Шесть золотых рыбок

надписью «Супер - папа».

Яблоки взяла, спокойно выслушала жалобы Павла Васильевича аргументированно доказала ненужность больше половины пунктов.

Павел Васильевич не возражал. Он молча глядел в широкое окошко, подоконник которого был заставлен всевозможными коробочками с сухими кашами и чаем, на серое громоздкое тело родильного дома, окружённого ветвистыми тополями, расположенное так близко к дому его младшего сына.

Надо же, Вадиму было всего 27 лет, а у него совсем скоро в стенах серого здания появятся на свет уже второй и третий ребёнок…или третий и четвёртый, если считать и сына Аллы от первого брака. Кто бы мог подумать, что Вадим был способен взять замуж женщину с малышом, да ещё и усыновить его? Очень удивил он тогда родителей и старшего брата, но смеяться над собой не позволил и нравоучения выслушивать не стал – сразу же перевёлся на заочное отделение, устроился на работу и снял квартиру, и в родительский дом приходил уже гостем.

Внезапно Павел Васильевич вспомнил, как однажды Вера предложила молодым для проживания тростянский дом, а Алла отказалась с милой улыбкой :
-Этот дом не подходит для проживания, спасибо!

Вот как! Павел Васильевич усмехнулся, стараясь не глядеть на невестку, рассказывающую об успехах Катюши в подготовительном классе. Да, квартира у младшего сына хорошая, просторная, светлая, сухая. Четыре комнаты, балкон, лоджия, большая кладовая – живи, не хочу. Идеальное место для выращивания потомства, или это вид роддома так стимулирует?

Павел Васильевич устыдился своих мыслей и стал прощаться.

-Вадику с зоны звонили – щенка на следующей неделе можно будет забрать, - предупредила Алла.

-У меня уже есть собака, - Павел Васильевич поглядел невестке прямо в глаза, - Замечательный пёс. Мне другого не надо.

Алла опешила и не нашлась, что ответить, а Петрович радостно захохотал, принимая из рук друга пакеты с рыбой, бутылку водки и нехитрую закуску, купленные в ближайшем гастрономе.

-Щас, щас мы это дело уработаем! – потирал он руки, - Засолим! Это ты молодец, что рыбки мне привёз. За это тебе – мой нижайший поклон. Ну, время у тебя ещё есть? – он взял в руки бутылку, - Давай махнём по писярику! Торговля лучше пойдёт… Ты помнишь Блинохватова, инженера по технике безопасности? Ну, его жена ещё с Валькой твоей на 37-ой линии работала? …Ну, который на спор лужу за пятым складом мерять полез и ногу сломал? – Павел Васильевич кивнул, - Во-о-от! Ну, так они с женой на рынок перекинулись, когда ещё только разговоры о развале пошли. Дураки-то типа нас с тобой ещё надеялись, а Блинохватовы уже зачелночили. С сумочками они одни из первых поехали, а с Харькова дублёнки пёрли, да плюс тёща блинохватовская коробками порошок и зубную пасту с фабрики таскала. Он свою «копейку» под завязку на каждый рынок грузил, а уезжал пустым. Чистая прибыль! А жена его потом на Черкизон за шмотьём гоняла. Чем только не торговали – и трусами, и игрушками…Видал я его по нонешней весне. Говорит, с рынка в Омегу давно перебрались, на кожу перешли. Несколько отделов имеют. Все дети в торговле, у всех коттеджи в Долине нищих…Вот как люди умеют приспособиться, Паша, а не то, что мы с тобой - чуханы! Так вот, Блинохватов мне говорил, что без этого дела, - Петрович щёлкнул себя пальцами по шее, - торговли нету! Мол, кто не выпивал, тот давно загнулся – дело не пошло. А тебе сейчас на продажу идти, кумекаешь, об чём я?

-А Валька где? – отчего-то вспомнил свою давнюю любовницу Павел Васильевич – и лицо её отчётливо вспомнил, и голос, и походку.

