Цыганка

цыган внешность, отсутствие цыганского "акцента", чистейшая русская речь – как же я раньше не догадалась?

-Доктор наш знает, - Ленусик быстро и ловко собирает волосы в пучок и обматывает сложенным в полоску ярким с блёстками платком, - и медсёстры знают. Кто знает, жалеет меня. Но не все верят.
-Украли? – перед моими глазами вдруг возникает картинка из детства - моя мама бежит за женщиной, на руках которой кричит мой младший брат.

Мы играли на улице, когда к нам подошла женщина в ярких юбках, дала нам конфет, а потом вдруг схватила брата, которому шёл второй год, на руки и побежала. Я кинулась звать маму. Мы догнали цыганку на соседней улице, и тогда она бросила брата на кучу щебня и скрылась в проулке…

-Украли, - чуть хрипловатый голос возвращает меня к реальности, - когда мне было десять лет, - Ленусик чуть помолчала, - Я тогда в Вол-де жила. У меня были отец, мать, сёстры и брат. Бабушка была, но она отдельно жила. Бабушка меня очень любила, и я её любила. А отец пил, и мать пила. Отца иногда подолгу не было, а когда он приходил, то всегда пьяный, всегда кричал. И вот раз, когда его не было, мать сдала комнату цыганам из Молдовы. У нас квартира была, - Ленусик поджала под себя ноги и обхватила колени руками.

-Погоди, – я подхожу к окошку, за которым безудержно темнело и без того хмурое осеннее небо, - Тебе ведь было десять лет – не маленький ребёнок. Как же тебя могли украсть?

-А так – сманили. Конфетами сманили! - Ленусик вдруг громко хлопает себя по коленке, - Раз цыгане домой ехать собрались, и цыганка мне говорит: "Леночка, проводи нас до вокзала, мы тебе конфет за это дадим". А мне интересно стало. Что я видела? Конфет я не видела, в школу давно не ходила – всё дома за младшими смотрела. Я же старшая была, и всё на мне было – накормить, помыть, спать положить, да полы каждый день мыть надо было. Без отдыха росла. Отец с матерью требовали, чтоб полы всегда мытые были. Если отец где пылинку найдёт – всё. Бил.

Рассказ обрывает мелодичный перезвон, и Ленусик хватает в руки телефон.
-Билайн, чтоб его, - поясняет она и отбрасывает телефон прочь, - Задолбали, -и продолжает, а я вижу перед собой не взрослую женщину, но худенькую светловолосую девочку с огромной тряпкой в руках, которая моет полы, а рядом крутятся маленькие дети, - И вот мы приехали с цыганами на вокзал, а цыганка мне говорит: "Леночка, проводи нас до следующей станции. Мы к тебе так привыкли – ты нам как родная дочка. Мы тебе ещё конфет дадим и мороженое купим". Ну, я согласилась. А на следующей станции: "проводи до другой станции, а завтра домой вернёшься". Так я с ними и уехала, а уж потом поняла, что от дома далеко. А цыганка мне говорит: "Оставайся у нас. Будешь нам дочкой. Мы тебя любить будем". Ну, я и осталась.

-Неужели ты не хотела вернуться в свою семью? – спрашиваю я, - Неужели не скучала по родителям, по близким, по дому, по городу?
-Поначалу, конечно, скучала, - соглашается Ленусик, - даже плакала, просилась: "Отвезите домой", но цыганка меня успокаивала, и я забылась. А чего? Меня там не били, не ругали. У цыган двое маленьких ребятишек было, вот они меня к ним в няньки и привезли. Цыганка мне говорит: "Я посмотрела, как ты с детьми обращаешься, какая ты трудолюбивая, и подумала: "вот бы мне такую дочку!" – Ленусик самодовольно улыбается, а я задаю совершенно глупый вопрос:

-А в школу ты там ходила?
-Когда? – отвечает вопросом Ленусик, - Там мне тоже некогда было – цыгане часто на заработки уезжали. На мне весь дом был, какая уж тут школа? А потом мне жениха нашли, цыгана. Мне тринадцать лет было. У нас положено в 15 лет замуж выходить. Он просватал меня, ходил, подарки мне дарил. А я его полюбила так, - восклицает она с жаром, и тонкие руки взмывают вверх, чтобы вцепиться пальцами, сжать, скомкать тонкую ткань кофточки на груди вместе с бусами и амулетами, - что и сказать нельзя! Я готова была ноги ему целовать, понимаешь? Он красивый был, страсть! И он меня полюбил, - она склоняет голову к плечу, увлечённая воспоминаниями.

