участвует в филармонических концертах, издал свою книгу за счет спонсоров, «раскрутил» композитора Рославца* и теперь каждый год собирает в нашем городе фестивали его имени.
«Прямой эфир. Я веду «Эстафету» Сомина, - он берет интервью у Илларионова, того самого, который упорно клевещет на СОИ в «Рабочем», обвиняет их в политизации требований, что агитируют в автобусах, пишут листовки, пытаясь создать альтернативную партию.
- А что, разве это запрещено конституцией? - так это запросто прерывает его Сомин.
Илларионов вначале пытается как-то выкрутиться, но тут же снова нападет:
- Их программа (поднимает её над головой) и деятельность создают трамплин для чьей-то политической карьеры!
Сомин опять перебивает:
- Но их программу никто не читал, поэтому вначале надо её обнародовать, обсудить всенародно. - Илларионов вроде бы соглашается. - Но у СОИ нет своей трибуны, - уточняет Лев Ильич.
И предлагает, - опять же в духе закона! - дать СОИвцам возможность выступить в открытой дискуссии на телевидении. Ах, какой же Лев Ильич молодец! Так здорово прижал Илларионова к борту, что тот снова вынужден согласиться.
И в понедельник на летучке говорю о том, что Сомин отлично провел интервью, что его позиция была явно перестроечной, а вот у Илларионова - чисто партийной, - зажать рот, «не пущать!», разогнать! После меня выступающих не было, вот только Корнев ввернул:
- Плохо, что Сомин не предупредил Илларионова, какие вопросы будет ему задавать.
- А почему он должен предупреждать? - вскинулась я.
- Да, почему? - встрепенулся и Лев Ильич.
И «Эстафету» все же отметили.
Ну что ж, для нашего руководства это - шаг вперед.
... Летучка. Все эти дни обдумывала: как бы разбить Носову спокойно, аргументировано, как не поддаться эмоциям? И, казалось, что они уже улеглись, но, как только заговорила, я прервала её:
- Мне пришлось быть участницей события, которое освещала Носова и хочу сказать, что в ее словах было много грязи.
Передо мной злой маской возникает ее некрасивое лицо:
- Это что еще за обвинение?
- Носова, дайте мне говорить, - перебиваю ее: - Побудьте хотя бы пять минут в положении СОИвцев, которых вы оклеветали. - Она выкатывает глаза, ехидно смеется, и тогда я срываюсь почти до крика: - Вы воспользовались тем, что трибуна у вас, а не у них! Вы оболгали бескорыстных и честных людей, обозвав их черносотенцами. - Она вскакивает, выбегает из зала. Говорить без нее? И уже спокойнее продолжаю: - Носова считает себя честным журналистом и честным коммунистом, но если бы и впрямь была таковой, то пригласила бы СОИвцев в студию и в открытой полемике доказала свою правоту. - Корнев пытается прервать меня, а я снова почти кричу: - И как она могла так кощунствовать, сказав, что академик Сахаров поддержал бы ее! Она же воспользовалась его добрым именем для клеветы на порядочных людей, которые сбрасываются по копейке, чтобы издать вот этот «Вестник правды»!
И поднимаю его над головой. Что-то говорит мне Корнев, машет рукой Афронов, шумит летучка, возвращается в зал Носова с какими-то листками… текстом своей передачи?.. трясет ими над головой, орет, но Корнев уже подводит итог:
- Да, Носова отличный журналист, она корректно говорила о СОИ. – И почему-то усмехается: - Но почему Галина Семеновна все так горячо восприняла?
И предлагает отметить ее передачу. Афронов согласно кивает, бросает быстро в зал:
- Кто против, кто воздержался? Никого? Вот и хорошо.
И все поднимаются.
... Сегодня «тройкой» * (как в тридцатых) Корнев, Гергало, Афронов просматривали снятую с эфира видеозапись «Эстафеты» Сомина. Но пришла и я, - за что будут «расстреливать»? А сюжеты такие: сауну построили для начальства за деньги, предназначенные для ремонта общежития строителей, и в ней - телевизор цветной импортный, холодильник, везде - резьба по дереву, плитка на полу заморская; сюжет с мясокомбината: сосиски, копчености, окорока, но куда, мол, все это девается, если в магазинах нет?.. идёт в партийные кормушки?.. о даче для обкомовцев на берегу озера - не дача, а замок!.. и рядом - лодочная пристань; новогодний подарок сдатчикам мяса: японские цветные телевизоры, но в накладных, по которым их уже получили, подписи: зав. Райфо, председатель райисполкома, еще какие-то начальники. После просмотра «Эстафеты» - общее молчание. Потом Афронов бросает:
- Ну... пошли.
Понимаю, хотят уйти от меня. Тогда спрашиваю:
- А почему вы сняли «Эстафету» с эфира? Все материалы правдивые, интересные, крепко сделаны.
Сергей Филипыч набычивается:
- И вы считаете, что все это можно давать в эфир?
- А почему бы и нет?
Краснеет:
- Вот и будете говорить об этом на летучке, а не…
- Вы, Сергей Филипыч, - прерываю его, - не указывайте мне, где говорить. Всю жизнь говорю, когда считаю нужным.
И он ничего не ответит, потому что рядом уже вспыхнет перепалка между Соминым и Корневым: должен Лев Ильич точно доказать, что та копченая колбаса распределяется по начальству?
- А если докажу, - усмехается, - то вы и подавно снимите сюжет с эфира.
Потом они уйдут в кабинет, перепалка оттуда будет доноситься еще минут двадцать, и я услышу голос Корнева:
- Да, конечно, Сомин всегда прав! И уважаемая Галина Семеновна его защищает. А я не прав... выходит?
