Я увидела, я просила, и теперь умоляю тебя позаботиться о себе. О своей душе. И, может быть, в посмертии, ты ещё простишь меня, и поймёшь…
Она моргнула и пропала. Абрахам даже вперёд бросился от неожиданности, затем отбежал назад, но тщетно – она не появлялась, испарилась, стала ли такой же молочной пустотой или не было её вовсе?!
Ответ пришёл снова из-за спины. Уже знакомый (наверное тот же) ангел сказал:
–Она здесь застряла. Вы, кажется, называете это чистилищем?
–Застряла? – Абрахам обернулся. – Но как? Почему? Что…
Он провёл рукою по лицу, пытаясь снять с лица усталость, пытаясь ненадолго успокоить зрение, которое так и не могло привыкнуть к отвратительной молочно-белой пустоте.
–Её не похоронили, – жёстко ответил ангел. – Её тело не упокоено. Оно предано земле наспех, но ни одной слезы над ним не пролито. Значит, что ей, как мне, и многим другим, блуждать здесь вечность, блуждать между смертью и посмертием.
Абрахам попытался сказать, что-то утешающее или же что-то разумное, но ангел прервал его попытку:
–Довольно! Вы здесь, дорогой друг, и без того слишком долго. Вам пора. Вы слышали – за вас просили, бог отозвался на её голос, уж не знаю почему – его воля, но ваша смерть далека. Боритесь! Сгиньте за идею, ибо ваша жертва наконец-то принята.
Ангел указал Абрахаму влево. Абрахам сделал шаг в сторону, но остановился, глянул на ангела с неуверенностью:
–Куда мне идти? И что делать? На чьей стороне оказаться?
У него не осталось собственных идей. У него не осталось собственной веры. Ему показали бессмысленность и в то же время наделили смыслом. Он понял, что неважна уже суть, важна лишь сама борьба. Потому что в борьбе и есть жизнь, та самая жизнь, которую Абрахам отдавал несколько раз в молитвах, в присягах, но всегда был уверен, что высшая сила его не слышит.
Услышала.
Для этого надо было лишь убить Стефанию. Переступить через свою жалость. Абрахам скорее бы по-настоящему умер, чем признался бы в том, что испытывал безумную жалость к девчонке, что запуталась, что вынудила его на своё убийство.
–Удобно, – одобрил ангел, – очень удобно ждать решения у других. Но нет, я тебе не скажу куда идти. Я скажу лишь, что самый лучший способ выбрать путь – идти туда, где есть те, кто в тебе нуждается.
Кто в Абрахаме нуждался? Его не выносили соученики. Его оставили давным-давно родители, он не обрёл друзей…
Обрёл. Просто потерял. Рене не был ему другом – это конечно. Про Ронове и вовсе вспоминать не хотелось. Стефанию он убил, чтобы та не ошиблась. Но остаётся одна душа, одно несчастное, насквозь замученное всеми их предательствами и обманами существо – Базир.
Базир, который сейчас на стороне погибшего Вильгельма, присоединившийся к тем отступникам, к которым шла Стефания в последний вечер своей жизни. Как же всё сложно. Но кто запутал это? Не бог, не церковники в общем, не Цитадель, а её представители. Каждый по отдельности, а не всей кутерьмой.
И Абрахам тоже был причастен к этому.
–Выбрал? – с насмешливым сочувствием спросил ангел. – Идли ещё подождать? Мне в общем-то всё равно. Тебе страдать…
–Выбрал, – твёрдо ответил Абрахам и даже кивнул.
И его тело снова настигла боль. Это была такая боль, от которой вся молочно-белая пустота расступилась, разорвалась уродливыми клочьями, заменилась чем-то кровавым и чёрным. Потянуло на какое-то мгновение заманчивой свежестью, затем свежесть изгнал запах гари, но миг-другой, и…
Абрахам куда-то упал. Боль отошла от его тела, оставила его лежать ничком на полу. На деревянном полу. Где-то, совсем близко, но словно бы сквозь толстый слой ваты кто-то вскрикнул:
–Ох ты ж…
Кто-то выругался, кто-то взвизгнул. А кто-то смутно знакомый и меланхоличный призвал всех к порядку. Затем зашагал очень твёрдо и решительно к Абрахаму, поднял его за волосы, заглянул в измученное, покрытое копотью лицо, вздохнул:
–Ко многому меня жизнь готовила, но не к такому. Я даже не знаю что сказать, Абрахам.
