"Опойкины дети"

что ли верится? Я первой, между прочим, ни на кого не лезу и подлостей никому не делаю.

– Я знаю Женя.

– А если вы мне не верите, вот смотрите, что она написала с подружками! Видите, это её почерк, – и Женька выгребла из кармана целый ворох записок.

Зоя Аркадьевна прочитала несколько и покачала головой.

– Надо же. Я обязательно поговорю с ней, Женя.

И тут в мастерскую ворвалась кармашкинская бабка. Не давая ей налететь на Женьку, Зоя Аркадьевна сразу же увела старуху в свою коморку. – Посиди здесь, подожди, я скоро, – сказала она Женьке.

Двери были прикрыты неплотно, разговаривали они довольно громко, и Женька отчетливо слышала каждое слово.

– Согласитесь, что это ненормально поддерживать дальнейшую конфронтацию детей, – говорила Зоя Аркадьевна, – их надо срочно мирить, а не раздувать конфликт.

Бабка с ней не соглашалась.

– Ну, вы поймите, вся эта история и яйца выеденного не стоит. Надо прекратить скандал. Ну, хотите, я возмещу вам ущерб за кофточку.

– Нам не нужны деньги! – заорала старуха, – тут дело принципа! Мы не желаем, чтоб эта девчонка училась вместе с нашей Варварой. Её надо исключить или перевести в другой класс.

– Но у нас по одному классу в каждой параллели. Вы поймите, это же специализированная школа, здесь много классов не бывает. Мне одинаково дороги обе девочки, они талантливые художницы. И потом, это не вам решать, учиться ей здесь или нет, – рассердилась Зоя Аркадьевна.

– Это ж надо! Заразную лысую девку держат вместе со здоровыми детьми, да ещё и учат бесплатно!

– Женя не заразна, медицинская справка у неё в порядке, а что касается волос, так причина не установлена.

– Вот видите! – снова заорала старуха, – причина не установлена! Я этого так не оставлю! Я дойду до завгороно! А если понадобится и до самого министра!

– Сейчас нет завгороно, сейчас начальники управления образования, – машинально ответила Зоя Аркадьевна, – и вообще, мы починяемся министерству культуры.

– Дойду-дойду! И до начальника, и до министра! И образования, и культуры! – снова пообещала кармашкинская бабка и выскочила из коморки.

Она на ходу бросила на Женьку такой взгляд! Ну, сейчас испепелит!

Женька твердо решила на Кармашкинские провокации больше не реагировать. Но жизнь внесла свои коррективы.

На следующий день во время большой перемены преподаватель ДПИ Татьяна Ивановна попросила Женьку принести одну из прошлогодних Женькиных работ. Все работы учеников хранились в индивидуальных папках на специальных стеллажах в мастерских классных руководителей. Женька влетела в мастерскую. Зоя Аркадьевна выглянула из коморки и вопросительно взглянула на Женьку.

– Я за рисунком! Татьяна Ивановна велела! – выпалила Женька, – можно?
Зоя Аркадьевна кивнула и скрылась обратно в каморке. Но тут в мастерскую заглянул дежурный и крикнул:

– Зоя Аркадьевна! Где вы? Вас к телефону!

Зоя Аркадьевна быстро вышла из мастерской, на ходу сказав Женьке, чтобы она поискала работу в старой папке на верхней полке стеллажа. Папки лежали стопками, и Женьке не стоила большого труда среди этих белых папок разглядеть свою зелёную. Женька дотянулась до стеллажа и выдернула нужную папку из стопки. Но при этом остальные папки обрушились сверху на Женькину голову.

Рисунки разлетелись по классу. Женьке пришлось их собирать по всему полу. Она читала фамилии на работах и раскладывала работы по нужным папкам. За этим занятиям её и застала Кармашкина. И надо же было так случиться, что в тот момент Женька держала в руках работу Кармашкиной.

– Смотрите! – заорала Кармашкина, – Ланге мою работу портит! Ну, ты сейчас у меня!

И Кармашкина, схватив стул и размахивая им, пошла на Женьку. Женька отскочила в сторону и тоже схватила стул.

– Только подойди! – выкрикнула она и подняла стул над головой.

