В одну из ночей дверь хижины бабки Мяскяй сотряслась от ударов. То был уверенный стук, от такого не отмахнуться задаром. Старая женщина, уже почивавшая на печи, нехотя сползла с нагретой лежанки и поплелась открывать.
Силуэт «землистого» высветился на пороге, и ночью он напоминал призрак или пещерное существо, истомившееся по свету и крови. Гость без церемоний ввалился в дом, не дожидаясь надлежащего приглашения. А бабка Мяскяй подумала о том, что уж этого человека не заморочить никакими приворотами и мяскяйями. Гость произнес всего несколько слов, после чего исчез, столь же внезапно и чуждо, как нагрянул. Но перед уходом он заручился согласием бабки, а точнее сказать, проявил особую напористость. И так уж не хотелось пожилой женщине связывать себя услугами с тем, кому требовалась ее помощь, но перечить она не смогла, даже маленькое слово протеста приберегла на ум. Когда в дом приходят такие гости, становится не до экивоков.
Девчушка Настена была из числа тех тихонь и скромняг, что скрывают за невинным личиком бурный вулкан любознательности. Семилетнюю сиротку пригрела Мяскяй в своем доме больше трех лет назад. Смолоду девочка тесно соприкасалась с ритуальными заклинаниями хозяйки-колдуньи. Бытовало суждение, что отнюдь не бескорыстием проникнуто милосердие бабки Мяскяй, и уж точно не жалость пробудила в ее мутной душе желание удочерить сироту. Но – наследие. Ведь колдунья, не передавшая свои тайны по наследству, попадает после смерти в чан с кипящей смолой в качестве наказания за грехи.
Не скупясь на вопросы, Настена не могла не замечать, как в эти минуты довольно кряхтит ее приемная мать. В своих изысканиях ученица-колдунья коснулась и загадки исчезновения из деревни юных девушек: их сгинуло трое за минувший год. Мяскяй отвечала, но путано, сложно, на самом деле она точно знала, что эту правду Настеньке рановато пока знать. Она и сама-то, грешная и убогая, не стремилась приблизиться к ней и на версту.
Девчушка Настена стала единственным и тайным свидетелем разговора, произошедшего в доме Мяскяй назавтра после прихода «землистого» порученца. И не обратилась вскорости Настенька в колдунью, как того жаждала Мяскяй, - ни в колдунью, ни в ведунью, ни в лекаршу. Ведь была война, и все цели оказались утраченными, и выросшая Настя стала учителем истории, и именно через нее просочилась правда о Мяскяй и о Проклятом Доме.
В тот день ей крепко-накрепко было велено сидеть себе тихо в укромном местечке и не высовываться, даже если надвинется страх и замутит глаза паникой. Поначалу старуха Мяскяй подумывала отправить девчушку к соседям в злосчастную ночь, но потом решила, что пусть ей уготована погибель лютая, Настенька хотя бы будет знать, как это случилось.
И вот на дворе стемнело, и самые поздние жители деревушки заснули в кроватях, и легкий, испуганный скрип торопливой возни под одеялом затих,- вновь к порогу старухи подступили черные тени. Ловцы человеков со знанием дела перевернули всю хату; их волчьи, землистые ноздри чуяли каждый запах, но колдовской знак лежал на убежище перепуганной сиротки Настены; и просмотрели ее. Вдруг все как один выметнулись из дома, потому что подоспел черед войти главному, и тут уж не должно было оставаться посторонних.
Бабка Мяскяй стояла посреди едва освещенной хаты и спокойно разглядывала нового гостя, теперешнего хозяина Проклятого Дома. Он был невысоким и плотным человеком в пенсне и с непроницаемым взглядом, от которого не жди хорошего. Лицо гораздо живее, чем у бледных прислужников. Старуха предложила человеку сесть, и сама уселась поодаль.
