подъёмы по будильнику, нервозность, суета, беготня. На кой ляд ему это всё было нужно - головоломная свистопляска такая? Какая от неё польза? Он-то уже набегался в Москве от души, набегался и навставался.
-…А чего обязательно утром-то? - пошмыгав носом и посоображав, все плюсы и минусы быстро взвесив, спросил он невесело Сашку. - Утром в парк и заходить-то страшно: туман как в финской бане стеною стоит, холодно, сыро, мрачно. Я же всё это уже проходил, когда лыжами занимался. Да и папаня твой подтвердит: спроси у него, если мне не веришь. Давай лучше бегать днем, если так бегать хочется. И выспаться успеем оба, и тепло уже будет, солнечно.
- Да-ну-у-у, днём! - решительно отмахнулся Збруев. - Днем солнце палить начнёт как бешенное - и бегать-то не захочется… А потом днём в парке народу знаешь сколько гуляет?! Как на дурачков похмельных будут на нас глядеть, с вечера бормоты пережравших… Не-е-ет, лучше утром давай, пораньше. У нас утром все нормальные люди бегают, до работы…
Что было делать Вадику после всех этих слов? Хочешь - не хочешь, а соглашайся.
-…Ладно, давай. Утром, так утром, - с неохотою согласился он, по привычке всё ещё уступая Сашке. - Забегай за мной завтра: тебе по дороге…
36
Сашка и забежал на другой день, в семь утра ровно, когда разбуженный матерью Вадик только-только с кровати поднялся, только-только глаза продрал, не успев ещё даже умыться. И друзья, поздоровавшись нехотя и без приязни, трусцой направились к курившемуся утренней свежестью пруду, над которым тёмной могучей громадой их красавец-парк нависал, как и пруд весь молочным паром окутанный и благоухавший. Холодно было в нём на заре, как и предупреждал Стеблов, одиноко, бесприютно и сыро. Стеблову не нравилась та утомительная беготня: отвык он в Москве совсем даже и трусцой бегать; и балаболку Сашку слушать отвык, что без устали трещал рядом.
В итоге, пробегали они так три раза, три июньских утра подряд неугомонный Збруев Вадику спать не давал, с постели его поднимал спозаранку, испытывая волю его и терпение. И кто знает, насколько бы Вадика хватило ещё, сколько б пробежек совершенно не нужных и утомительных он по доброте душевной вытерпел, - если бы не одна ядовитая и оскорбительная Сашкина выходка, которую тот позволил себе на третий день, и которая больно, до крови почти, резанула Стеблова по сердцу.
Во время памятной той пробежки разговор у них как-то невольно про Москву зашёл. Ну и Стеблов по привычке стал восторженно и уважительно говорить о своей бывшей школе, о талантливых парнях и девушках, что остались учиться там и которые его своими способностями и талантам с первого дня поражали.
- Да хватит тебе про свой интернат сказки-то нам тут рассказывать: надоело слушать уже! - грубо оборвал его Сашка, почему-то вдруг взъерепенившийся. - Прямо все такие гении у вас там собрались, что аж страшно!... Чего же ты тогда убежал-то оттуда - от гениев-то своих?! Чего к нам, дуракам, вернулся?! Ну и учился бы там до конца, ума-разума набирался и с ними со всеми ежедневно общался-слюнявился.
Довольный сказанным Сашка умолк, гордый пощёчиной, что влепил другу, и, сопя и фыркая как старая кляча, побежал себе преспокойненько дальше, тяжело переставляя ноги: пробежки утренние ему, дохляку, давались с большим трудом и напрягом… Умолк вместе с ним и Вадик, обиженный до глубины души, до кончиков волос возмутившийся. Лицо его, румяное и здоровое прежде, после Сашкиной реплики сделалось безжизненным, серым, больным, а потом и совсем почернело как у покойника - так ему тогда плохо стало, так на душе и на сердце противно и гадко до тошноты. Он не проронил после этого ни единого слова, даже и не повернул ни разу в сторону товарища головы. Молча бежал до самого дома, хмурился, досадливо зубами скрипел - и думал: всё удивлялся, понять и представить не мог, как это он умудрился так близко однажды сойтись с этим ядовитым и злобным типом, подпасть под его влияние даже; как выносил безропотно и терпеливо двухгодичное общение с ним. Ведь он одну лишь брезгливость вперемешку с гадливостью в нём теперь вызывал, и какое-то глубинное, на подсознательном уровне, отвращение…
Со Збруевым он простился холодно возле своей калитки, даже и при расставании не пожелав взглянув на него, удостоить взгляда.
