Чайки – велоцирапторы, раскормленные туристами, ждали хлеба и орали прямо в ухо. Совести у стамбульских чаек не было в принципе. Синие воды Босфора загипнотизировали меня. Что я должен был сделать? Куда идти? Босфор обладал всеми тайнами мира, многие могли бы позавидовать его древней силе и спокойствию. Что-то как будто ныло внутри меня, не давало надолго застыть в одном месте. Моя миссия. Любой обычный человек сказал бы, что моя кукушечка поехала, что никаких сигналов не будет, ни от светлых, ни от темных, что я- идиот, ждущий непонятно чего уже который день в этом золотом осеннем Константинополе. Мне было по фиг на таких. Таскающих свое физическое тело как саркофаг по грешной земле с полностью мертвой душой внутри. Ни разу не исповеданной, ни разу не причастившейся, погрязшей в грязи душой. Мне было все равно. Я не был святым, но свою душу я ежедневно вытряхивал и чистил молитвой. Да, может, не так уж тщательно. Да, может быть, не до конца вычищал. Я знал, что был несовершенен и бегал, как огня, нового греха. Пусть это не всегда удавалось, но мне не приходило в голову, увидев грязную лужу, прийти и лечь в нее. Да, я мог, стараясь перейти ее по перекинутой через неё доске, потерять равновесие и упасть. Но намеренно прийти и лечь в грязь – этого я никогда не позволял себе. А некоторые делали это регулярно. Хвала долготерпению и милосердию Всевышнего, если бы нас судили сразу по совершении греха, мы бы все были растерты на месте в космическую пыль. И даже мокрого пятна бы не оставалось. Ад бы был переполнен. Но этого не случалось – небо было долготерпеливо, оно молча взирало на наши грехи и десятилетиями ждало раскаянья.
38 глава
Я знал, что мне нужно выполнить свою миссию в этом городе, как бы трудно и страшно мне не было, и только после этого я смогу вернуться к себе домой. Надо быть скромным, надо тихо делать свое дело, и тогда у нас все получится. Иерусалимский храм не был построен за один день. Для всего нужно иметь терпение. Итак, та энергия, что я почувствовал в Галатской башне, должна зацепиться за шпиль Девичьей башни и закрыть мощным потоком света тот район, что мне показали. Опять туристы оттеснили меня от перил смотровой площадки, я вернулся в нижний маленький ресторанчик, уже пустой, не удержался и заказал себе кофе. Был, как ни странно, выбор американских видов кофе – все-таки музей ориентировался на иностранных туристов. Я взял латте и утонул в нежной пенке. Захотелось просто раствориться в ней, забыть то, зачем я здесь, забыть об опасности 24/7 висящей над моей головой, забыть…Нет, там дальше был обет Богу, вот его-то забыть точно не удастся. Мужайся, солдат, мужайся. Крест невозможно снять, это с него, наоборот, снимают. Уже после смерти. Мне надо было дотащить свой крест до конца и не ныть. Я и не ныл, старался изо всех сил. Но, бывало, непрошеные жалостливые мысли нет-нет, да и посещали меня. Мокрой тряпкой их надо отгонять, как жадных и прожорливых чаек – велоцирапторов. Такие жалостливые мысли жрут вашу защиту, любой ропот на обстоятельства жизни убивает «на ура» вашу защиту от Бога. Вы же не будете спокойно смотреть как чайка – велоцираптор нагло жрет ваш бутерброд прямо из руки, стоит вам на секунду отвернуться? Вы же, как минимум, заорете, как максимум, отмахнетесь от нее, правда? Так и тут, унылые мысли - жалейки нужно отгонять. Отгонять бодро, весело, с размахом. Иначе съедять, как миленькие, съедять. Я допил свой латте и бодрой походкой пошел к катеру. Одно но: я почувствовал, как за мной тянется светлый энергетический след. Иголочка побывала в нужном месте, ниточка вставлена в ушко, стежок сделан. Наконец, я почувствовал удовлетворение, как собака, которая после долгих поисков, наконец, нашла след. Я был воодушевлен, поэтому не сразу заметил злые взгляды туристов на нашем маленьком кораблике, плывущем к берегам Босфора. Их взгляды кололи меня, как кортики, я ничего не понимал – ведь я не успел сделать ничего плохого. А потом разом как понял, как понял. Если темные сверлят меня взглядами, значит, я на верном пути. Это 100%. Кораблик был переполнен темными, это было очевидно. Злоба, нечеловеческая злоба переполняла корабль. Я был как офигевший встрепанный воробей посреди сборища ястребов-стервятников. Как бы нам не потонуть тут с вашей бесконечной злобой в синих водах Босфора? Как бы мне так выйти на берег после посадки и запутать следы, чтобы они за мной не увязались к этому светлому квардрату? Как бы мне так сделать, чтобы для них исчезнуть разом, как только моя нога ступит на берег? Я начал молиться, я молился так, что почувствовал, что у меня горит все тело, я хотел быть услышанным, я был близок к разгадке, как никогда, и я молил о защите. Дойти во что бы то ни стало до квадрата, иголка должна сделать еще один стежок. И я сделал это. Я ступил на берег и очень быстро побежал до торгового центра. Я почувствовал спиной, как темные кинулись за мной, но потом стремительно откачнулись назад, как если бы кто-то огромный их держал на крепком поводке и резко скомандовал « к ноге». Я бежал так, что ветер свистел у меня в ушах. Я разом вспомнил все уроки физкультуры, прогулянные мной в школе, все разы, когда я пропускал спортзал, валяясь на диване и все булки и бутерброды, сожранные после… не то, что после шести вечера, а даже после полуночи: я припомнил себе все. Я вбежал в торговую галерею, отдышка валила меня с ног. Я был красный как рак, задыхающийся как тюлень. Нелегко бегать от темных бесплотных существ, которые во время этого сумасшедшего бега вполне могут спокойненько сидеть у меня на носу. Но сейчас я чувствовал, что оторвался. Правда, было абсолютно непонятно, надолго ли. Я сделал вид, что внимательно рассматриваю витрины, а сам косился по сторонам. Я не очень понимал, почему, но я собрал на себе все взгляды. Посмотрел в витрину – ничего особенного, одет, как все туристы. Ну, может отдышка, красные щеки и сумасшедший взгляд, но по одежде фиг отличишь от остальных. В чем же было дело? И тут меня осенило: моя «ниточка», мой светлый энергетический след, привязанный ко мне, может и не был виден глазами, но очень хорошо чувствовался и заставлял окружающих пялиться на меня. Это можно было пережить, а вот что пережить было сложновато, так это заставить себя снова выйти на улицу, чтобы искать тот квадрат. Остановка в торговой галерее была передышкой, не больше, и хотя столики кафе призывали меня взять чашечку кофе и славно посидеть, почиллить, я знал, что дело- прежде всего. Я рвался к этому квадрату, там должна быть Битва, я там нужен как сосуд для передачи энергии для наших. Какого фига я еще делаю здесь, когда я уже должен быть там?!