Настена слышала не очень четко, но достаточно и для семилетней девчушки, собирающей картины по отдельным кусочкам. Для поддержания страха, наверное, гость, прежде всяких других вопросов, задал один, не подслушивают ли их, и сердечко девчушки стремительно заколотилось: сейчас ее схватят и сварят живьем! Но бабка Мяскяй проронила «а то!», не моргнув даже глазом, а человек, как впоследствии выяснилось, был слишком напуган, чтобы думать о каких-то подвохах.
Он что-то добавил о помощи. О том, что ему нужна помощь, и Настя вмиг представила его строгий взгляд, но ответом ему служило лишь кряхтение мудрой и осмотрительной бабки Мяскяй. Гость снова заговорил. Весь последний месяц он провел в мучениях, ночные кошмары вконец одолели его, а ведь раньше никогда такого не замечалось, и вот незадача! Он выразил предположение о порче, надеясь на трезвый ответ, но бабка сказала «кхм», и воцарилось молчание. Потом ночной визитер задал вопрос, очень тихо,- тот словно прошелестел по полу и не достиг ушей девочки. Но вот слова хозяйки прозвучали вполне отчетливо. НЕХОРОШИЙ, ЧЕРНЫЙ ДОМ. Голос мужчины напрягся, он спросил, что это значит. УБИЙСТВО, изрекла Мяскяй. ПРОИЗОШЛО СТРАШНОЕ УБИЙСТВО, И ОНО ДО СИХ ПОР В ВОЗДУХЕ ДОМА, ОКУТЫВАЕТ ЛЮБОГО, КТО ПОСМЕЕТ ТАМ ЖИТЬ. Малютка Настена уже сотрясалась всем телом.
Что же делать, тихо спросил гость. Можно ли как-то это исправить? Девчушка вновь услышала кряхтение и скрип натруженного стула, на котором сидела старуха Мяскяй. Она что-то прошамкала нечленораздельно, и Настена ничего не разобрала, но гость-то понял. Сон, проговорил он таким тоном, как говорят о чем-то неприятном и пугающем. Что за сон…
Больше Настя ничего не могла услышать, как ни старалась, потому что говорил посетитель тихо и часто останавливался, чтобы глотнуть воздуху. Девочке удалось разобрать лишь несколько слов. Стрекозы… Огромные, как корабли… Большая площадка… Туннель… Что-то тянет под землю… Каждую ночь…
Потом очень долго молчали, и в этой притаившейся тишине сердце Настены отыскало покой. Потому что не было дела этому человеку ни до нее, ни до ее мачехи – он гиб, и испуган весьма! Одинокой каплей прозвучал вопрос. И снова голос бабки зазвенел на всю комнату, и только сейчас девчушка поняла, что это она делает специально для нее. ЗЛЫЕ ДУХИ!- возвестила Мяскяй.- ТАМ, ГДЕ УБИЙСТВО, ДУХИ ЖИВУТ ПО МНОГУ ПОКОЛЕНИЙ. НУЖНО ДРЕВНЕЕ ЗАКЛИНАНИЕ, ЧТОБЫ ИЗГНАТЬ ИХ ИЗ ДОМА.
7.
Ее обязали подписать бумагу, запрещающую болтать обо всем, что встретится ей в Проклятом Доме, и о своем участии в деле, связанном с его темным хозяином. Напрасно Настена осаждала старуху с вопросами,- рот колдуньи был скован тайной и страхом. В деревне и не прознали даже, что Мяскяй довелось проникнуть в самое логово Проклятого Дома, и это избавило ее от расспросов людей, для которых любопытство превыше жизни. А поведать она могла бы многое. И куда на самом деле подевалась Любка Митрофанова, вторая дочь Степана Митрофанова, плотника, которая однажды вечером просто бесследно исчезла и которая не найдена и поныне.
Теперь на бабку Мяскяй свалилась забота труднее, чем тяжесть тайны. Никаких демонов в доме не оказалось, как и предполагала изначально колдунья, а весь ритуал изгнания был напоказ, чтобы умерить беспокойство хозяина и запутать «землистых». Этот странный рассказ о его сне… Один раз всего Мяскяй осмелилась предположить, что же такое близится к хозяину дома, что же нависает над ним. И этого раза хватило, чтобы больше не задумываться: никогда бы не хватило старухе умения постичь эту мрачную, сокрушительную силу. То власть ада, силища подземных царств и черных королей, пришедшая к нам из допотопных эпох.
