свидания…– ответствовал ей Вильгельм, и она против воли слегка скосила взгляд за плечо. Никого. Робея, обмирая, обернулась.
За столом пусто. Лишь несколько мисок, лишь слегка тронутых. И никого. И на вешалке нет плаща этого Вильгельма.
–Стефа! – Базир вынырнул вовремя. Стефания перепугалась, но увидев и узнав его, бросилась к нему на шею, забыв уже про своё обещание попросить у него прощения. – Ну чего ты? Всё хорошо, я не злюсь!
–Я так испугалась…– прошелестела Стефания и отодвинулась от Базира. – Идём. Надо отыскать Абрахама.
Базир ничего не понял, но поспешил за нею.
3.
Как ужасна последняя дверь, за которой нет ничего – пустота, без мысли, без чувства и даже без боли, которая и напоминала тебе о том, что ты ещё жив. Как ужасны последние минуты, когда даже воздух особенный…затхлый, гнилостный, но всё-таки сладкий, потому что он – жизнь. В нём суть.
Константин сильно изменился в заточении. Теперь уже даже Абрахам едва бы узнал в этом исхудалом и измотанном человеке, некогда возвышавшемся на трибуне лидера Церкви Животворящего Креста, решавшего судьбы своих церковников и рассуждающего о праведности войны с магической нечистью.
Войны, которую он сам уже давно низвёл и обратил в ничто. Войны, от которой он отказался, заручившись союзничеством с Магической Цитаделью. Лидеры Цитадели и лидер Церкви Животворящего Креста вели обсуждения, договаривались, уничтожали врагов друг друга, карали неугодных, а для всех остальных, для слепых и наивных, для романтиков – война оставалась.
Но пала ложь. Рене – вечный офицер Церкви Животворящего Креста оказался не только прикормленным псом Константина, но и человеком более тонкого мировоззрения, чем все думали. Рене открыл эту тайну, и, заручившись уликами и помощью ныне неугодных Абрахама, Базира и Стефании, а также вернувшегося на путь истинный Ронове, отправился в долгий путь, чтобы показать всем истинное лицо Константина.
И теперь Рене на вершине власти, он – новый лидер церквей, встряхнувший войну, сломавший маски притворства и лжи…
И мало кто знает и ещё меньше помнит о масках самого Рене.
Константин один из немногих, кто знает ещё о том, что такое Рене, знает о его лжи и интригах, и тот, кто может ещё укорить, но Константин уже ожидает своей казни, ведь церковники не позволят оставаться в живых тому, кто предал уже Крест и кто вступил в сговор с врагом.
Рене знал, что не должен появляться в этой маленькой комнатке, где решётка разделяла жизнь и пока-ещё-жизнь, но соблазн был слишком велик. И он спустился к Константину, чтобы удостовериться в падении Константина.
–А ты изменился…– усмехнулся Рене, глядя на исхудалого человека, стоящего по ту сторону решётки.
–Ты тоже, Рене, – голос Константина, некогда громкий, призывающий к войне и покаянию, обрушивающий кары небесные на головы магического отродья, уже не потрясал. Теперь это был чуть хриплый голос. Обыкновенный, простуженный, человеческий. Константин больше не был воплощением живого проводника креста на земле, сейчас он был обыкновенным преступником.
–Это справедливо, – заметил Рене, – моё питание стало лучше, у меня появилась мягкая постель и даже своя купальня.
–Война не предусматривает комфорта, – Константин старался держаться с достоинством, пусть он не мог уже решить как ему жит, но он мог решить, как ему умереть и его гордыня не позволяла снизойти до мольбы и заискиваний.
–Тебе откуда знать? – мгновенно отреагировал Рене. – Ты не воевал сам.
–Как и ты.
–Я возглавляю церковников. В церковь моего почившего брата, в Церковь Святого Сердца стекаются все те, кто разочаровался в Животворящем. Я поведу их в новую битву. В настоящую битву.
–В битве легко умереть, – буднично заметил Константин.
