пакетик чёрного чая.
"Ленусик" – так доктор назвал её.
-Не пей эту гадость, - я забираю из её рук стакан с мутной жидкостью и протягиваю бокал с чаем, - Оставь себе, потом вернёшь, когда тебе из дому привезут.
-Да не собираюсь я здесь лежать! – резкий взмах рукой, - Вот сейчас автобус будет, я домой поеду. Завтра на уколы приеду, и всё.
Я пододвигаю к ней пакет с печеньем.
-Слушай, а может, доктор прав?- говорю я осторожно, - Хотя бы на эту ночь останься. Ты так много крови потеряла.
Ленусик смотрит на печенье, но не берёт.
-УЗИ мне сделали, - говорит она, прихлёбывая чай, и мне кажется, что её впалые щёки розовеют, - так что я всё знаю. Отслойка небольшая. А оставаться я не могу. У меня семеро детей, понимаешь? У тебя есть дети?
-Сын, - киваю я.
-Один, - Ленусик всё-таки берёт печеньку, - А у меня их семеро. Сметана вообще на школу забила, я уже телефон в руки брать боюсь, когда звонят – вдруг со школы, а как её заставишь? А старший в школу ходит, но он ещё и в армию собрался. А у нас нельзя в армию - у нас положено мужчине в 15 лет жениться и своей семьёй жить, а он хочет 11-ый класс закончить, потом пойти в армию, а потом ещё и в техникум. Ай, неправильный цыган! – качает она головой, но в хрипловатом голосе явно слышатся горделивые нотки.
-Ну, что ты! – возражаю я, - Он молодец. А сколько ему?
-Вот паспорт получили, - Ленусик ставит бокал на тумбочку. Ей нравится, что её сына хвалят – она улыбается и продолжает:
-Он совсем на нас не похож, совсем другой. И Кольку с панталыку сбивает, паразит. Девчонки у меня хорошие, правильные, а мальчишки совсем от рук отбились. Муж ругается, говорит: "Вот исполнится 15, и я его за дверь выставлю. Пусть своей головой живёт". А я жалею. Что поделаешь, раз такой уродился? Муж на меня кричит: "Это он в тебя такой. Ты виновата. Ты так воспитала". Паспорт не разрешал его забирать. И в паспортном столе удивились – цыган за паспортом пришёл. А сын мне не сказал - сам пошёл. А мне оттуда звонят, мол, идите сюда, ваш сын паспорт требует. Ну, я побежала. Мы даже от мужа паспорт скрывали. Он потом, как увидал, чуть не прибил меня.
Я не знаю, что мне сказать, а она хватает свою сумку и достаёт оттуда телефон:
-Смотри, - Ленусик водит пальцем по экрану, и передо мной мелькает галерея детских мордашек – все сплошь круглолицые, светловолосые и кучерявые ангелы, просто картинки, - Вот он, гадёныш. Серёжка. Смотри, как на меня похож. Учителя говорят, он очень вежливый, здоровается…Это вот Колька, а это - Сметана…
-Почему Сметана? – спрашиваю я, глядя на фото милой белобрысой девчонки в светлом платье.
-Так она родилась белой, как сметана, - усмехается Ленусик, - вся белая – кожа, волосы. Так и прозвали. Хотя они все белые. Все в меня…Кроме двоих, но тех муж принёс. О! А это Петя, - с экрана телефона на меня смотрит самый настоящий петух, - Люблю я петухов. Знаешь, у меня же хозяйство есть, - острый подбородок взмывает вверх, - да. У меня дом – на две половины: в одной живём мы, а в другой – две свинки, немного курей и Петя. Мне ж надо, чтоб меня петух по утрам будил. Я будильников не признаю. У меня как деньги появляются, так я иду на базар и петуха покупаю. Мне надо, чтоб он был красный или зелёный и чтоб громко кукарекал, - она вдруг вздыхает, - Ты не куришь? – спрашивает; я отрицательно качаю головой, - а я пойду покурю да врача найду – пусть мне пару уколов поставят, и я домой пойду. Устала, спать хочу.
-Постой, - восклицаю я, - у тебя юбка вся в крови…
-А кому не нравится – пусть не смотрит, - Ленусик дерзко усмехается в ответ и выходит из палаты, активно виляя бёдрами - знаменитой цыганской походкой.