-Валька? А кто её знает? – Петрович пожал покатыми плечами, - Я её последний раз видал года три назад. В магазине. Да как она? Старая стала. Бабка, - пояснил он,- У нас-то с этим делом попроще : встал с утра, умылся – уже красавец! – захохотал он, - А бабам – сложнее, так ведь? У Вальки твоей жизнь не задалась – то она от мужика своего бегала, то он от неё, а однажды сбежал, и с концами. А у ней два пацана на руках – чё хочешь, то и делай! И вот один пацан в армию подался, а другой – в бандиты. Его в Саратове пристрелили, - Петрович вздохнул, -А Валька – она так за Собесом в малосемейке и живёт, если не померла.

-Да, я помню, - кивнул Павел Васильевич.

-Чё, навестить хочешь? – подмигнул Петрович, протягивая ему полную рюмку.

-Нет, - отрицательно покачал головой Павел Васильевич, - Просто ты сказал, а мне любопытно стало. Так…не о чём! – и поглядел на часы.

-Да позвонят тебе, не переживай! – махнул Петрович, - И вообще, друг ты мне или портянка? Давай посидим, покалякаем…Сходишь на свои смотрины, и Бог даст - дело выгорит. А не выгорит – всё одно обратно придёшь, и я тебя в твою Тростянку с комфортом отвезу. Гляди! – он показал на мотоциклетную люльку, небрежно накрытую куском старого брезента, - Я тебе обещал? Вот! Довезу тебя, а заодно и погляжу, где мне обитать придётся, если Ритка меня выставит, или я сам от неё сбегу. Понимаешь, совсем у старой крыша потекла – третью кошку завела, да не просто кошку, а помесь кошки, крысы и собаки – сфинкс называется. Лысая горбатая тварь с лупанами заместо глаз во-о-от такими! Орут, как потерпевшие - не дотронешься, и везде делают коконы…да нет, норы такие – в одёжке, в одеялах. Им же холодно – они без шерсти. Так вот Ритка уже продала один выводок и с этих денег купила себе кольцо золотое и кошку новую. Кот и две кошки, тьфу! И заявляет мне, мол, кошки эти для неё дороже, чем я – с них уже колечко себе поимела, а с меня – седые волосы и нервный тик лица! Вот тебе и благодарность за хрен знает сколько лет семейной жизни. Заместо медали…Да не смотри ты на часы! Позвонит тебе твой клиент, куда он денется?

Но никто Павлу Васильевичу не позвонил, и когда он входил в лабиринт двора четырёх пятиэтажек, назначенный для смотрин час безвозвратно канул в прошлое. Только б не Семёновна, думал незадачливый торгаш, выглядывая между морщинистых стволов вязов и тополей свой подъезд. На лавочке кто-то сидел, но судя по габаритам, явно не говорливая старуха…Ребёнок, нет, женщина, девушка – а встречу ему как раз назначил молодой женский голос, слабый и какой-то обречённый.
При виде запыхавшегося Павла Васильевича девушка поднялась. На вид ей было лет тридцать, не больше.

«Наверняка, ровесница Сашки или Вадима!» - мелькнуло в голове Павла Васильевича.
Бледное лицо, тяжёлые тёмные волосы до плеч, тоненькая стёганая курточка, голубые джинсы в обтяжку и слепящие белизной кроссовки. Руки в карманах, голова чуть наклонена вниз.

-Извините, а вы не квартиру смотреть? – выпалил он.

-Да, - в синих глазах промелькнул испуг.

«Симпатичная, - подумал он, - и голос приятный».

-Извините, что опоздал, - он открыл дверь подъезда, пропуская девушку вперёд.
Но вместо ожидаемого хронического аромата, состоящего из запахов жареной картошки, подвальной сырости, запылённых лестничных пролётов, регулярно пережигаемых внутренностей почтовых ящиков и Красной Москвы старой сплетницы Семёновны, подъезд дохнул на своего вчерашнего жильца бодрящим миксом свежего алкоголя и сырой речной рыбы.

Зараза Петрович! «Давай по писярику! Давай по писярику!». И дыши теперь в сторону!

Павел Васильевич было смутился, но приятное тепло и тишина квартиры быстро настроили его на общение. Он водил девушку по комнатам, показывал виды из окон, рассказывал, как ему казалось, смешные истории, словом, вёл себя совсем не так, как обычно. Золотая рыбка стояла на стеклянной полке серванта и поблескивала золотой чешуёй.

