"Опойкины дети"

ей в лицо незнакомый парнишка, на вид её ровесник, только чуть пониже.

Женька в два прыжка оказалась около него. Парнишка метнулся в сторону, но Женька резко выбросила руку и схватила его за курточку. Парнишка попытался вырваться, потом пнул её в ногу. Но силушка-то у Женьки немереная! Где уж ему вырваться из её крепких рук. Женька схватила парнишку сзади за шею и пригнула к земле.

– Сейчас собачье дерьмо жрать будешь, гад! Говори, кто тебя научил!

Парнишка дергался, но хватка у Женьки была железная.

– Кто научил? – с нажимом повторила Женька.

– Девка, длинная. Сказала, что крикнуть и десятку дала. Отпусти! – захныкал парнишка.

– Девка с косичкой?

– Угу, с длинной, такой белобрысой.

– А на дверях кто написал?

– Не я, честно.

– Он ещё о честности говорит! Отвечай, кто!

– Свина это! Свина!

– Кто такой? Где найти?

Получив ответ, Женька слегка пнула парнишку под зад.

– Ну ладно, живи пока. Еще раз услышу – зашибу.

Он отбежал на почтительно расстояние и снова заорал «Лысая!» Женька ринулась следом, но, сообразив, что его уже не догнать, крикнула:

– Ну, ты трус мерзопакостный! Девчонки испугался! В штаны наложил! Всем расскажу, какой ты храбрец.

Он видимо ещё не понял, что с ней связываться не стоит. Глупый, наверное, подкарауливал её или крался следом. Когда Женька уже подходила к дому, он снова крикнул то же самое и бросился бежать.

Женька рванула и в два счета его нагнала. Вот теперь она вмазала ему с оттяжкой. Всю свою ярость и обиды последних дней она вложила в этот удар. Вмазала с таким наслаждением, что ей сразу полегчало. Она была победителем. Противник, размазывая по щекам сопли и слезы, бросился наутек.

Её трясло от переизбытка эмоций, а настроение было таким боевым и приподнятым, что, казалось, попадись ей сейчас на пути любая несправедливость по отношению к ней или к кому другому, пожалуйся любой обиженный, она ринется в драку против какой угодно толпы. И она победит!

У неё прямо таки «чесались кулаки». И она вдруг впервые поняла, это выражение. Да, они действительно чешутся, так хочется разделаться со всей этой мерзостью, подлостью, вероломством!

И тут её окликнули. Женька оглянулась и увидела отца. Он, слегка покачиваясь, стоял у подъезда, держась за дверной косяк.

– Ну, воительница Евгения, ты ему и влепила! Узнаю, вся в меня! За что хоть ты его? – сказал отец заплетающимся языком.

– За дело, – буркнула Женька, – пойдем домой, не стой здесь.

– Не, у меня еще дела. Я с «халтуры» и еще схожу в одно место. Еще одна «халтурка» наметилась. А Стаська где? Мама звонила? Что говорит?

– Ну, пойдем, дома скажу. Ну, папа! Не ходи, они с тобой опять водкой расплатятся, – Женька тянула его за рукав.

– Доченька! Ух, ты моя родная! Стаська где?

– В школе Стаська. Ну, пойдем домой, папа, не пей больше, прошу тебя.

– Доченьки мои дорогие! Кто обижает? Я за вас…ух… Никому спуску не давайте! Все в меня!
Он растопыренной пятерней погладил Женьку по голове.

– Ага, в тебя, – подумала Женька, – даром, что ни на кого руку ни разу не поднял.

А вслух сказала:
– Шагай, давай, переставляй ноги.

Так, в час по чайной ложке они добрались до квартиры. Женька подвела отца к дивану и слегка подтолкнула.

– Ложись, давай, спи. Тебе завтра с утра идти, работу искать.

– Завтра я опять «халтурить» буду. У меня новый заказ. А на работу я не пойду, – ответил отец, – меня сократили. Ты понимаешь это? Со-кра-ти-ли! Они нового инженера нашли, молодого. Я им не нужен. Всё. Списали.

– Тебя сократили, потому что ты пьёшь, папа.

– А мы все пьём, чай, молоко, квас. Человек не может не пить, – пьяным смехом засмеялся отец.