-Вы поженились? – спрашиваю я.
-Да, - Ленусик успокаивается, - поженились. Я забеременела, родители на заработки уехали, а муж стал пить и гулять. Приходил под утро, кричал на меня. А мне сказали, что он гуляет. Я плакала, просила его, в ногах валялась, а он кричал на меня. Потом бить стал. Бьёт, а я ноги его обнимаю. Вот как я его любила.
Я гляжу в лицо своей собеседницы и мне кажется, что чувства её ещё живы, но что в них – любовь или обида? И я не тороплю её, отдавая дань памяти всему пережитому ею и перечувствованному.
-Мне уже рожать срок подходил, когда вернулись родители, а у меня синяки. Они давай разбираться, потом развели нас, а как опять им ехать - меня с собой взяли.

-Куда?
-В Москву куда-то, в Подмосковье, - Ленусик пожимает плечами, - Родители там дом снимали. Мне там понравилось. Я там с соседкой подружилась – она была русская. Добрая женщина. Она полюбила меня, как свою. А я потом дочку родила, Рафаэллу. Она уже замуж вышла! - она смеётся и берёт с тумбочки телефон, - Я очень довольная. У неё хороший муж. Вот, - она протягивает мне телефон, и перед моими глазами мелькают кадры цыганской свадьбы – яркой, богатой, шумной и многолюдной, - Всё хорошо у неё, - Ленусик смахивает слёзы со своих бледных щёк и вздыхает, - А муж тогда приезжал ко мне, - возвращается она в своё прошлое, - Умолял простить, но я решила: всё. Он ругался, плакал, но ничего поделать не мог. А меня другой цыган посватал, - она улыбается, - хороший цыган, надёжный. Я за него замуж пошла. Мы до сих пор живём, дети у нас.

Я тоже улыбаюсь. Неужели Ленусик наконец-то обрела своё счастье? Но как же её "русское" прошлое? Неужели она так и не встретилась со своими русскими родными?
-Так вот же, - смеётся Ленусик, - мы тогда и встретились! Вот из-за той соседки, с кем я подружилась. Она мне говорит: "Давай я в передачу позвоню, в "Жди меня", вдруг тебя кто-то из родных ищет?". Я говорю: "Не надо. Они уж меня похоронили наверное, чего ворошить-то?". Запретила ей. А она ослушалась, позвонила на передачу, и раз приехали к нам менты на машине. Я уже со вторым мужем жила и со свекровкой – его матерью. Я её мамой звала – она мне как мать была. Она такая была, что сначала мне несёт, а потом уже сыну, вот какая она была, так меня любила. И вот менты стучат к нам, а я открываю, а на мне платок красный, юбка красная - цыганка. Они спрашивают: "Русская Лена здесь живёт?". А я испугалась! Кричу: "Мама! Мама! Тут какую-то Лену спрашивают". И в дом побежала, спряталась, под бельё зарылась. У меня ж паспорта не было. Думаю, заберут. А я уж беременная была. Ну, они и уехали. А соседка мне потом говорит: "Глупая, тебя же бабушка ищет!". Оооой! – Ленусик всплёскивает руками, - Да я ж не знала! – отмахивается, - Думаю, не судьба значит, но соседка не таковская была – она ещё раз в "Жди меня" позвонила, и они опять приехали. Ну, тут уж я вышла. Они мне говорят: "Тебя бабушка ищет, сёстры. Поехали на передачу?". Я говорю: "Поеду, но только с мужем. У нас без мужа нельзя". Они говорят: "Поехали с мужем". Ну, поехали, - Ленусик переводит дух, а я не замечаю, что почти застыла возле подоконника, увлечённая просмотром воображаемого кинофильма о судьбе украденной цыганами девочки.

