Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая

предложить, а потом и любовь необъятную и неописуемую, - он точно ещё не решил. В его молодой жизни это был очень серьёзный и крайне-ответственный шаг, для которого силы были нужны, много-много сил; шаг, на который надо было внутренне очень хорошо настроиться…

3

Первую сентябрьскую неделю после приезда в Москву безмерно-счастливый Кремнёв твёрдо решил пока не тревожить Мезенцеву своим вниманием и разговором - решил прежде уладить все личные и неотложные дела, которых за лето накопилось горы. Ему надо было и на факультет сходить - узнать там последние новости в Учебной части и расписание занятий до декабря, - с дружками по группе и стройотряду увидеться, и каждому уделить толику времени и частицу внутреннего тепла.
С Панфёровым Игорем Константиновичем тоже надо было встретиться, не тянуть, который в сентябре приболел и в Университете не появлялся… Пришлось Максиму домой к нему ехать с визитом 10-го сентября, предварительно договорившись по телефону, - получать указания по диплому и практике на квартире. Там они всё обсудили дотошно, в деталях, что им обоим в последний учебный год сделать предстоит, чтобы в грязь лицом не ударить, все точки над “i” расставили, определили сроки.
Про аспирантуру Панфёров ещё раз ученика спросил, про которую уже спрашивал Кремнёва весной 4-го курса, но мельком. И Максим вторично и твёрдо ответил учителю, прямо глядя тому в глаза, что учиться дальше не собирается - зачем? Вопрос этот, дескать, давно решённый… Подумав, он поподробнее объяснил саркастически усмехнувшемуся Игорю Константиновичу своё категорическое нежелание: что тошно будет ему ещё три года болтаться на факультете этаким великовозрастным дурачком, в читалках сутками париться и штаны протирать, мусолить там скучные, пустопорожние книги, не имея перед глазами достойной стратегической цели, которая б вдохновляла и подстёгивала его на научные подвиги и свершения. Кандидатская диссертация, которую он в конце концов защитит, уйму времени, сил и здоровья потратив, радости ему не доставит ни сколько, и праздником сердца не станет, увы. Потому что будет бредовой и никому не нужной уже изначально, смехотворной, подлой и лживой насквозь, - как и всё то, в целом, что издаётся и контролируется профессиональными дельцами-историками, советскими академиками и профессорами, услужливыми холуями Сиона. А путного и полезного, по-настоящему стоящего и разумного ему ничего не дадут написать, не позволят в науке новое СЛОВО произнести, новую КОНЦЕПЦИЮ выдвинуть, основанную на фактах, логике и здравом смысле! Про это даже и мечтать нечего, по-детски гадать-фантазировать, воду в ступе толочь! Такую новаторскую работу в два счёта зарубят на кафедре седовласые дяди-руководители, дружно объявят ересью и ерундой, историческим хулиганством! Да ещё и по ушам нахлопают за строптивость и за гордыню автору, за желание выбраться из колеи, за рамки очерченного и дозволенного… Ну и зачем, стало быть, учёных “гусей дразнить”, напрасно переводить время, попусту тратить энергию и бумагу?! Чтобы под старость слепить из себя потешного “светилу исторической мысли”; понимай - очередного псевдоучёного клоуна-пустозвона, которыми и так все институты и университеты страны под завязку забиты, как вонючими и мерзкими клопами старые дедовские штаны?!...

4

Панфёров не стал Кремнёва в обратном переубеждать - ведь подобные крамольные мысли у молодого студента сложились и под его непосредственным воздействием тоже: чего уж греха таить! Это ведь он, доцент МГУ, два прошлых учебных года настойчиво внушал Максиму, что у России-матушки собственной Истории нет, написанной русскими патриотами. Точнее, она есть, да ещё какая! - древняя, славная и героическая!!! - но лежит под спудом, спрятана глубоко-глубоко и не предназначена для широкого пользования - только для избранных и посвящённых, для особо продвинутых специалистов-эзотериков и конспирологов. А то, что преподают-преподносят массам в школах, гимназиях и институтах с Романовских подлых времён, чем доверху забиты полки книжных магазинов, хранилищ и библиотек, теперь уже и советских, анти-романовских якобы, - то является ЛОЖЬЮ И БРЕДОМ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМ МУСОРОМ, ГНИЛЬЮ, ОТСТОЕМ, ДУХОВНОЙ ПРАКАЗОЙ. Или же - чистой дезинформацией и профанацией, вражеской пропагандой, если помягче и покультурнее про то сказать, интеллектуальной жвачкой, которую чем больше жуёшь - тем тоскливее и противней становится!...