Глаза Абрахама привыкли к нормальному освещению, взгляд стал осмысленным, сосредоточился на незнакомце, наконец опознал его черты. Арман! Ближайший сторонник Вильгельма.
И…кто за его спиной? А самое главное, что за запах плывёт по комнате?!
Арман тоже ощутил запах, вскочил, выпуская Абрахама, забранился:
–Ну вот! Подгорела рисовая каша! Кто её теперь есть будет? Кто вас всех просил отвлекаться?
«Боже, как же ты жесток и груб…» – подумал Абрахам, прежде, чем потерять сознание.
21.
Казалось бы – ну упал человек из ниоткуда и упал. В конце концов, очень много историй этого мира начинаются именно с падения, чего же суету наводить?
Но весь штаб отступников забурлил. Известие разнеслось мгновенно. Во-первых, потому что это было падение не совсем человека, а мага. А во-вторых, слава у этого мага была тёмной.
Арман, конечно, попытался по долгу здравомыслия навести относительный порядок. Он не знал, откуда и с какими намерениями пожаловал к ним Абрахам, и до выяснения этого вопроса желал бы относительной тишины. И сначала Арман честно попытался эту самую тишину навести. Но не получилось – штаб не желал угомониться, всё более безумные слухи расползались по его углам, и это подтолкнуло Армана к более радикальным действиям: он попросту наорал, не особенно выбирая выражений на первых встречных, и посоветовал не упражнять ум слишком сложными задачами. Вильгельм бы такого, вне всяких сомнений, не одобрил. Но Вильгельма не было. Его насовсем не было. Был Арман. А у Армана была ответственность, которую он не очень-то желал.
Следующий шаг оказался проще – Абрахама – бессознательного и непредсказуемого перенесли в покои. Тщетны предположения, не подкреплённые ничем разумным. А что-то разумное можно было получить лишь после прихода Абрахама в сознание.
Арман пока не знал, как он относится к появлению Абрахама в такое время и в таком ошалелом виде. Здесь явно оказались замешаны высшие силы, но чего они желали? К чему вели? Играть с высшей силой, получать от неё порицание или похвалу Арман не любил – его устраивало, что высшая сила не вмешивается в дела земные. И тут – пожалуйста, получите доставку – Абрахам обыкновенный, из пустоты выпавший на пол во время вашего скромного обеда…
Тут было над чем подумать. Но Арман чувствовал, что явление Абрахама – это, скорее, благая весть, но в этом стоило убедиться. Всё упиралось в одну фигуру, и это походило на издевательство.
Но если Арман крепко размышлял, ожидая с затаённым предчувствием пробуждения Абрахама, то остальной штаб всё равно бурлил. Так, например, рыжеволосая, очень шумная Фло уверяла, что появление Абрахама – это ловушка от Цитадели:
–Он же нас нашёл! Он хочет сбить нас с пути. Я считаю, что его надо сковать цепями! – рассказывала она всем и каждому.
Донесли Арману. Он мрачно взглянул на доносчика, выругался и нагрузил, как бы случайно, Фло ещё большими делами:
–У нас битва на носу, если есть время болтать, пусть будет время и на помощь целителям.
Фло была нейтрализована, но шёпотом её мысли, в той или иной степени, порою искажённые, блуждали по коридорам, тревожа Армана. И не нужно было ждать дней и недель – слухи оказались быстрее любого известного вещества, и растеклись по всему штабу меньше, чем за час.
Другие, как, например, Минира, были уверены, что Абрахам пришёл за искуплением. Минира могла разочароваться в Церквях и в Кресте, но в её душе уже отпечаталось что-то , навечно связывающее Миниру с мыслью о поиске искупления для всех.
