Азазель, в общем-то, привык к постоянным и внезапным подаркам от низших демонов, что желали подлизаться к нему. Это было неизбежно – для них Азазель был другом Люцифера, ближайшим и вернейшим его соратником – могучим и знатным демоном.
Подарки были привычные, но чаще всего они носили вычурный, очень уж явный характер: то золотых нитей наплетут, то алмазами имя его выложат полное, то в шёлковом ковре деву из людского мира притащат…
На всё это Азазель реагировал равнодушно: нити скидывал на пол, алмазы шли в мусорку (кому надо – достанут и там), а очумевшая живая дева возвращалась в мир живых, и там уже от неё зависело за сон она примет своё путешествие в Подземное Царство или за явь.
Но сегодня было совсем не так. Азазель вошёл в свои покои как всегда стремительно и быстро – в Подземном Царстве он чувствовал себя по-настоящему спокойным только здесь, за плотной дверью, что сторожили два демона низшего ранга.
Ворвавшись в свои покои, Азазель скинул плащ, принялся разбирать бумаги и только сейчас увидел подарок, который, в отличие от многих своих предшественников, был аккуратно спрятан, не бросился в глаза, но при этом и был настоящим воплощением роскоши.
Заинтригованный Азазель раскрыл маленькое изящное серебряное блюдо, притаившееся среди бумаг, незамеченное им сразу же при первом взгляде, и на него пахнуло медовым ароматом. Содержимое же оказалось ещё более привлекательным на вид: в золотистом пахучем меду поблёскивали боками орешки. Азазель, не примериваясь, не особенно вглядываясь, заметил сразу же, и фундук, и миндаль, и кедровый орех…
Азазель усмехнулся, коснулся пальцем золотистого тягучего мёда, понюхал – настоящий. И впрямь – роскошь! В Подземном Царстве легко достать и блудников с блудницами, и вина, и яства, да только вкус их ненастоящий. Кому-то из обитателей Подземного удаётся не замечать этого и наслаждаться даже тем, что есть, а кому-то лишь иногда удаётся удивиться тому, что вино не пьянит, а еда не насыщает. А Азазелю не повезло совсем: как и любому демону из высшего порядка, ему было даровано знание о фальшивости и еды, и вина. Конечно, его положение позволяло ему питаться настоящим и дорогим, но этот дар – это серебряное блюдо с такой же настоящей едой – это всё равно было неожиданной роскошью, ведь Азазель не заказывал себе ничего подобного, не желая разбаловаться и потерять ещё и это удовольствие.
Подарок! От кого-то, кто богат, кто может себе позволить доставку еды из людского мира, и кто-то, кто нуждается в Азазеле.
Невольно он оживился, и хотел даже подняться, выйти к стражникам, чтобы спросить, кто и когда заходил к нему, но тут его остановил голос Люцифера – в последнее время он не вызывал к себе Азазеля каждый раз, когда хотел с ним поговорить, он призывал силу и Азазель, где бы не находился, слышал его.
И сейчас:
–Азазель, бери пергамент и перо, есть письмо!
Азазель вздрогнул – ничего не мог с собою поделать, хотя, казалось бы, надо привыкнуть к Люциферу с его внезапным желанием поговорить, или, вернее – отдать приказ.
Прошли те дни, когда они были ангелами примерно одинаковой силы, стояли в одном ряду, облачались в доспехи одного цвета и ранга, прошли безвозвратно! Сегодня они друзья – так умиляются ещё ангелы и всё Небесное, веруя в то, что Подземное может хранить дружбы, но Азазель знает правду.
Горькую правду, и от этого ещё более яростную в своей правде: он при Люцифере как напоминание о том, чего Люцифер достиг. Они были равными, но теперь Люцифер возвысился, а Азазель остался почти прежним, сильным, но по сравнению с ним – в проигрыше. И Люцифер держит его подле себя, чтобы видеть яснее свои достижения. И сам же страдает от этого, потому что Азазель напоминает ему не только о возвышении, но и о тех минутах, когда Люцифер сам себе казался ничтожным, когда проиграл Владыке, когда был сброшен…
Азазель знал, прекрасно знал и не думал даже уверовать в иллюзию, что между ними всё так, как прежде. Просто Люцифер пока не знает: несёт ему Азазель больше утешения или огорчения? Но однажды он определится, и Азазель примет это волю, любую волю, без ропота и малейшего сожаления – нельзя противостоять тому, кто был другом, и кто стал господином.