Девушка, представившаяся Ольгой, казалась Павлу Васильевичу очень милой и скромной. Она мало говорила и робко улыбалась, но оказавшись рядом с сервантом, поглядела на рыбку и вдруг нахмурилась.

-Подождите, - сказала она, - так вы сдаёте квартиру или продаёте её?

-Продаю,- пояснил Павел Васильевич, - вернее, это сыновья мои продают…Нет, квартира моя, но моим сыновьям вдруг понадобились деньги…Знаете, как бывает? А сам я проживаю в Тростянке, в собственном доме. Отсюда я уже выписался, мебель перевёз, вот диван да сервант оставил…И, если что, Оля, я готов вам хорошо уступить.

-Но я думала, вы сдаёте, - Ольга совершенно опечалилась.

Она подошла к окну, опустила голову и сказала:
-Знаете, у меня тоже два сына, но они ещё маленькие... А у вас тут два садика, школы, поликлиника, и до работы мне близко…Я в Интерре работаю, - она с мольбой поглядела Павлу Васильевичу в глаза,- И животных у меня нет, и мужа тоже нет, только дети – они хорошие, послушные, - в её глазах блеснули слёзы, - Никто не хочет сдавать, когда узнаёт, что дети маленькие. А они на обоях уже не рисуют и не ломают ничего! – добавила она с отчаяньем, - Очень жаль, что вы не сдаёте! Я думала, мы говорили о найме…

-Не может такого быть,- покачал головой Павел Васильевич, - Хотя, мы могли не понять друг друга. Дело в том, что мой телефон – в нём динамик ни к чёрту, и я половины не слышу из того, что мне говорят. А уж как меня слышат – мне неизвестно.

-А почему же вы себе новый не купите? – вздохнула несостоявшаяся покупательница.

-Не знаю, - Павел Васильевич пожал плечами, -как-то обхожусь этим… Оля,- неожиданно для себя он взял маленькую узкую ладошку в свои руки, - Бога ради, не расстраивайтесь! Смотрите, - он подвёл девушку к серванту и взял с полки золотую рыбку, - один очень мощный колдун однажды заговорил эту рыбку на счастье…Правда! У меня всё в порядке, да и стар я уже для счастья, а вот вам она может пригодиться – я хочу, чтоб у вас всё было хорошо, - и он вложил рыбку в её руку.

-Но колдовали на ваше счастье, - сомневалась Ольга, разглядывая рыбку.

-Имён там не называли, - продолжал врать Павел Васильевич, - и, может быть, речь шла об удаче? Пусть эта рыбка послужит вам!

Наконец, глаза Ольги сверкнули…надеждой? В эту минуту сам Павел Васильевич был близок к тому, чтобы поверить в своё враньё...

-Спасибо! – Ольга сделала несколько шагов по направлению к выходу и обернулась, - А вы совсем не старый! Это я вам точно говорю!

…Уже затемно не старый Павел Васильевич продирался сквозь дебри двора, желая только одного – чтобы гараж Петровича был закрыт, а сам Петрович спал в своей постели. Ещё был шанс успеть на последний автобус, или же на худой конец можно было взять такси, но главное – оказаться в своём тростянском доме, откуда Балашов был только виден из кухонного окошка. Но треск и грохот, становившийся всё громче по мере его приближения к гаражам, беспрерывным звуком артиллерийской канонады отражался от стен домов и сводил все надежды на нет.

-Немцы в городе! – радостно кричали мальчишки, стреляя друг в друга из палок, прыгая по крышам гаражей, падая замертво и моментально воскресая.

«Немец» Петрович, некоторые предки которого действительно были родом из немцев Поволжья, сидел на своём стальном коне, как влитой, в полной амуниции - в шлеме и кожаной куртке нараспашку. Окутанный клубами сизого дыма, он накручивал ручку газа, внимательно прислушиваясь к работающему мотору, а, завидев Павла Васильевича, он закричал с завидным боевым задором :
-Прыгай, Паша, эта ночь - наша!

Павел Васильевич повалился в люльку, пребольно ударившись коленом о железный бок канистры с бензином. Петрович нахлобучил ему на голову шлем, сбив кепку, и они понеслись по улицам города. Со стороны могло