Кармашкина отступила на шаг и опустила стул.

И в этот момент в мастерскую вошли Зоя Аркадьевна и несколько учеников.

– Вот видите! – закричала Кармашкина, – вы мне не верите, а она разбросала все рисунки и пыталась их попортить. А я помешала. И она бросилась на меня со стулом.

– Евгения, в чём дело? – голос Зои Аркадьевны вновь стал строгим.

Женька бросила стул и ринулась прочь из мастерской.

На следующее утро она не хотела идти в школу. Ну, сил больше не было. Что бы она ни сделала, всё против неё. Как это оказывается тяжело, когда тебе не верят. И тебе надо доказывать свою правоту, как будто ты какой-нибудь последний лгунишка.

Утром за ней зашел Мишка Барсов, и ей пришлось идти на занятия. Единственное, что она спросила, давно ли он стал приходить на занятия к первому уроку.

– Да уже давно, – небрежно ответил Мишка.

Женька ждала, что Кармашкина уже нажаловалась и директору, и родителям, и её, или вызовут на разговор к директору, или прибежит разбираться бабка. В худшем случае, то и другое. Но всё было спокойно. И всё-таки Женька в душе ждала: вот-вот дверь распахнется и кармашкинская бабка ворвётся в класс.

В этот день они занимались подгруппами: иностранный, информатика, спецпредметы. Ветрова и Ромку с Димкой она увидела только на предпоследней переменке. Кармашкина, слава Богу, тоже была в другой подгруппе.

Ветров, увидев Женьку, ещё издали, поднял вверх сжатый кулак – «Рот фронт!», мол, мы вместе, держись. Он недавно прочитал книгу об Испании тридцать шестого года и теперь выражал свою солидарность исключительно этим жестом.

Ромка с Димкой, радостно замахали ей, мол, иди сюда. И потом, заливисто смеясь, рассказали, как Татьяна Ивановна, не дождавшись Женькиного рисунка, пришла к ним в мастерскую и, узнав в чём дело, устроила Кармашкиной настоящую головомойку. Рассерженная Татьяна Ивановна пообещала сообщить о её поведении администрации школы. И тогда Кармашкиной не видать медали, как своих ушей.

Кармашкина оправдывалась и лопотала что-то невразумительное. При этом, она как всегда корчила из себя обиженную паиньку, но Татьяна Ивановна ей не поверила. Да потом ещё и от Зои Аркадьевны Кармашкиной влетело, как сказала Зоя Аркадьевна «за провокацию». Женька повеселела: значит, не всё так уж и плохо.

После уроков Женька дождалась Стаську, и вместе с ней сразу же отправилась домой. Они поднимались по лестнице, когда услышали на лестничной площадке какую-то возню. Взлетели на этаж и на отмытой с таким трудом двери увидели новую размашистую надпись. А около двери копошился парнишка и лихорадочно дописывал фразу. Услышав Стаськин возглас, он отшвырнул штрих и бросился бежать.

Женька налетела него как коршун. Он, видимо, не ожидал такой яростной атаки. Парнишка заверещал и стал отбиваться. Они были равного роста и наверно равных силёнок. Но, у Женьки было преимущество – она была права. Она схватила его за шиворот и приволокла к своим дверям.

– Отдраишь, как было!

Стаська вытащила ведро с водой и сунула в руку парнишки тряпку.

– Не буду! – он отшвырнул тряпку и зло взглянул на Женьку.
Физиономия у него была поросячья. Ну, вылитый Хрюша из «Спокойной ночи малыши», только противнее.

– Так, вот он какой, Свина. На удивление точное прозвище, – подумала она. – А вслух сказала:

– Не рыпайся, Свина, а то хуже будет.

И снова сунула тряпку Свине. Она не отпуская хватки, подопнула Свину к дверям. И он, хлюпая носом и уливаясь слезами, отдраил.

– Краску! – коротко бросила Женька, не выпуская Свининой шеи.

Стаська поняла с полуслова. Она притащила с балкона початую банку с эмалью и кисточку.

– Крась!

Свина завыл, что уже отмыл своё. Но Женька была непреклонна.

– Крась!

И ведь покрасил!