Потом он откинул голову на подушку и совсем трезвым голосом сказал:
– Ох, как я устал. Доченьки, простите своего непутевого отца. Я не буду больше пить.

После этих слов он заснул. Женька стянула с отца туфли, прикрыла пледом и ушла в свою комнату. Там она снова ревела, так, что даже глаза вспухли и покраснели. Потом вытерла слёзы, забралась с ногами в кресло и долго сидела, обхватив колени и положив на них голову.

Перед глазами выросли горы со снеговыми вершинами, и всё вокруг наполнилось необъяснимым торжеством и величием. Она полной грудью вдыхала горный воздух и постепенно все сомнения и страхи улетучились как утренний туман.

Потом Женьку как подбросило. Она открыла глаза. Она была по-прежнему дома. Всё то же, ничего не изменилось. Стеллажи, письменный стол, их со Стаськой кровати. На тумбочке около кресла, книжка. Кажется, она, задремала. Женька стянула с головы парик, дотянулась до книжки и углубилась в чтение.

Немного погодя вернулась Стаська и сообщила, что сегодня к ним придёт Мишка Барсов. Он хочет что-то сказать Женьке.

Барсов заявился почти сразу же после прихода Стаськи. Женька еле успела натянуть парик. Он прошел в комнату девчонок и замер на пороге.

– Ух, ты!

На стенах были развешаны большие фотографии гор, раскопок и морского прибоя. На стеллажах стояли вперемежку книги разных размеров и форматов. И лежала небольшая амфорка, склеенная из обломков.

– Можно? – показал Барсов на амфору.

Женька кивнула, и Мишка осторожно взял амфору в руки.

– Откуда такая?

– Да мама с раскопок привезла, еще в студенчестве.

– Разве разрешают?

– Нет, конечно. Всё, что найдено и зафиксировано, в музей сдаётся. А эту маме начальник экспедиции подарил. На неё паспорт утерян был, поэтому археологической ценности не имеет.

Они помолчали. Барсов рассматривал книги на стеллажах. Казалось, он забыл, зачем пришел.

– Ну, что хотел сказать? – не выдержала, наконец, Женька.

Барсов внимательно посмотрел на неё.

– Ты что, плакала?

Женька хотела сказать: «Ну, вот ещё!», но почему-то буркнула:

– Угу.

– Что, так достали тебя?

– Ага, достали.

Они снова помолчали.

Потом Женька сказала:
– А ну их всех! Может согласиться, что это я? Извиниться перед Кармашкиной, чтоб отстали?

– Нет, не пойдет. Не смей сдаваться.

– Так, сил уже больше нет!

– Силы найдутся. Стой на своем. Если один раз сдашься, потом постоянно давить будут.

– Да ладно, это я проверяла. Себя, прежде всего, а то, может, я чего-то недопонимаю.

– Я так и понял. А, я вот, что пришел. Ты послезавтра в школу приходи, а то они думают, что ты виновата, раз сегодня на пленер не пришла. И ещё я слышал краем уха, что Кармашкина всю эту бузу затеяла для того, чтобы тебя с бесплатного отделения перевели на платное, а её, Кармашкину, на бесплатное. Они справки достали, что какие-то там нуждающиеся.

– В уме они нуждающиеся, – вмешалась Стаська, – все же знают, что у них папашка бизнесмен. Да об этом уже вся школа говорит, что Кармашкина специально всё придумала.

– Да, а бабка кармашкинская с матерью всех в классе запугали, пригрозили, что у их папаши связи, поэтому девчонки и пошли против тебя, а остальные молчат, – добавил Барсов.

– А ещё говорят, что ты у Кармашкиной рисунки порвала, курточку в раздевалке спрятала, а саму её чуть под машину не толкнула. А курточку Лешка Ветров спрятал, я видела. Ветров Кармашкину терпеть не может, так упрятал, что Кармашкина курточку допоздна по всей школе искала. Её бабка сегодня снова приходила разбираться. Тебя требовала. Ветров признался, что это он курточку спрятал, а бабка не верит, говорит, что он тебя выгораживает. Сказала, что заявление в милицию напишет, и свидетели найдутся, как ты Кармашкину под машину толкала, – продолжала Стаська.