***
Надо ли говорить, какой переполох произвело появление в нашей палате цыганки? Медперсонал с усмешкой поздравлял нас с окончанием спокойной жизни, принцессы и королевы вздыхали, охали и сопереживали нам, а мы сами – я, принцесса Анна и Мария-ханум провели весь день, обсуждая все стороны создавшегося положения.
-Она сказала, что не будет лежать, - повторяю я в который раз, - стоит ли беспокоиться об этом?
Принцесса Анна отвечает:
-Ну, и хорошо. Я с детства цыган боюсь. У нас на улице жила цыганская семья. Куча детей, с которыми из наших никто не играл. Нам с сестрой бабушка всё время говорила: "Не бегайте туда, а то вас украдут". И мы очень боялись.
-И нас пугали, - отзывается Мария-ханум, - и я знаю, что это правда – всю жизнь цыгане детей воровали, будто им своих мало! Свои-то страшные, чёрные, бестолковые, а они украдут светленького мальчишку или девчонку, потом обженят со своими, вот так генетику и улучшают.
-У нас в Ветлянке всегда много цыган было, даже в садик со мной в одну группу мальчик-цыган ходил, - вспоминаю я, - обычный мальчишка, ничего ужасного – не убегал, не воровал.
-Это пока маленький, - отмахивается Мария-ханум, - уж я знаю. Натуру никуда не денешь – рано или поздно проявится. А у цыган ложь и воровство в крови заложены. У мужа на работе цыган был, так он бензин у других водителей воровал. У сестры в коллективе цыганка работала – деньги стащила. Так что…
-Слушай, ну, не только цыгане воруют, - возражаю я, и принцесса Анна со мной соглашается, да и Мария-ханум не отрицает:
-Не только, но это у них главная черта. Они учиться не хотят, зато воровать и попрошайничать – это первым делом.
В наш разговор с удовольствием включается тётя Фая, вечером заглянувшая к нам в палату с ведром и шваброй - "пылюку погонять".
-Это вы, девчата, что ни говорите, а цыгане есть цыгане. Они все наглые и на руку нечистые. Кому другому и в голову не придёт, а эти обязательно что-нибудь да утянут. И даже к гадалке не ходи: ежели где есть цыгане – пиши пропало. Вот и эта, - тёть Фая с видом главного прокурора обличительно ткнула пальцем в сторону четвёртой кровати, - наглая, как сто чертей. Вот спрашивается: зачем её привезли? Она уж тут пол-отряда родила, а сколько скинула? И никакими ремнями её тут не удержать, никакими запретами. Разве она лечится, разве она дитя сохранить хочет? Ни в коем разе. Вот так всегда – её на скорой привозят, а она сбегает. Немного на укольчики походит, а потом - либо рожать, либо на чистку.
-А зачем ей столько детей? – удивляется принцесса Анна.
-А потому что у них табор должен быть, - со знанием дела отвечает тётя Фая, - Они ж привыкли жить табором, чтоб кругом бедлам был. Так уж у них заведено.
-Таким трубы перевязывать надо, - решительно произносит Мария-ханум, но тётя Фая машет руками:
-И-и-и, заикнись ей попробуй. Ей же и слова поперёк сказать нельзя – она сразу в церковь бежит жаловаться, а те потом тут такой хай подымают, что только волосы дыбом. Пробовали уже. Тут не знаешь, чему радоваться – убегает, и Бог с ней. Уж сколько раз чистили. Тут такое дело, что в оба гляди, а она об себе сама пусть думает. Так-то, мои хорошие, так-то.
-Не привечай её, - советует мне Мария-ханум, - и бокал этот ей подари, мало ли. Глаз у неё хоть и не чёрный, а цыганский. Плохой глаз.
Принцесса Анна хватается за телефон:
-Да, Антошик, вот не знаем, как теперь жить…Кому ж такое понравится?..Да куда её переведут? Все палаты забиты, и только нам повезло…К тебе хочу и плова…Полежу уж, куда деваться, я ж не цыганка – бегать туда-сюда…Да может она свалит? Я вообще имею в виду..Почему сразу умрёт? Я не о том…Ах, скорей бы домой. Ещё неделя мучений, и мы будем вместе…Что значит, кайфово одному на диване? Ты обалдел что ли?..И я тебя люблю. Очень…Очень…
Тётя Фая бодро скользит мокрой тряпкой по полу, и в воздухе разливается свежий запах хлорки, но почти сразу же его высушивает жар батарей – огромных, ребристых. Жар накатывает волнами и кажется, что дышать положительно нечем. Я осторожно ступаю по мокрому линолеуму и выхожу в коридор.
