вспомнить где, Вадиму страшно тогда понравилось. Настолько, что десятиклассник Стеблов захотел, чтобы эти крылатые блоковские слова всегда были рядом с ним как спасительная молитва, - грели душу, сердце, мысли его не остывающей духовной грелкой. И, одновременно, путь прямой и путь праведный ему ежедневно указывали, с которого сбиваться не следовало никогда, который один только и приведёт его, малолетку, к счастью. Вот они:
«Ты много ошибался, ты много падал, но я слышу, что ты идёшь в меру своих сил, что ты безкорыстен и, значит, - можешь СТАТЬ БОЛЬШЕ СЕБЯ. И поэтому – этим вздохом о тебе я оправдываю тебя и благословляю тебя, - иди ещё дальше».
Лет десять назад родители делали косметический ремонт в квартире, переклеивали и обои: заменили старые новыми, не замаранными. Но цитату Блока матушка Вадима не стала выбрасывать: аккуратно срезала и переклеила её поверх новых бумажных листов, и на то же самое место - как память. Потому что эта цитата, которую очень любил старший сын, и ей самой, законченной идеалистке-мечтательнице, очень и очень нравилась…
61
А в это же самое время, когда, наконец, затих и задремал Вадим, испепеливший себя за ночь жаркими мыслями-переживаниями до-последнего, дождь за окном как-то сам собой прекратился, словно бы герою нашему успокоившемуся позавидовав. Облака широко расступились как театральный занавес, и звёзды густо высыпали на небе поводить предутренний хоровод. Их, мерцающие звёзды осенние, при желании можно было хорошо рассмотреть через раскрытую домашнюю штору. Особенно - одну из них, самую яркую и пронзительную, прямо над его головой нависшую, которая, как можно было заметить дотошному и проницательному наблюдателю, не отходила от него ни на шаг в течение всего его многочасового исповедального покаяния-монолога. И при этом будто бы крайне внимательно, чутко и заинтересованно к его мысленному разговору прислушивалась - и дивилась. И даже будто лучиками искрящимися, небесными, от удивления тихонечко так, как маятником часов, покачивала. Как обычно покачивают головами при встречах и задушевных беседах всё понимающие старики, много видевшие чего, много знающие.
А ещё казалось со стороны, может - только казалось, что она снисходительно, но по-доброму, по-матерински в ответ улыбается, слушая весь этот его болезненно-воспалённый вздор. И, одновременно, будто ещё и ласкает серебристо-холодным лучом просветлённое лицо Вадима, с нежностью гладит его по шее, впалым щекам и лбу, по вискам седеющим, этим своим звёздно-холодным поглаживанием как бы успокаивает его, исцеляет, усиливает и ободряет - готовится будто бы ему в его последних намерениях помочь, короткий путь указать, замолвить где надо словечко…
Она, небесная звёздочка эта, всё правильно, видно, почувствовала и поняла - что не врёт Стеблов, не кривляется перед ней и Господом, не чудит. Нужна ему эта с Чарской душеспасительная итоговая беседа, позарез нужна, просто-таки жизненно необходима для окончательного исцеления и выздоровления. Как и для обретения себя - прежнего, решительного, целеустремлённого и волевого, на большие дела способного, большие мечты и проекты.
И таким своим снисходительным покачиванием и улыбками, ласками подчёркнуто-нежными, материнскими, она, его неутомимая небесная заступница с первых дней, ревнивая покровительница и спасительница, как бы полностью соглашалась с ним, молча, но со знанием дела своего любимца и протеже поддерживала, - тем самым будто и впрямь обещая ему, чудаку, желанную в будущем встречу…
<27 мая 2006 – 12 декабря 2015; февраль 2020>
