который должен помочь мне добраться куда-то. Перед тем, как испустить дух мой собеседник протянул мне две вещи. Первая – небольшая круглая печать, на которой была изображена лошадь с двумя всадниками. Второй предмет стерся из моей памяти окончательно и бесповоротно. Как я ни старалась, в мыслях всплывало лишь смутное очертание какого-то свертка.
Немного придя в себя, я вскочила с постели и метнулась к компьютеру. Я была практически уверена, что мой таинственный собеседник объявится вновь. Мои подозрения оправдались. Я обнаружила новое сообщение: «радио-ждали-Рига-убили-должна-помощь». Ощущая себя круглой дурой, я набила дрожащими пальцами фразу, которая показалась мне совершенно безумной: «Это Антон?»
- Нет. Я Сантей. Антон с нами, - последовал ответ.
- Где с вами?
- Вы внутри времени. Мы - снаружи. Сегодня в 22 часа по вашему времени включи радио, частота 7 Мгц. Конец связи.
Больше я не дождалась ни одного сообщения. Все это было более чем странно. Все мое существо отказывалось верить в переписку с потусторонним миром. Но, тем не менее, ровно в десять вечера я послушно вслушивалась в шумы на указанной мне волне. Наконец раздался уже знакомый мне голос.
- Я, рыцарь Сантей, приветствую тебя.
- Я хочу поговорить с Антоном.
- Ты можешь помочь ему. Помочь всему миру.
- Я не понимаю.
- Дневник.
На этом связь прервалась. Мысли в панике заметались по моей голове. Сталкиваясь друг с другом, они создавали такие фантастические гипотезы, что даже в глазах потемнело. На чью-то глупую шутку это не было похоже. Радио – не телефон и не компьютер, чтобы по нему так легко переговариваться. Смерть друга детства всегда была мне подозрительна. Зачем он поехал в Ригу, и что там произошло, так и осталось для меня загадкой. «Голос из преисподней» говорил что-то про дневник. Может быть, Антон вел дневник? На следующий день была суббота, поэтому прямо с утра я направилась к его родителям, которые всегда считали меня своей невесткой и до сих пор относились очень тепло. В свое время я не решилась расспросить о подробностях случившегося, чтобы еще больше не ранить дорогих мне людей. Но, сейчас, я была вынуждена поднять эту больную для всех тему. Дома была только мама Антона, Анна Степановна. Она очень обрадовалась моему визиту. Мы немного поплакали, попили чаю. И я потихоньку начала выведывать о целях той роковой поездки и обстоятельствах внезапной смерти. Моя несостоявшаяся свекровь открыла мне, что сама толком не поняла такого рвения сына на историческую родину. Он пытался найти каких-нибудь родственников, оставшихся в Прибалтике до революции. Просто помешался на семейных корнях. Родственников, увы, не осталось.
- А у кого же он остановился в Риге?
- Отец вспомнил, что была у его матери подруга, тоже родом из Риги. По лагерю. После войны та уехала жить к своим родственникам в Латвию. И Катрин один раз навещала ее. Узнав это, Антон перевернул все вверх дном в комнате бабушки. И все-таки нашел адрес. Мы останавливали его, уверяли, что той, наверное, и в живых-то нет. Но Антоша никого не слушал. Поехал, нашел этот дом. Подруга Катрин давно умерла. Там жила ее дочь с семьей. Но, как оказалось, мою свекровь очень хорошо знали. Она до последнего времени звонила и общалась с этими людьми. Они-то и показали Антоше старое кладбище, где были захоронены его предки, у ворот которого он и сам нашел свою смерть…
Бедная женщина снова заплакала, и я не посмела больше мучить ее расспросами.
- Можно мне немного побыть в комнате Антона, - спросила я неуверенно.
- Конечно, дочка, - Анна Степановна вздохнула, погладила меня по голове и ушла в кухню.