– Они, что, совсем уже? – Женька даже дар речи потеряла.

– Ну, да, совсем, – согласился Мишка.

– А ребята что говорят? – спросила она немного погодя.

– Да по-разному. Кто смеётся над Кармашкиной, мол, дура, кому всё равно, но есть и такие, которые верят, – ответил Мишка.

– А учителя? – тихо спросила Женька.

– Да что учителя? Вот Всеволод Янович, говорит, что всё это бред собачий, что он не единому слову Кармашкиной не верит, а Эмилия Теодоровна утверждает, что ты на всё способна. Юлий Германович и Татьяна Ивановна за тебя.

– А Зоя Аркадьевна?

– Она запуталась, Женька. Она вроде бы, как и за тебя, и Кармашкину тоже жалеет. Я сам слышал, как она говорила завучу, что вы её самые лучшие ученицы, и она устала от ваших постоянных склок.

– Да какие склоки? Я-то ведь не склочничаю. Но подчиняться Кармашкиной тоже не собираюсь.

– Я знаю. Я просто передаю то, что слышал, а завуч в ответ, мол, ну что вы хотите, два лидера, две звёздочки, придется потерпеть.

– Да уж, звёздочки, – криво усмехнулась Женька, – ладно, я приду в понедельник. Интересно, что она ещё придумает?

В воскресенье они обнаружили на своих дверях очередную надпись «опойкины дети». И точно это же было написано в понедельник на классной доске. Против обыкновения, Женька на неё никак не отреагировала. Лишь спросила у Кармашкиной:

– Это ты про себя?

Зато Ветров, как только увидел, стер надпись с доски и заявил, что за подобное «башку откручивать надо».

Потом в течение дня Женьке приходили записочки примерно одного содержания: «лысая» и «опойкины дети». В них говорилось, что лысых опойкиных детей надо гнать из школы как можно скорее, потому как эта школа для детей приличных родителей.

На первой переменке к Женьке подошла злющая Стаська и сообщила, что «какой-то мелкий» крикнул ей прямо в лицо: «Эй, опойкин ребенок, убирайся из школы!» Стаська конечно треснула его в ответ, чтоб неповадно было, но настроение у неё безнадежно испортилось.

Все последующие переменки Женька, Стаська, Мишка, Димка с Ромкой и Лешка Ветров держались вместе. Кармашкинские приятельницы во главе с Кармашкиной на каждой переменке перешептывались, поджимали губы и косились на Женькину компанию.

После уроков Зоя Аркадьевна оставила Женьку на разговор. Они начали говорить и Женька согласилась, что подобная ситуация не нормальна и требует разрешения. Чем скорее, тем лучше.

– Я согласна помириться, – сказала Женька, – но пусть Кармашкина прекратит врать, и признается, что она всё придумала, не брызгала я в неё.

– Ты продолжаешь на этом настаивать? – спросила Зоя Аркадьевна.

– Конечно, почему я должна признаваться в том, чего не совершала, – удивилась Женька.

– Ну, вспомни, может быть, ты случайно её обрызгала и попроси прощения.

– Зоя Аркадьевна, я в своем уме и отдаю отчет своим действиям. Я на неё не брызгала. Они не могли бы именно так долететь, эти брызги. Это же противоречит всем законом физики. Помните, я в самом начале говорила, что так не может быть, и Мишкин брат это подтвердил, а он физик, кандидат наук. Брызги могли попасть только на какой-то один объект, или на кофточку, или на бумагу. Ну, если вы не верите, давайте проведем баллистическую экспертизу. Мишкин брат поможет.

– Нам ещё экспертиз не хватало, – устало сказала Зоя Аркадьевна.

– Если бы я была виновата, я бы уже давно извинилась. Я даже и сейчас могу извиниться, даже в том, чего не делала. Но пусть тогда она тоже извиняется передо мной и перед моей сестрой.

– За что, позволь полюбопытствовать?

– А за то, что она обзывает меня лысой и за опойкиных детей.

– Каких-каких детей?

– Опойкиных детей. Она эту кличку нам с сестрой придумала за то, что наш папа иногда выпивает и подговорила своих дружков. Они нам это на дверях написали.

– Даже не верится, что Варвара так может.

– А про меня,