39 глава
Я вышел на улицу, как космонавт в открытый космос: было очень страшно. Но я был должен найти это место. Наконец, движуха началась и завеса приоткрыла тайну: то, ради чего я приехал сюда. Наконец-то все не зря. Я восславил Господа за то, что все началось, и встал, оглядываясь, в арке у входа. Все складывалось как нельзя лучше – я не видел и не чувствовал темных. Я пошел максимально бодрой походкой вверх по улице и даже задумался о том, чтобы взять такси. Небо Стамбула внимательно смотрело на одного дерзкого светлого, который в одиночку решил победить войско темных. Для этого он, разумеется, каждый день выпивал по литру турецкого кофе со жмыхом, жрал симиты и каштаны и обзывал стамбульских чаек. Это ли не путь к победе? Максимально гениальный путь. Я свернул в какой-то узенький переулок, прошел мимо протянутого поперек всей улицы постиранного белья и увидел шкафчик с хлебом для бедных. Большие батоны были аккуратно выложены во вместительный голубого цвета шкафчик. Если ты беден, ты всегда из таких шкафчиков, расставленных по всему Стамбулу, можешь взять хлеб и не умереть с голоду. Я зауважал турок еще больше. Почему мы не можем сделать такие шкафчики в России? Что нас останавливает? Разве мы не широкая душа? Я знал, что в некоторых магазинах были полки, где можно было взять бесплатно хлеб бедным, но их было не много, так, в качестве исключения. Но чтобы стояли шкафчики на улицах и ждали своего голодного бедолагу, который шел к бы к ним, как за спасением – нет, такого я не видел. Уличные фонтанчики, шкафы с хлебом и неизменно глубокая и всепоглощающая любовь к кошкам – стамбульцев было за что уважать. Когда, наконец, люди поймут, что любовь – единственное, ради чего стоит терпеть эту планету. А Любовь к Богу – единственное, ради чего вообще стоило родиться. Я вырулил из странного переулка, в который я зашел, обновленным. Это то же самое, как после длинного и выматывающего рабочего дня посмотреть ролик, как освобождают лису из капкана, и как она убегает, убегает стремительно, а потом оглядывается, резко останавливается на несколько секунд и смотрит на освободителей, как бы благодаря. И снова радостно убегает. И ты слышишь ликующие крики за камерой: «Она поблагодарила нас?! Она сказала нам «спасибо»!» И вот ты чувствуешь, как твои силы возвращаются. И ты снова на что-то готов и на что-то годен. Хлеба для бедных в голубых шкафах вдохновили меня. Не все потеряно. Мы еще поборемся с этими тварями. Победа будет за нами! Я выскочил из переулка, полный сил. За мной тянулась моя светлая ниточка, иголка же была бешеной и полной энергии. Я найду этот квадрат, я буду там точно в срок, я помогу нашим! Наверное, темные потешались надо мной, скорее всего, я выглядел как самоуверенный недотепа, который вообразил, что может спасти Вселенную, но у меня был мой маленький кинжал, и там, на небе, знали, что я буду сражаться до последней капли крови. Иногда решимость стоит целой армии врагов. Решимость заменяет смелость и отвагу, она равновесит как мужество и геройство. Я был решителен, земля горела под моими ногами, мне было все равно, кто и что про меня думает. Светлый с маленьким кинжалом, сражающийся в одиночку, но очень решительно, стоит всех его темных врагов. Я очутился снова на бывшем ипподроме и посмотрел на змей внутренним взором. Вот жеж «Тебе, бабушка и Юрьев день»(с) – Битва должна была быть здесь! Здесь и был тот самый квадрат, указанный из Галатской башни. Я посмотрел внутренним взором на мой след: отлично, он протянулся от шпиля Галатской башни через шпиль Девичьей и сейчас притянулся к этой площади и стоял ровным светлым путем за мной. Осталось только зацепить здесь часть энергии и вернуться к Галатской, чтобы завершить треугольник. Единственное, я не очень понимал, где все светлые. И тут я понял, что Битва не состоится на земле. Она будет в воздухе. Над ипподромом на несколько метров над землей была поднята белая, невидимая обычным глазом, платформа. И на ней и над ней уже было несколько ангелов, архангелов и часть войска светлых. Как только я увидел архангелов, так мои коленки подкосились и я сел на скамеечку, как старик. Нет, все-таки слаб человек, не можем мы выдерживать такое количество Света. С архангелами могут спокойно беседовать только святые, любой, даже самый чистый и светлый человек, просто не может выдержать нетварного райского света, ими излучаемого. Я смотрел на высокие, размером с двухэтажный дом, крылья архангелов, на их золотые перья, на огненное сияние, исходившее от их ликов, и понимал,