В комнате все оставалось, как прежде. Мне даже показалось, что сейчас откроется дверь и сюда войдет ее хозяин. Как всегда, жизнерадостный, с неиссякаемым чувством юмора. Посмотрит на меня своими лукавыми карими глазами и скажет: «Выбирай, Дили, у нас две перспективы: пойти пить чай с мамкиными, как всегда, обалденно - вкусными блинами, либо мы закрываем вот этот замочек и…» Мама Антона часто баловала нас своими удивительными блинами – очень тонкими, с привкусом топленого молока. Но до них мы, обычно, не скоро добирались. Дили… Только Антон так называл меня. Вообще меня зовут Лидия. Но как-то, сидя за праздничным столом, тогда еще живая бабушка моего жениха вспомнила, что в глубоком детстве, когда мы еще играли в песочнице, Антон упорно отказывался называть меня Лидой. Дили – и все тут! Я не сопротивлялась. Повзрослев, мы об этом забыли. Но с того дня Антон стал частенько называть меня этим похожим на звон колокольчика именем.
Я обвела взглядом комнату. Долго я здесь оставаться не могла, поэтому поиски надо было свести к минимуму. К счастью, книг и бумаг у Антона было не много. Но среди них ничего похожего на дневник я не нашла. Тут взгляд мой упал на ноутбук. «Конечно, разве стал бы он руки марать чернилами?» - догадалась я. Но моя радость не была долгой. С меня затребовали пароль. Раньше его не было. Наверное, Антон не спроста установил его. По логике вещей это должно было быть слово, связанное с Катрин и её крестоносцами. «Катрин» успеха не возымело. Тогда я набрала пресловутого «Бафомета» - с тем же успехом. Я почувствовала укол безысходности. В истории рыцарства я была не сильна. А слов могло быть тысячи. Я оторвала взгляд от экрана и задумалась. На стене передо мной висела наша с Антоном фотография, сделанная в Коломенском незадолго до его смерти. Неожиданно пальцы сами собой набрали: Дили. Сердце забилось с бешеной силой. Компьютер начал загружаться. Значит, бабушкины загадки не полностью завладели им. Он помнил и думал обо мне. Быть может, Антона что-то тревожило, и он чувствовал опасность. И доверил доступ к дневнику только мне. Вряд ли кто-нибудь еще додумался бы до такого пароля. Ведь на людях я была исключительно Лидой. На экране появилась заставка в виде большого знака $. Я несколько удивилась. При всем фанатичном интересе моего друга к тамплиерам, я меньше всего рассчитывала увидеть здесь символ доллара. Немного покопавшись, я нашла нужный мне файл. Смахнув слезы умиления, я распечатала документ. Быстро распрощалась с мамой Антона и побежала домой читать дневник, в надежде найти ответы на мучившие меня вопросы.
Дневник Антона.
09.07.
Кажется, я нарвался на что-то чертовски интересное. Два месяца назад скончалась моя бабушка. Катрин была удивительным человеком. Катрин – так все называли бабулю. Это в советское время в паспорте она значилась как Катерина Романовна. Но при рождении, ее отец, к стати сказать, Ромуальд, а не Роман, дал ей французское имя Катрин. В память о предках.