–Он хочет смыть грехи. Он понял, что наша борьба справедлива! – Минира не молилась давно, но в эти секунды её лицо как будто бы освещалось благословением света.
Арману донесли и об этом. Он подумал, и решил Миниру не наказывать – слух был полезный, и даже если Абрахам по-прежнему им всем враг, или не до конца друг – лучше не знать об этом всем подряд, как не знать о том, что в их штаб есть доступ.
Оборотень Уэтт был настроен мрачнее прежнего. Отсутствие вампира Марека, посланного на опасное задание, давало о себе знать. Эти двое насмешничали друг над другом, часто даже совсем не беззлобно, но именно эти насмешки сложили между ними определённую дружбу, и теперь, когда судьба Марека была туманна, Уэтт сам стал мрачнее и злобнее. Уэтту всё казалось происком зла и предвестием мрачности, поэтому и об Абрахаме он высказался соответствующе:
–Предатель устал метаться!
Арман, когда ему донесли и об этом, вздохнул, и также нагрузил Уэтта множеством полезной работы, чтобы оборотню некогда было думать, и, уж тем более высказываться.
Если для одних появление Абрахама было знаком блага, для других – поводом к размышлению, для третьих – уверенностью, что всё пропало или близко к этому, то были и те, кого появление Абрахама потрясло ещё больше.
Так Рене – нынешний глава Церкви Святого Сердца, самой большой по численности и власти среди церковников, в прошлом – соратник Абрахама и предатель этого же Абрахама, прибывший так неудачно для переговоров о грядущей войне с Цитаделью – занервничал.
Рене слишком хорошо знал Абрахама и понимал, что не в природе мага-фанатика забывать о прошлых обидах. Он припомнит. Обязательно припомнит, а припомнив – явит кару.
Рене так испугался, что даже подумывал об отступлении в Церковь. Но всё-таки взял себя в руки: отсутствуя, он мог потерять ещё больше. Он мог потерять информацию, а Рене скорее бы предпочёл потерять левую руку, чем такой важный источник.
В конце концов, изощрённый ум Рене победил панику, и бывший цепной пёс владык павшей Церкви Животворящего Креста решил искать помощи у недавних своих друзей. Те, надо заметить, выглядели так, словно очень нуждались в чьей-то дружбе.
Ронове, узнав о появлении Абрахама, которого сам считал уже сгинувшем, даже протрезвел. У него тоже было в чём виниться перед магом и недавним соратником, слишком много трусости и предательства наблюдал Абрахам от Ронове. К тому же Ронове чуял, ещё не до конца пропитым инстинктом охотника чуял, что Абрахам припомнит ему и за Стефанию: либо за то, что не сберёг её, либо, что ещё хуже – за то, что спекулировал на её имени.
Ронове очень боялся неизбежной встречи с Абрахамом, и ощущал себя загнанным в клетку. Он пытался понять, как же это произошло, ведь всё, кажется, наладилось, и даже история с девчонкой Еленой С. уже подзабыта в стенах штаба! Ан нет, не было тебе, Ронове, покоя и уже не будет!
Что касается Базира – тот переживал глубокую внутреннюю драму. Его мир рушился вокруг раз за разом и не было никакой возможности это предотвратить. Базир уже не верил ни во что и никому. Он очень похудел, под глазами залегли уродливые болезненные тени, снов не было – была лишь бесконечная серая липкая муть, напоминавшая бесконечную паутину. Базир держался за счёт работы, и за счёт поддержки вокруг себя, и появление Абрахама – ещё такое неожиданное – выбило всё, что оставалось в Базире.
Рене решил действовать. Он начал с Ронове, как с более слабого. Расчёт был сухой: за это время Базир успеет ещё известись и станет более податливым и лояльным к Рене. Ронове же был слабее и покорнее, и трусливее.
Рене выловил Ронове в проулках коридора и жестом пригласил пройтись вокруг здания. Ронове от такой наглости и от собственного испуга послушался и выскользнул