- Ну что, завтра как обычно, в семь? - спросил почуявший неладное Сашка.
- Да, в семь, - на бегу с неохотою бросил Вадик, с облегчением расставаясь и прячась от ненавистного дружка за забором.
-…Фу! - радостно выдохнул он, забежав домой, как от собаки бешеной дома от Сашки спрятавшись, и тут же обратился с наказом к поджидавшим его на кухне завтракать брату и сестре: - Если Збруев будет сегодня звонить по телефону, - строго стал наставлять он их, - меня нет дома. Ушёл я, уехал, нет меня! И буду когда - неизвестно! Для него меня теперь нет! И никогда не будет!... Вот гнида сушёная, недоношенная!...
37
Вечером он с похожею просьбой обратился к пришедшей с работы матушке.
- Мам! - с жаром сказал он ей, лишь только Антонина Николаевна показалась на пороге дома. - Завтра утром ко мне Збруев опять прибежит: в парк будет звать как обычно. Так ты скажи ему, что меня нет, что убежал я уже, его не дождавшись. Встал, мол, что-то сегодня рано, ждал-ждал - и убежал, не вытерпев. Пусть он домой возвращается, или же один бегает, как хочет.
- А что у вас с ним случилось-то? - встревожено посмотрела на сына уставшая за день мать.
-…Да-а-а ничего особенного, - замялся Вадик, глаза отводя в сторону. - Надоел он мне просто, сил нет. Злобный какой-то стал, ядовитый как гриб мухомор, насмешливый! Слова по-человечески уже не может сказать: всё с наскоком да с подковыркой. Видеть его не могу, поганца, его морду конопатую и ехидную. Скучно мне стало с ним - и до тошноты противно!
-…Ну, подожди, Вадик, не горячись, не наговаривай лишнего на хорошего мальчика, с которым вы так крепко дружили ещё совсем недавно, и, надеюсь, будете продолжать дружить: задачки опять решать будете, к экзаменам в институт готовиться, - сбитая с толку мать окончательно растерялась. - Ты преувеличиваешь, наверное, всё, и усложняешь. Ну, поссорились из-за чего-то сегодня, - ну и что? Все ссорятся - и мирятся потом. И вы завтра помиритесь, я уверена, когда вместе по парку побегаете, поговорите с ним по душам. Не нужно только так резко действовать, как хочешь ты, не нужно по живому рубить - это будет вам обоим больно.
- Да не помиримся мы никогда! И никогда уже не подружимся с язвой такой! таким подлым и завистливым типусом! Про какие задачи ты говоришь, мам?! какой институт?! - когда мы готовы уже с ним подраться! физиономию набить друг другу! Вот ведь уже дело к чему идёт! чем всё может кончиться!...
Антонина Николаевна из сказанного не всё поняла, но почувствовала: дело серьёзно. Таким возбуждённым и злым она старшего сына давно уж не видела, давно его так никто не бесил.
-…Ну-у-у, а может тебе тогда самому ему позвонить и сказать, чтобы не приходил больше? что тебе не хочется бегать? что надоело, мол, и всё такое? - неуверенно посоветовала она, на первенца посмотрев болезненно.
- Как я ему это скажу, мам, как?! - насмешливо скривился Вадик. - Открытым текстом прямо?! Иди ты, дескать, куда подальше, парень, и больше не приставай ко мне со своею дружбой?! Это уж слишком будет, как ты понимаешь: это будет война.