-И вот приехали мы в Москву, - продолжает Ленусик, - Привезли нас в гостиницу – у них своя гостиница была, они там приезжих селили, кто издалека на передачу приехал. Мы с мужем никуда из гостиницы не выходили. Нас потом на передачу сразу повезли. Ну, пришли мы в студию. Ярко, шумно, непонятно. Я как в чаду была. Волнуюсь. Стали снимать. Сначала меня расспросили. Я рассказала. Потом сёстры пришли. Обнялись. Оказалось, мать умерла давно, а отца убили чёрные риелторы. Из-за квартиры. А бабушка приехать не смогла – она уже старенькая была. Её на экране показали. И вот как она сказала: "Леночка, девочка моя! Жизни мне нет, пока я не найду тебя!", я разревелась, - она качает головой и умолкает надолго, а потом тихо произносит, - Никого я не любила так, как её. Сестры – они маленькими были. Мы с ними чужие. Мать пила. Отец бил, хотя жалко его. Ни за что умер. А бабушка – только она и любила меня, только она мне родненькой была.
Небо за окном почти потемнело – синоптики обещали снег, и ветер порывами налетал на пластины стёкол, и мне казалось, что я чувствую его мощь и ледяное дыхание.

-С бабушкой вы так и не встретились? – спрашиваю я.
-Нет, - качает головой Ленусик, - а теперь уж её, наверное, и в живых нет. Старая она была. А с сёстрами мы потом поехали в гостиницу, посидели. Что нам теперь? Мы давно чужие люди. Потом они уехали, а нам с мужем купили билеты на электричку, и мы домой поехали. А через два дня я Сметану родила.

Оказалось, что у цыган принято давать домашним прозвища, исходя из особенностей внешности или поведения – Сметана, Пан, Жужа, Кукла, Красивая. И эти прозвища имеют для цыган гораздо большее значение, чем официальные имена – прозвища приклеиваются к человеку с детства и перебираются потом во взрослую жизнь, зачастую вытесняя и полностью заменяя имена. А уж если маленького Колю прозвали в семье Коляшей, то до седых волос он останется Коляшей для всех своих родных и соплеменников.

-А как вы попали в наш город? – спрашиваю я и включаю чайник; его бурчание рассеивает сказочное очарование грустной истории.
-Так это всё друг мужа – он позвал нас сюда. Мы приехали да и прижились,- она хватает в руки телефон, - Ты сама поищи, если хочешь, найти можно, - она протягивает мне телефон, - вот, "Жди меня". Только я там на себя не похожа – накрасили как кикимору. Я так-то не крашусь.
Я устраиваю телефон на тумбочке.
-Ты тогда сама, - я киваю своей соседке в сторону чайника и ещё раз погружаюсь в грустную историю.

***

-Обалдеть, - тихо произносит принцесса Анна, медленно опускаясь на свою постель, - а так и не скажешь. Натуральная цыганка.
-Вот именно, - Мария-ханум презрительно скривилась, - она была когда-то русской, а потом сделала свой выбор. Десять лет – это не бестолковая малышка. Могла бы закричать с окна, выбежать на улицу, обратиться к соседям, но она этого не сделала.

-А куда ей было возвращаться? К алкашам? – принцесса Анна уже прижимала телефон к уху, - Да, Антошик…Измучилась без тебя. Сижу и скучаю. Да! Представляешь, наша цыганка – это не цыганка. Мы сейчас фильм смотрели про неё. Она, оказывается, звезда…Да, по телевизору показывали. Её в детстве цыгане украли. И она в таборе выросла…Ну, часто детей крадут, да. А эта выжила и сама цыганкой стала…Почему не настоящая? Настоящая она – наглая, в юбках и говорит по-цыгански…Нууу, скажешь тоже! Они все такие…

-Вот именно, - бурчит Мария-ханум, снимая с головы тюрбан, - Как не крути, а цыганка есть цыганка. Захотела стать такой, значит, будь. И чего тут на людей обижаться? – тюрбан занял место на тумбочке, а его хозяйка завалилась в подушки, - Чего она хочет после такого? Слёзы лила в студии, а к бабушке-то не поехала. Повидала б родную старушку, обняла бы. Всё это враньё. Показуха.

-Знаешь, Антошик, кажется, всё это показуха…Ну, передача эта. А что? Заплатили ей денег, сварганили легенду…Да, да, сделали звезду, точно! – принцесса Анна вздыхает, - Ох, и охота же им позориться? Вот сроду б не поехала…Ты бы