–Письмо будет к архистратигу, – продолжил бесплотный голос Люцифера и осёкся: – чего ухмыляемся?
Азазель не заметил, как усмешка искривила его губы, и спохватился слишком поздно. Не желая выдать искренних мыслей, которые Люцифер мог бы, при желании, без труда прочесть и сам, отозвался:
–Да подарок нашёл. Орехи в меду. Настоящие.
–Потрясающе…– с непередаваемым издевательством отозвался Люцифер.
–Правда! – заверил Азазель, как будто бы Люциферу было важно.
–Не отрава? – продолжал издеваться тот. – Тебе вреда не будет, но побегать с отравлением по нашим лазаретам…
–Не думаю, – Азазелю стало немного обидно за такое пренебрежение к себе. В конце концов, он столькими ядами уже был отравлен! Уж учует!
–И кто сей благодетель? – теперь в голосе Люцифера послышались лёгкие нотки заинтересованности.
–Пока не знаю, – признался Азазель.
–И на что я держу твою охрану?! – вздохнул Люцифер и затих. Азазель подождал для порядка немного, затем позвал:
–Люцифер? Мой князь?
Тишина. Люцифер потерял интерес или переключился на что-то другое, оставив Азазеля на полуслове. Ну и ладно!
***
Выяснить дарителя оказалось очень легко. Охрана не видела никого и ничего подозрительного, но Азазель и не рассчитывал: если ему сразу не сказали о том, что к нему входили, значит, не видели.
Однако немногие могли позволить себе такой дар. Не у всех есть привилегия. Дальше – проще. Азазель опросил наблюдателей и один из них тотчас сообщил, кто и когда доставил орехи и мёд для Подземного Царства, дальше – для кого.
И вот тут ответ Азазеля огорошил: за этим подарком стояла Лилит!
Лилит – из рода людского, сотворённая Владыкой, поднявшаяся против своего мужа – такого же человека – Адама, не покорившаяся ему, проклятая и сброшенная из Эдема в самую тьму, ныне – безумная демоница высшего порядка!
Но тут надо кое-что отметить. Азазель, Асмодей, Маал, Вассаго, Абигор и прочие – принадлежали к высшему порядку, и были до падения ангелами и архангелами. А Лилит, хоть и принадлежала к ним же, всё-таки, была формально высшей. Её людское происхождение не позволяло знати с нею считаться. С ней считалась мелочь, не понимавшая ещё тонкостей Подземного Царства и не научившаяся подражать своим хозяевам. Лилит была слаба в своей позиции, это был тот редкий случай, когда сила не решала, а решало происхождение.
–Её создали человеком, а значит, она несовершенна! И ни одно проклятие Владыки этого не изменит, – таков был общий вердикт в её сторону, и Лилит, обретавшая силу в своём отчаянии, оказывалась во всё большем одиночестве. Иногда её заступничества искали, но только если не было иного выхода. Она была противоречива: приступы безумства и ненависти сменялись приступами милосердия и сострадания. Это Лилит душила младенцев людского мира в их колыбелях, потому что по проклятию не могла иметь своих; и это именно Лилит могла защитить роженицу от смерти и плод от чумы.
Что ей взбредёт в голову? На что она обрушится? Кого пожалеет? Нестабильная, презираемая, одинокая – она жалела о своём одиночестве и сделала своей специализацией матерей и детей. Она то карала их, то спасала. Её иногда приходилось одёргивать, а иногда можно было и позволить ей, что называется «порезвиться».
И вот это существо, к которому Азазель не испытывал ничего, искало, без сомнения, внимания Азазеля.