Он же, Панфёров Игорь Константинович, во время прошлых домашних бесед с жаром рассказывал приезжавшему в гости Кремнёву и про русскую этнографическую матрицу - и достаточно много. Её, по злой насмешке Судьбы, всё те же немцы в России соорудили, после Петра I тотально хозяйничавшие на нашей Святой земле. Панфёров учил любознательного студента у себя на квартире, что начала формироваться сия лукавая матрица в первой половине 19-го века, когда придворный историк-словоблуд Карамзин, любитель исторических анекдотов и басен, уже вовсю гремел в Петербурге со своей «Историей государства Российского», собирал обильный хвалебный и финансовый урожай. Презентовалась же этнографическая матрица образованной публике в середине 19-го века, и на неё обязаны были ссылаться впоследствии все русские и советские этнографы, в обозначенных ею рамках работать.
Хорошо были известны и сами творцы российской этнографии. Первым в списке стоит здесь барон Фридрих Вильгельм Генрих Александр фон Гумбольдт (1769 - 1859) - выдающийся немецкий географ, натуралист и путешественник, один из основателей географии как самостоятельной науки; младший брат другого выдающегося учёного-этнографа Германии и Европы в целом - Вильгельма фон Гумбольдта. Научные интересы Александра Гумбольдта были необычайно разнообразны и широки. Своей главной задачей по жизни он считал «постижение природы как целого и сбор свидетельств о взаимодействии природных сил»; за широту научных интересов современники даже прозвали его Аристотелем 19-го века. Был он членом Берлинской, Прусской и Баварской академий наук; а также почётным членом Петербургской академии наук (1818).
Долгие годы А.Гумбольдт состоял в дружеской переписке с графом Канкриным, министром финансов Российской империи, который и уговорил в итоге учёного немца совершить ознакомительную поездку по России «в интересах науки и страны». Пообещал щедро оплатить её из Казны: возможности у него такие были. Предложение было столь заманчиво, вероятно, что расчётливый немец не смог отказаться.
12 апреля 1829 года А.Гумбольдт со спутниками Густавом Розе и Христианом Готфридом Эренбергом покинули Берлин, а 1 мая они были уже в Петербурге. Издержки на проезд им щедро оплатило русское правительство, как и само дальнейшее путешествие. «Ещё в Берлине Гумбольдт получил вексель на 1 200 червонцев, а в Петербурге - 20 тысяч рублей. Всюду были заранее подготовлены экипажи, квартиры, лошади; в проводники Гумбольдту был назначен чиновник горного департамента Меншенин, владевший немецким и французским языками; в опасных местах на азиатской границе путешественников должен был сопровождать конвой…»
В итоге, Гумбольдт с товарищами много где успел побывать за полгода казённого путешествия по России и много чего увидеть. Он познакомился с Волгой и большинством крупных её городов от Нижнего Новгорода до Астрахани, объехал практически весь Урал, захватил большую часть Сибири и современного Казахстана, пышно отметил своё 60-летие в Миассе и даже успел совершить небольшую прогулку по Каспийскому морю.
На обратном пути Гумбольдт побывал в Московском университете, где ему была устроена торжественная встреча. 13 ноября 1829 года участники экспедиции вернулись в Санкт-Петербург.
Несмотря на скоротечность поездки, она была весьма продуктивной: её результаты были отражены в трёхтомном труде «Центральная Азия», который и стал фундаментом современной российской этнографии…

5

Вторым творцом российской этнографической матрицы - как это узнал студент-Кремнёв из рассказов Панфёрова - считается барон Август фон Гакстгаузен (1792 - 1866) - прусский чиновник, экономист, специалист по аграрным вопросам.
Его в гостеприимную и хлебосольную Россию заманил российский посол в Берлине и по совместительству закадычный друг Августа, П.К.Мейендорф, сообщивший однажды в письме о его несомненных научно-исследовательских способностях графу П.Д.Киселёву, в ту пору министру Госимуществ. Одновременно посол высказал министру идею, что неплохо было бы организовать путешествие барона по России за казённый счёт с целью изучения быта и нравов народов, населяющих империю, а также для оценки реальной жизни крепостных крестьян, их имущественных и юридических отношений с помещиками, - во благо России и Пруссии, разумеется. Киселёв доложил императору о предложении посла. Николай I, в ту пору уже активно готовивший в тайных комиссиях и комитетах приказы и постановления для отмены Крепостного права, дал согласие и выделил необходимые средства на нужды Гакстгаузена. Счастливый барон примчался в Петербург быстрее ветра.
В апреле 1843 года Август Гакстгаузен, снабжённый деньгами и людьми, покинул северную столицу... Полгода длилось его путешествие по провинциям Российской Державы в сопровождении его помощника Генриха Козегартена, а также молодого переводчика Адеркаса, любезно предоставленного барону императором Николаем. Адеркасу было строго предписано оказывать прусскому путешественнику всякое содействие в его учёных изысканиях и препятствий не чинить… За время своей поездки учёный немец посетил многие районы Центральной России, Украины, Поволжья и Кавказа. Весной 1844 года Август фон Гакстгаузен вернулся в Германию.
Результатом той поездки в Россию явился его капитальный труд «Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России» в трех томах, получивший признание и одобрение как со стороны славянофилов, так и со стороны народников. Российские «западники же всячески критиковали его взгляды за чрезмерный монархизм и “реакционность”, - однако, признавали ценность фактов, содержащихся в работах учёного…»

6

Третьим в списке российских пионеров-творцов-этнографов обычно называют Петра Ивановича Кёппена (1793 - 1864) - русского учёного-исследователя немецкого происхождения, родившегося в Харькове в семье врача. Им был немец из Касселя, доктор старейшего в Европе Магдебургского университета, приглашённый в Россию в 1786 году Екатериной II и получивший в заведование больницы Харькова и все медицинские учреждения Харьковской губернии.
П.И.Кёппен отметился трудами по истории, географии, этнографии, демографии и статистике. Был членом-корреспондентом (1826), адъюнктом по статистике (1837), экстраординарным академиком (1839), ординарным академиком (1843) Петербургской академии наук; а также действительным статским советником (1849).
В 1827 году Кёппен впервые издал Фрейзингенские отрывки - древнейший текст на славянском языке, записанный латиницей. В 1829 - 1834 годах он проживал в Крыму, где занимался сбором материалов по географии и истории полуострова. По результатам изысканий в