здесь не осталось никого, кто смог бы кровь пустить и вырвать тайну из поганой плоти. Без палача я, как без рук, давно себя таким беспомощным не помню! Всё б отдал, чтобы Курта вновь из сна вернуть, в который сам же погрузил его обманом ядовитым. Я без него в слепом неведении умру. Какая жалость и судьбы одновременная насмешка.
Энея забирает из рук Лоренцо кинжал, подходит к Бенедетте и приставляет лезвие к сердцу.
Энея: Взываю я в свидетели богов, вернувших мне родных друзей сегодня. Имею право знать я, что случилось с тем, кого на этот свет произвела.
Лоренцо: Будь терпелива, храбрая Энея. Я вижу кровь, на лишний дюйм войдёт кинжал, и мы всей правды не узнаем. Нам аббатиса мёртвая сказать уж ничего не пожелает.
Энея: Сейчас моя рука как никогда тверда, и пусть ей жить иль умереть, она сама решает. Я в мыслях сотни раз всех тех сердца пронзала, кто мне судьбу такую уготовил. Сначала о любимом тосковала, затем о вырванном из рук ребёнке, когда болела грудь и молоком сочилась, я поклялась, что выживу и отомщу, ждала лишь часа и теперь не отступлю.
Лоренцо: И всё же встал Иисус в защиту материнства. Ты видишь, Бенедетта, ненависть в её глазах, так ненавидеть может только Бог, когда он смотрит на исчадье ада. Покайся перед ним, не перед папой, вот тот, (указывает на Энею) кто истинный властитель мира, смотри в его глаза сквозь очи названной сестры Екатерины. Да и ослепнешь, ты, коль правды всей сейчас же нам не скажешь!
Бенедетта (испуганно глядя то в лицо Энеи, то на кинжал говорит сбивчиво): Родился мальчик с родинкой на шее, размером, как орех лесной, мы отдали его в приют в монастыре благочестивых клариссинок, что в Милане.
Лоренцо: Кому ещё подобное известно может быть?
Бенедетта: Лишь мне, клянусь, мой государь.
Лоренцо: Ну что ж, теперь тебе я верю, Бенедетта.
Джованни: На шее родинка, с лесной орех, Лоренцо, такая ж на шее у тебя, я наблюдал её не раз и помню ещё с детства, так значит…
Лоренцо: Энея, теперь как можно глубже, ты, вонзи кинжал, отпустим к Богу аббатису.
Джованни: Энея, нет. (Падает на колени). Не убивай!
Бенедетта: Сказала правду я, сестра Екатерина, умоляю. Извлечь кинжал и рану мне перевязать, вот долг твой перед нашим Богом.
Лоренцо: Не останавливай судьбу, вложившую тебе в десницу божью кару. Только представь, если мои враги, которых нажил я немало, узнают о твоём ребёнке. Ты в безопасности не будешь никогда и, только сына обретя, немедля тут же потеряешь.
Бенедетта: Клянусь, я эту тайну унесу в могилу!
Лоренцо (направляет руку Энеи, и вместе они убивают Бенедетту): Так доброго пути.
Джованни: Лоренцо, с тобой я как в аду кромешном! Я заклинаю, всем, что ещё свято для тебя, остановись в пролитье крови, подумай о спасении души!
Лоренцо: Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Добро пожаловать, мой друг, приветствую у врат тебя, воспетых флорентийцем Алигьери. Пусть сам я здесь живу давно, вот только внутрь друга своего не пропущу, не беспокойся. Души той юной, как у тебя сейчас, Джованни, мне больше не вернуть.
Вдоль берега, над алым кипятком,
Вожатый нас повел без прекословии.
Был страшен крик варившихся живьем.
Я видел погрузившихся по брови.
Кентавр сказал: «Здесь не один тиран,
Который жаждал справедливости и крови».
Того Лоренцо, которого назад три года знали вы, давно уж нет, остался лишь тиран Орсини, он говорит, что если ты не хочешь умереть по своей воле, ты в этом мире беспощадном должен научиться выживать (поднимает Джованни с колен). Теперь ты не один, с тобой Энея и ребёнок, и обещай мне здесь (указывает на распятие) перед твоим Христом любимым, что никому не дашь в обиду их.
Джованни: Энею никому в обиду я не дам без всяких обещаний, но и поверить не могу во всё, что происходит, Лоренцо, друг мой! По мне так, ты, сошёл с ума, никак не взять мне в толк, о чём ты меня просишь?
Лоренцо: Любить Энею, так же, как и до сих пор любил, любить детей, неважно без разбора, своих или чужих, учить их рисовать. Иль скажешь это тоже бред безумца? Как стал я государем, я долго был один, и то, что друга сохранил, явилось чудом для меня. Я видел твою роспись в храме, я видел в ней любовь: к Христу, к Энее, к людям. Поверь, не только помощи я у тебя прошу, любовь твоя сама является уж благом, не отступай, будь предан до конца и будешь ею награждён сполна.
Джованни: Пожертвовать ты хочешь для меня своей любовью?
Лоренцо: Так уготовано судьбой, мой друг. Только в неведении бывает жизнь прекрасна. Пока не ищешь правды, но веришь в благодать, ты можешь быть счастливым.
После того, что видел я и знаю, не суждено мне больше полюбить на свете, и как бы я об этом не мечтал, кто призван суд вершить, тот будет радостей земных лишён навечно.
Подходит к Энее. Вручает сумку.
Энея, вот, возьми, тебе я доверяю важные бумаги. Здесь освобождение от данного тобой обета монастырю Креста Святого, епископ только что мне подписал, затем приданное, что я даю на свадьбу с благородным Бацци, всё то, что конфисковано у рода заговорщиков и твоего приёмного отца, я возвращаю.
В порту до темноты двоих вас ожидает лодка. Хозяин бригантины, что унесёт вас к новым берегам, зовется Родриго Барбариго, венецианский он купец. Лишь скажете ему, что вы и есть те драгоценности, которые сегодня утром он обещал мне вывезти и сохранить.
Энея: Лоренцо, ты с нами говоришь, как будто бы прощаешься