Азазель мог легко проигнорировать это. Мог даже пожаловаться на поведение демоницы, что зарвалась, раз решила искать дружбы с самим Азазелем! Мог насмешничать – возможность выбирать и повела его за Люцифером в день бунта, и сейчас, как и каждый день после него – он оставался открыт для выбора.
Поэтому Азазель поступил так, как считал нужным поступить: он не стал играть в игрища, не стал разгадывать загадку, а пошёл в покои Лилит, вызвал её через перепуганную служанку и спросил:
–Чего хотела?
Лилит даже не отпиралась. Она смотрела воспалёнными красными глазами на Азазеля так, словно от него зависело что-то очень важное, и молчала, не решаясь сказать.
–Оглохла? – поинтересовался Азазель.
Лилит помотала головой, и чёрные тяжёлые пряди волос разлетелись по её плечам от движения словно змеи.
–Не гневись, – голос её был низким, грудным. В мире людей она могла бы быть красавицей, если бы не эти красные воспалённые глаза и не мертвенно-бледная кожа, которая ныне на свету покрывалась мелкими рядами змеиных чешуек. – Не гневись, темнейший!
–Говори, мне некогда, – поторопил Азазель, с удивлением ловя себя на том, что говорить с Лилит ему почему-то совсем не отвратительно.
–Темнейший, я хочу…– она занервничала ещё больше, закусила тонкие губы, затеребила край платья длинными белыми пальцами, – устрой мне встречу с Ним!
И обмерла, поражённая своей смелостью.
–С Люцифером? – невинно поинтересовался Азазель, и, не выдержав, усмехнулся: – ничего больше не хочешь?
Он развернулся, собираясь уйти, но Лилит вцепилась в его руку с отчаянием. Её узкие длинные пальцы оказались холодными и сильными, Азазель мог бы её стряхнуть или швырнуть в стену так, что от неё ничего бы не осталось, но почему-то вместо этого обернулся.
–Выслушай! – молила Лилит. Её голос срывался от подступающих рыданий. Азазель их не выносил, и ему казалось, что Лилит это знает, от того и сдерживает рыдания. – Выслушай! Я знаю, что я никто и не нужна. Что каждый из вас считает меня ниже себя. Я не ропщу! Нет! я не ропщу! Я служу господину моему, Светоносному Князю, служу его воле, его мудрости…
–Что надо? – Азазель прервал этот поток, грубо высвобождаясь из её хватки. – Клянусь тьмой, если ты не выложишь причину прямо сейчас, я подам жалобу на тебя!
Лилит осеклась. Она заставила себя остановиться и стала из человека демоном, собралась с духом, сказала как можно твёрже:
–Я хочу просить его о том, чтобы он отдал мне мальчика.
Азазель скривился:
–Из-за этого беспокоить Светоносного? Женщина, ты бы закрывала покои, тебе сквозняк вреден!
–Мальчика, – повторила Лилит, и вдруг щёлкнула пальцами. Из её пальцев выскользнуло сизое облачко, которое обратилось в сферу, посветлело, и в этой сфере Азазель увидел мальчонку лет пяти-шести, людского, конечно, мирно спящего…
Азазель посмотрел на сферу, затем перевёл взгляд на Лилит, она же как зачарованная смотрела на ребёнка, и в её воспалённых от слёз и скитаний по пескам глазах светилось чо-то непонятное Азазелю, что-то нежное, и сильное.
–Кхм…– он изобразил кашель, заставляя Лилит вздрогнуть и обернуться. Сфера с образом лопнула, когда она отвлеклась, и Лилит тонко вздрогнула. – Ну и что это такое?
–Его зовут Филипп, – тихо произнесла Лилит. – Он потерял своего отца и вот-вот потеряет мать…я видела, что она скоро умрёт.
–Не твоими ли стараниями? – поинтересовался Азазель, но в его голосе не было издевательства.
–Нет, – она покачала головой, – не моими. Но этот мальчонка…я могла бы заменить ему мать. я могла бы воспитать его. Я могла бы дать ему всё!
Ага. Душившая детей, спасавшая их – конечно, идеальное