-…Ладно, - после некоторой паузы согласилась расстроенная разговором матушка, которой и жаль было старшего сына, очень жаль: она его так любила! - но которая понимала одновременно, что на её глазах и при её попустительстве затевается что-то неправильное и недостойное, что может аукнуться им обоим потом. - Так и быть: скажу ему завтра, что нет тебя. А там уж пусть будет, как будет…
38
На другое утро, как только Збруев в семь часов ровно позвонил в дверь, она вышла ему навстречу и, краснея и смущаясь, сказала, что Вадик сегодня встал рано, ждал Сашку, ждал… и потом, не дождавшись, решил убежать один - чтобы время не терять даром.
- Он тебе велел передать, - сказала мать напоследок, под ноги себе смотря, - чтобы ты его догонял, что вы с ним там, в парке, встретитесь.
Удивлённый и обескураженный Сашка бросился в парк со всех ног, ничего не понимая из происходящего, бегал там, бегал в одиночестве, зорко оглядываясь по сторонам, по прохладно-пустынным аллеям глазами цепкими шаря в поисках исчезнувшего дружка; весь парк из конца в конец обежал и, не встретив его в итоге, назад один воротился.
- Ты где утром сегодня был-то, скажи? - позвонил он ему по телефону из дома, едва успев спортивный костюм снять, и даже ещё и не умывшись.
- В парке бегал, - спокойно соврал Стеблов, звонком и вопросом таким не довольный.
- Где же ты там бегал, позволь узнать, по каким-таким закоулкам тайным, что я тебя разыскать не смог, как ни старался? - попробовал было пошутить Сашка, но Вадик даже и по телефону почувствовал холод и раздражение в нём, что гневом и бранью нешуточной готовы были вот-вот обернуться.
- Сначала в парке побегал; потом вокруг пруда пару раз обежал; потом домой вернулся.
Вадик сознательно упомянул про пруд: чтобы враньё его не было уж столь откровенным. Парк-то у них был небольшой, и потеряться в нём, особенно утром, было проблематично.
-…А чего же меня не дождался? - помолчав, спросил ещё Сашка.
- Спишь долго! - натужно засмеялся в трубку Стеблов. - А я сегодня встал рано: часов в шесть, кажется. Чего, думаю, целый час тебя сидеть, дожидаться буду - лучше побегаю пока один.
Между приятелями установилось молчание, тягостное для обоих. Нужно было заканчивать разговор.
-…Ну а завтра-то будем бегать?... или как? - наконец-таки услышал Вадик приглушённый голос в трубке, совсем ему незнакомый.
- Конечно, будем, - уверенно пообещал он, уже заранее зная, что не выйдет на встречу, что будет всё утро спать.
-…Во сколько?
- В семь, как всегда.
-…Ну ладно, да завтра тогда. Завтра я забегу за тобой.
И Сашка быстро простился…
Но назавтра картина у них повторилась: Збруеву опять дверь открыла Антонина Николаевна и опять, краснея и запинаясь, сказала ему, что Вадик один убежал и просил передать, что будет ждать его в парке. Побелевший от обиды Сашка в другой раз пустился в парк - дружка своего разыскивать, - но друга там опять не увидел, нигде. И, кажется, понял всё: что его водят за нос, хотят от него избавиться. И рассвирепел от этого своего прозрения, очень сильно рассвирепел - до глубины души, что называется…
39
А у Стеблова в этот момент был серьёзный разговор с матушкой.
- Знаешь что, Вадик, - строго выговаривала она ему, обиженная своей незавидной ролью и не желавшая более мириться с ней, участвовать в придуманном сыном спектакле. - Ты волен, конечно же, сам выбирать: дружить тебе с ним или не дружить, встречаться или не встречаться, - но вопрос этот ты должен уладить сам, не втягивая меня в это дело. Я не хочу более обманывать этого мальчика: у меня это плохо получается, и я начинаю саму себя призирать.
-… Хорошо, ладно, - ответил матери нахмурившийся сын, и сам всё уже понявший: что для разрыва отношений со Збруевым выбрал не самый правильный путь, не самый честный, что главное. - Сегодня я ему по телефону скажу - если он позвонит, конечно же, - что бегать с ним по утрам не хочу, что беготня эта дурацкая пользы мне не приносит… Пусть, если хочет,