Несмотря на то, что три года провела в лагере, Катрин прожила более девяноста лет. И, надо сказать, до последних дней была в здравом уме. Если, конечно, можно назвать здравым ее неустанное увлечение изотерикой, историей древних миров. До глубокой старости она работала в крупной библиотеке, а дома у нее просто гора книг. Неоднократно пыталась привлечь и меня к этой теме. Но я больше интересовался футболом и компьютерными играми. Так что наше с ней сотрудничество на поприще философии и мистики ограничилось периодическими просьбами со стороны Катрин найти что-нибудь в Интернете. На днях мы с родителями разбирались в комнате покойной. Бабуля жила в коммуналке на Маяковской. Когда-то вся четырехкомнатная квартира принадлежала ее семье. Но революция семнадцатого года распорядилась по-своему. Так что теперь в наследство нам досталась лишь комната, правда большая. Одна стена полностью занята книжными стеллажами, сделанными собственными руками моего, тоже уже покойного, деда. Почему я потянулся именно к этой книге? Просто мистика какая-то. За увесистым томиком классика оказался потайной ящик. Внутри я увидел старинную деревянную шкатулку. Стерев пыль, осторожно открыл крышку. Внутри лежали старые фотографии, несколько украшений и почти полностью сгоревшая старая тетрадь. На уцелевших листах я увидел хорошо знакомый почерк. Судя по всему, это дневник, который бабушка вела еще с 1926 года. Последние записи были двухгодичной давности. Внутрь был вложен измятый почтовый конверт. С него я и начал осмотр своей находки. Конверт был запечатан. Но письмо так и осталось неотправленным. Оно было написано моей бабушкой и адресовано некоему господину Карелину. Прочтя письмо, я, наконец, понял, почему у Катрин появился интерес к тамплиерам. Шкатулку я убрал на место, а дневник прихватил с собой, чтобы разобраться в нем дома. Предчувствие, что жизнь моя коренным образом меняется, не оставляло.
И вот сейчас я сижу перед компьютером и выискиваю все, что как-то связано с Аполлоном Андреевичем Карелиным. Письмо, которое Катрин написала 19 марта 1926 года, действительно не было смысла отправлять. Пока еще неведомый мне господин Карелин скончался 20 марта 1926 года.
10.07.
Всю ночь читал про тамплиеров. Мозги вскипали и кричали SOS. Но что-то подсказывало мне, что для начала нужно вникнуть в саму суть дела, а потом уже разгадывать бабушкины загадки. Интересные они, оказывается, ребята, эти храмовники. И что они все-таки искали в храме царя Соломона? И ведь, похоже, нашли!
А Аполлон Андреевич был известной личностью в послереволюционной России. Наверное, Катрин где-то услышала о нем, или посоветовал кто. С одной стороны, он стоял во главе анархистов и анархо-коммунистов. С другой, открыл в двадцатом году Орден тамплиеров в Москве. С 1905 по 1917 год Карелин жил во Франции, где принял посвящение, а после Февральской революции вернулся в Россию, чтобы здесь заложить основание «Восточного отряда» Ордена. А классика, надо сказать, бабушка не случайно выбрала. Был он его предком по материнской линии. Пусть пока там все и полежит.
30.07.
Мне кажется, что идея с поисками бабушкиного сокровища превращается в болезнь. Я перечитал горы литературы про тамплиеров. И начинаю верить, что Грааль и Философский камень – не пустые звуки, не фантастика. Каким-то подобным ЧУДОМ обладала наша семья в далеком прошлом. Но записи Катрин указывают на то, что она не нашла реликвию.
01.09.
Я думал, что вся эта затея так и останется несбыточной мечтой. Но надежда вновь вернулась ко мне. На днях еду в Ригу. Умру, но без сокровища не вернусь!
Бедный Антон, как он был близок к истине в своей последней фразе… Как будто установку себе дал. Картина немного начала проясняться. Но теперь появилась новая загадка: где искать записи Катрин? Неужели опять тревожить родителей Антона? Но я практически все осмотрела. Никакой обгоревшей тетради там не было. Мысль о том, что можно бы и остановиться в своих поисках, что ни к чему всё это не приведет, предательски замаячила на горизонте. Теперь я знала в общих чертах причины непонятного поведения Антона в последние месяцы его жизни. Развить эту мысль мне не дали. Мой компьютер возвестил о получении нового сообщения. Все тот же загадочный адресат передал мне скудное послание, в котором было лишь одно слово: «Шкатулка». Я попыталась включиться в диалог, просила связать меня с покойным женихом, но все мои усилия оказались тщетными. Слово «шкатулка» вызвало во мне лишь одну догадку: Антон вернул дневник на место. А это значило, что мне надо было попасть в комнату