–Ты не в битве… – Рене демонстративно коснулся решётки и даже подёргал за прутья, – но что же это? Неужели подступает смерть?
Константин выдержал и это. Он смотрел на Рене с лёгкой тоскою, хотя в груди его рвалось всё от ярости и страха. Умирать страшно. Всё равно страшно. Никогда нельзя прожить слишком долго.
–Теперь всё будет иначе. – Лицо Рене опасно ожесточилось, – иначе!
–Я не делал на тебя покушения, и к твоему брату, к его гибели не имею отношения. Да, я заключил союз с Цитаделью и да, держался за власть, но в убийстве своего брата меня не вини, – холодно промолвил Константин.
–Не виню, – отозвался Рене. – Видишь ли, очень сложно перехватить власть у такого человека как мой брат. Нужна была жертва, и нужно было отвести подозрения.
Константин побелел от ужаса. Ещё мгновение назад перед ним был всего лишь мальчишка, который победил за счёт удачи, но теперь – это был хладнокровный убийца, который оказался готов пожертвовать и своим братом и себя подтравить, лишь бы дорваться до власти.
Нет, не может быть.
–Ты? – Константин не верил, не хотел верить, что с его опытом ещё можно так ошибаться в людях!
–Я, – спокойно подтвердил Рене. – Огюстен умер быстро, я слышал это. Я велел разослать копии компрометирующих тебя писем…всего минута от силы, минута, пока он задыхался. Самое сложное было в том, чтобы рассчитать дозу для себя, чтобы стало понятно – яд, но выжить. Но расчёт – это моё всё. И я выжил.
–Чудовище…ты чудовище, – Константин отшатнулся от решётки. – Тебя надо казнить, не меня!
–Не ори, – посоветовал Рене равнодушно, – твоим словам никто не поверит, а я могу разозлиться… ты же хочешь умереть быстро? будь паинькой и так и будет. Иначе…
Рене нехорошо усмехнулся, и Константин кивнул, понимая всё несказанное Рене. Казнить можно по-разному. Можно сделать это быстро и относительно безболезненно, взяв палача с твёрдой рукою и парой хитростей в рукаве. А можно медленно после пыток.
–Я предпочитаю, чтобы меня убили всё-таки с милосердием, – заверил Константин.
–Казнили, – поправил Рене. – Преступников не убивают, правосудие казнит.
–В данном случае…
Рене снова коснулся решётки, вроде бы мягко, но Константин осёкся. Его итог был решён, и он не собирался терпеть до последней минуты жалкой уже жизни боль, когда её можно было избежать.
–Они тебя ненавидят…– глаза Рене блеснули в полумраке опасным зеленоватым огоньком. Фанатичным огоньком. – Слышишь?
Константин слышал. Это было похоже на шум моря, только моря в этом краю отродясь не бывало. Это был шум голосов, сплетённых в одном единственном порыве: казнить!
Казнить того, кто предал. Казнить того, кто пошёл на сговор с врагом. Казнить без всякой отсрочки. Казнить сейчас!
–Прощай, – Рене шутливо поклонился. Гул нарастал, и это свидетельствовало о приближении толпы, что шла к своим местам в ближнем зале для того, чтобы воочию увидеть казнь мерзавца Константина.
Константин на мгновение только отвернулся к стене, чтобы проследить за гулом, что прокатывался волнами за стеною, и когда повернулся назад к решётке, чтобы сказать что-то язвительное Рене, остался разочарован: последнее слово осталось несказанным, Рене уже не было.
А в следующее же мгновение дверь распахнулась, и вошли церковники в скорбных серых мантиях, они дёрнули тяжёлый рычаг, и решётка с медленным и противным скрежетом поползла вверх, открывая Константину его последний путь.
Но он дал себе слово выдержать, и смело вступил на него, не обращая внимания на режущий глаза после долгого полумрака свет, на ставшие одинаковыми лица церковников, которых он обманывал и предавал – перекошенные в яростном гневе, довольные от безумия, и все как один желающие его смерти.