Теперь, если сны у Главного начнут повторяться, за жизнь старухи не дадут и понюшки табаку. Она крепко-накрепко запомнила безумный, затравленный взгляд, заключенной в деревянную клетку, Любки Митрофановой, которую она по первости даже не признала. Что сделают с ней, когда раскроется обман?
Но все вдруг переменилось. Мир не стоит на месте. Все в нем меняется – быстро ли, медленно – неважно. Одной ненастной ночью жителей деревни разбудил громкий шум. Спросонок люди приняли его за привычный рев моторов, и потребовалась минута, чтобы понять всю непохожесть новых звуков.
Мало сказать звуков – то были человеческие крики. И Господи!- снова пистолетные выстрелы, как тогда, в семнадцатом! Стреляли со стороны Проклятого Дома, и люди поначалу подумали, что его обитатели в один момент сошли с ума и стали убивать друг друга. В глубочайшем ужасе сельчане замерли в комнатах, в прихожих, на полу, под дверями, на полатях, отчаянно взывая к Господу и прислушиваясь к отзвукам, что доносил до них южный ветер. И чудилось, будто кричит кто-то в той стороне – жуткий, протяжный, мучительный крик, вызывающий содрогание членов. Быть может, то был вопль ветра, что свистел за окнами в непогоду? Да только вряд ли. Слишком уж этот крик напоминал человеческий, вот только это был человек, окончательно утративший разум от ужаса.
Быстро все стихло. Шума моторов машин никто не ждал, но он таки прозвучал! Уцелевшие (а то и вовсе посторонние товарищи, кто ранее проник в деревню тишком и околицей) прогрохотали по улицам, а позже все окончательно стихло, и лишь старый кобель кузнеца тосковал на луну.
Остаток ночи прошел без сна. Тела и души людей сотрясали предчувствия; прощались друг с другом мужчины, женщины, дети,- то была ночь, когда уже ни для кого не наступает завтра. А если и наступает, то чтобы превратиться в череду дней в каменных казематах.
Но ничего не произошло, никаких последствий. Ни на следующий день, ни в один из других дней. Вновь потянулось существование, не признающееся унылым лишь благодаря вдохновляющим гимнам и надежде на лучшие дни. Только через неделю самые отчаянные смельчаки отважились на вылазку к Проклятому Дому Бурангулова. И что же они увидели? Все ту же картину: глухая заброшенность, безлюдный двор, немые окна. Даже самый недалекий человек теперь понимал, что нет живой души за этими стенами, и не скоро еще рядом с этим домом зазвучит веселый говор.
С той поры старухе Мяскяй можно было не опасаться за свою жизнь.
8.
Куст рос… Не в прямом смысле, конечно: он не рос, как растут другие деревянистые растения – кто вверх, кто вширь. Он рос в том смысле, что просто существовал в некоей точке Земли. Никто из людей не знал про куст. Но найдись человек, который вдруг бы заинтересовался растением, и пусть он обладал бы хоть каплей фантазии,- потрясение перед лицом новых форм переполнило бы его бедную душу. Куст не менялся. Но менялись его формы. То он казался чучелом, воткнутым предусмотрительным огородником в землю. Но шаг правее – и зверь, пробирающийся на задних лапах, леденит сердце ужасом. Он сам Великий Тираннозавр, царь ископаемых животных, но дунет ветерок, и зверь оплавится, став скользким, уродливым. Он видит вас, и он уже знает, что победил.
9.
[justify]В 1938 году Иван Вячеславович Звягинцев впервые (впервые в нашей истории, но никак не в летописях куста) замыслил уничтожить куст. Руководствуясь, конечно же, не вопросами растениеводства, как некогда и