Вечером коридор напоминает городской бульвар – здесь чинно прохаживаются королевы и принцессы по одиночке или парами и здесь можно запросто скоротать время, но я спешу раствориться в жёлтом тумане, потому что от всех этих разговоров про цыган становится тошно.
Я сворачиваю в один из коридорных рукавов и подхожу к широким окнам, выходящим на главный вход родильного отделения, из которого и выписывают мам с малышами. Это самый красивый подъезд – ни у одного из корпусов нет такого: украшенный шариками преимущественно розового или голубого цвета, он всегда имеет праздничный вид. Асфальтовая подъездная дорожка кажется отполированной до блеска в свете яркого фонаря, а огромные катальпы даже в это время года выглядят празднично – к их ветвям привязаны разноцветные шарики. Замечательная идея.
***
На самом деле мало что привлекательного в житье-бытье здешних королев и принцесс, и каждая из нас старается удрать домой при первой удобной возможности – кто-то уходит на выходные, кто-то урывает разрешение у врача перебыть ночку дома среди недели, но всё это делается как бы втайне, неофициально, и даже королева Инесса, занимающая платные апартаменты, подходит к пребыванию здесь со всей серьёзностию – она может уйти на часок-другой днём, но ночевать старается в больнице. И только "наша цыганка" остаётся верна своему слову – она появляется исключительно на утренние уколы и покидает эти гостеприимные стены сразу после обхода врача.
-Дело серьёзное, Ленусик, - предупреждает её доктор, - тут и речи быть не может о сдаче норм ГТО, поднятии тяжестей в виде домашних кастрюль с борщом или, не приведи Господь, сексе. Категорически запрещаю, слышишь меня?
Ленусик весело фыркает:
-Я-то слышу, но вы моему мужу это скажите, доктор, - говорит она , - он мужчина, с него и спрос, а я женщина такая – отказать не могу. А кастрюль у меня нет – у меня есть вооот такой котёл,- она широко разводит руки в стороны, - как раз на мою семью, чтоб сто раз не варить. Я его одна подымаю. Я сильная. Как наварю каши – кому когда надо, тот подходит и ест. У меня так.
-Я ей - про Фому, она мне - про Ерёму, - сердится доктор, - ты сильная, а дитя твоё нет, понимаешь ты, упрямая, а?
-Да, я такая, - соглашается Ленусик, а Мария-ханум делает страшные глаза и крутит пальцем у виска. Принцесса Анна хватается за телефон.
Но однажды строптивой пациентке всё же пришлось остаться в больнице на ночь – ей назначили сдавать кровь на 6 часов утра понедельника, и так получилось, что и принцесса Анна, и Мария-ханум отпросились на выходные. Мне этой радости не случилось, и скука меня одолевала час за часом ровно до той минуты, пока в палату не ворвалась Ленусик, наполняя воздух холодом улицы, ароматом сладкой туалетной воды и запахом табака.
-Ну, ничего, - Ленусик быстро выкидывает из сумки на тумбочку телефон, пачку влажных салфеток и зубную щётку без футляра, - ничего, переночуем. Где наша не пропадала.
-Чего ты так боишься? – спрашиваю я.
-Я вообще ничего не боюсь, - она смеётся и стягивает с головы платок. Длинные светлые волосы тяжело падают на хрупкие, чуть угловатые плечи.
-Без платка ты совсем не похожа на цыганку, - замечаю я и подхожу к стене, чтобы щёлкнуть выключателем. Палату заливает холодным белым светом.
-Так я и не цыганка, - чуть наклоняясь в сторону, Ленусик быстро "расчёсывает" волосы растопыренными пальцами, - Что так смотришь? – взгляд её, брошенный искоса, полон игривого лукавства, - Не веришь? Я русская, просто меня цыгане в детстве украли.
Я останавливаюсь. Ну, конечно же! Совершенно не типичная для