Константин дал себе слово выдержать это и всё то время, пока длился его путь к центру каменной залы, держался, стараясь не смотреть ни на кого отдельно, чтобы не узнать, но вместе с этим смотреть на всех, чтобы понять: спасения нет.
–Соратники, братья и сёстры! – Рене выступил откуда-то из-за спины Константина, но тот не пожелал обернуться на голос, пусть его цепи, которые были в руках церковников, сопровождавших его, и позволяли развернуться. – Вы все знаете вину этого человека!
–Да! – единый порыв, экстаз безумства, жадное желание напиться чужим страданием, вглядеться, впиться когтями в эту уже законченную жизнь.
–Вы знаете, что он предавал нас день за днём!
–Да!
–И мы не вправе простить его. Наши братья и сёстры гибли из-за его сговора, а он всё это время лишь желал удержать свою власть! Можем ли мы простить такое кощунство? Можем ли мы простить то, что человек, избранный нами пастырем, оказался слеп и алчен, и превратился в презренное ничто из-за собственного властолюбия?
Константин прикрыл глаза на мгновение, нужно было успокоить зрение от резкой смены полумрака на свет. Он хотел бы и оглохнуть сейчас. Он знал, что виноват и что заплатит однажды, но вот – пришёл срок, и платить по счету оказалось очень трудно. Но Константин дал себе клятву и пытался сдержать её.
Поэтому он открыл глаза и зрение, пообвыкнув, выхватило из череды лиц, женское лицо. Знакомое женское лицо. Делин?!
Да, это была она. В прошлом – серая невзрачная помощница уже ослабевшего и заплывшего жиром охотника, она очень хотела пробиться к верхам, хотела походить на брата – Клемента, который очень скоро выбился в ряды охотников, проявив таланты. Но у Делин проявились совсем другие способности, проявились тогда, когда она с другими охотниками шла по следу Рене и перебежчиков, шла по приказу Константина. Делин проявила себе безжалостной и затмила даже братца…
Потом попала в плен к вампиру Владу, но Рене освободил её из заточения, когда Влада убили, и она присягнула ему, узнав о подлостях Константина. Такой была официальная версия. Константин же знал, что всё было не совсем так.
Делин проявила себя не безжалостной, а откровенно и неоправданно жестокой. Безжалостной можно быть к врагу, но она проявила откровенную ненависть ко всем, кто предположительно мог знать или видеть перебежчиков. А это были мирные люди! Причём не самые плохие люди.
Но Делин шла по следу Абрахама, Рене, Базира и Стефании, и шла яростно. Потом был плен, и вампиры Влада пили из неё кровь, но так, чтобы она жила и успевала восстанавливаться. А потом было освобождение, только освобождение подарил ей не Рене, а те самые Базир, Стефания и Абрахам, за которыми Делин снова охотилась. Просто Рене сделал её героем, он привёл не только себя к власти, но и создал вокруг себя окружение из числа живых легенд, а для этого потребовалось лишь переписать несколько судеб…
Так Делин из безыдейной и беспринципной девушки стала той, кто боролся за истинную Церковь. Так трус-Ронове, который сначала был другом перебежчикам, а потом, прометавшись в попытке выгадать своё положение на более удобное, стоял теперь тут же, присягнув Рене, и охотился также за Абрахамом, которого когда-то крепко уважал; за Базиром, с которым когда-то был дружен; и за Стефанией, в которую когда-то был влюблён.
И Константин увидел Ронове. Увидел бледное лицо, любимое когда-то всеми в Церкви, обожаемое женщинами, но теперь изменившееся. Словно вся радость и вся сила оставили его, превратили в нечто слабое, в тень самого себя.
–Во имя Креста и Пламени, что посланы небом... – тон Рене сделался торжественным. Он давно ждал этой минуты, предвещал её наступление и вот оно – происходит!
Константин глубоко вздохнул, сжал зубы, чтобы не