***


Через два дня Женьку вызвали на педсовет.

– Ну, вот и не безызвестная Евгения Ланге, наша… – начала было Эмилия Теодоровна, но завуч Светлана Тарасовна на неё так взглянула, что та осеклась.

Женьку спросили, что же все-таки произошло. И она честно ответила, что не знает. Ей сказали, что надо извиниться иначе её могут исключить из школы.

– Ну и что, – ответила Женька, – исключайте, мне всё равно, но извиняться я не буду. Я ни в чём не виновата. Я в неё не брызгала, рисунки не рвала, курточку не прятала и под машину Кармашкину не толкала.

– Да? – удивился директор, – еще и это?

– Так утверждает бабушка Кармашкиной, – пояснила завуч, – на мой взгляд, это обыкновенные детские фантазии Варвары.

– Значит, не будешь извиняться? – сказала Эмилия Теодоровна, – в таком случае предлагаю вызвать в школу мать.

Женька испугалась по-настоящему. Если маме позвонят, она, конечно же, сразу сорвется и приедет, и не долечится. А мама так устала. С утра до ночи на работе, чтобы заработать Женьке на лекарство. И вот уже три года ежедневно по утрам и вечерам, какой бы усталой ни была, делает Женьке массаж головы, втирает что-то в кожу. Она ещё такая молодая, а голова, у неё совсем седая. Это из-за Женькиных волос мама поседела. Когда Женька иногда просыпается по ночам, она слышит, как мама плачет в подушку. Нет нельзя, чтобы её сдергивали с отдыха.

– Маму не вызывайте, мама в санатории, не надо её тревожить.
Женька еле сдерживала слёзы.

– А нас значит можно? Всю школу, значит, можно терроризировать! Давай адрес матери! – закричала Эмилия Теодоровна.

– Вы, Эмилия Теодоровна, потише. С ребенком ведь все-таки говорите, – сказал вдруг директор и повернулся к Женьке, – иди, подожди в коридоре.

Женька вышла.

– Да-а, крепкий орешек! Ну, что будем делать? – спросил директор, – она у нас на каком отделении? На бесплатном? А что такая способная? Я ведь её совсем не знаю. Светлана Тарасовна, вы как завуч проясните ситуацию. Ну-ка, дайте-ка личное дело.

Он начал листать бумаги.

– Хм, победы в городских конкурсах рисунков. Так… А вот в областном. Да не в одном!

– Там еще и в республиканском есть, – подала голос завуч.

– Да, вот вижу. Нда-а, интересный случай, – протянул директор, – не знаю, что и делать. А, что она вправду испортила Кармашкиной одежду.

– Да неизвестно кто, Семен Васильевич, – обратилась к директору Зоя Аркадьевна, – Кармашкину ведь не любят, кто угодно мог брызнуть. А то и сама обрызгалась, испугалась, что от родителей влетит, вот и придумала. Я больше склонна верить, что сама.

– Да, Кармашкина может придумать, – отозвался кто-то из учителей.

– А Женя Ланге другой человек. Врезать за правду может, но подлить… нет, – поддержали другие.

– Вот вы, Семен Васильевич, здесь человек новый, многого не знаете, – снова вмешалась Эмилия Теодоровна, – а эта Ланге…

– А что Ланге!? Ребенок как ребенок, – возразила Татьяна Ивановна.

– Драчливая! – не унималась Эмилия Теодоровна.

– Будешь тут драчливой! А вы бы не дрались, если б вас так в детстве на каждом шагу дразнили?

– Я никогда не дралась! – парировала Эмилия Теодоровна.

– Ну, да, да, помню, только ябедничала и доносила на всех, – усмехнулся Юлий Германович.

– Да что вы такое говорите, Юлий Германович! Не было такого!

– Да было, Эмилия Теодоровна, чего уж тут, в одном же классе учились. А детские воспоминания, как известно, не забываются.

– Вы подлый, Юлий Германович! Нашли что вспомнить! Настоящие мужчины так не поступают! – взвилась Эмилия Теодоровна.

– Вы правы! Настоящий мужчина давно уже должен был заступиться за обиженного. А я это как-то упустил из вида. Видел же, что Ланге некоторые