Нет, не зайду к ним, - мне на таком «совете» быть по статусу не положено, - и, сидя в своем кабинете, подумаю: а Пустова-то, режиссер Сомина, не защищала своего журналиста!.. А, впрочем, как ей защищать, если её отец, будучи директором этого самого мясокомбината, тоже распределяет колбасу по начальникам и поэтому Нина чуть ли не каждый месяц меняет золотые серьги и дубленки, которые можно достать только по большому блату или распределению
... Накануне «нашего светлого праздника Октября*» давали нам в Комитете продукты и вино, а я как раз была в командировке, и когда вернулась, сказали, что, мол, ваши продукты и вино взяла себе Сергеева, член профкома. Ну, что? Попробовать вернуть? Да еще и интересно: что ответит она, моя протеже, ведь когда-то предложила ей, машинистке, перейти к нам в ассистенты. Звоню ей: Ирина, так, мол и так, хотя бы вино мне… а она как понесла!.. Ну, я и повесила трубку, - противно! Но минут через десять звонит: приходите, мол. Нет, не пойду. Как это вино и пить-то после такого? А на следующий день должны были давать конфеты, но всем этим заправляла уже не Сергеева, а журналистка Редькина. Нет, не пойду и за конфетами, потому что знаю: эта Редькина еще яростнее Ирины и моя робкая ассистентка сегодня пожаловалась мне:
- Захожу в их кабинет, а они сидят и едят шпроты. «Хотя бы нам по баночке к празднику дали» - говорю, а Редькина как понесла!.. «Это мы к банкету достали!» «Но сами-то вы сейчас едите!» «Ну и что, - опять, она, - ведь мы же все это выколачивали у начальников!»
- Не огорчайтесь, Наташа, - попробовала утешить свою помощницу, - пусть едят. Думаю, что торжество таких скоро закончится… во всяком случае, будем надеяться.
... Мой день рождения. А это значит, что я старее… нет, скажем так: мудрее ещё на год! Но радоваться и грустить по этому поводу буду вечером, а пока...
Пока собираю «Новости». Правда, утром предложили отдать их Павловскому, но я не согласилась, - томиться бездельем?
После эфира спускаюсь из АСБ, а в коридоре, в холле меня встречают аплодисментами. Потом сидим за столом с угощениями напротив моей большой фотографии и Лис, - какой же сегодня скучный! - достает из-под стола магнитофон с записью поздравления, которое, - знаю! - сам сочинил. Включает... Когда все смеются - даже не улыбнётся. А в конце сунет мне в руки сценарий записи, поднимется и уйдет. И только дома, перед сном, прочитаю:
«Один Ваш день из шести тысяч двухсот шестидесяти трёх:
Режиссер (садясь за пульт): Что сегодня пишем?
Телеоператор (выходит из-за ширмы, за которой играл в «козла»): Опять?
Другой: Совсем озверели!
Режиссер: Где сценарий передачи?
Редактор (входя): На машинке. И через двадцать минут будет готов.
Режиссер: Как через двадцать?.. У нас же тракт!
Редактор: Да не в этом дело!
Электротехник: Через десять минут даю камеры.
Телеоператор (выходит из-за ширмы, за которой играл в «козла»): Это еще зачем?
Режиссер: Заставка готова?
Ассистент: Какая заставка?
Режиссер: Та, что неделю назад заказала…
Ассистент: Кому?
Режиссер (жмет на кнопку тихой связи): Видеоаппаратная, вы готовы? (Молчание) Эй, там, в видеоаппаратной?! (молчание) Аппа-а-ратная!
Видеоинженер (появляется на пороге аппаратной): Чего вы кричите? Я не глухой.
Режиссер (виновато улыбнувшись): Вы готовы?
Видеоинженер: А что?
Ассистент: Кому-у?
Режиссер: Что кому?
Ассистент: Ну ту, что заказали?
Выступающий (из студии, робко): Уже говорить?
Телеоператор (уже из студии, по тихой связи, тихо, в наушники): Ты еще будешь тут выступать!
Звукорежиссер (поднимаясь из-за пульта): У меня микрофон не работает.
Начальник смены (машет рукой): Да не в этом дело!
Электротехник (входит в аппаратную): Через пятнадцать минут можете брать камеры. Кроме второй.
Режиссер (ассистенту): Что и кому я заказала?
Ассистент: А я откуда знаю?
Видеоинженер (снова выглядывает из своей аппаратной): Вы знаете, я, пожалуй, готов…
Телеоператор (кричит по тихой связи): Десять минут назад мы должны были кончить репетицию!
Киномеханик (подходит к режиссеру, наклоняется): Что, уже можно давать пленку?
Режиссер (звукорежиссеру): Готов?
Звукорежиссер (смотрит влюблённо): Ты же знаешь, я давно готов!
Режиссер: Внимание…
Звукорежиссер (всплеснув руками) Но у меня один микрофон не идет!
Телеоператор (уже из студии, снимая наушники): Но не в этом дело!
Ассистент: Художник говорит, что еще не готово.
Режиссер: Что не готово?
Ассистент: Да ничего не готово!
Нач. смены: Через три минуты выключаю оборудование.
Электротехник: Берите камеры. Кроме первой и второй.
Видеоинженер (по громкой связи): Когда мне, наконец, включаться?
Телеоператор: Что он все время возникает?
Выступающий (робко): Мне уже говорить?
Режиссер: Ах, да! (к ассистенту): Заставка готова?
Ассистент (уже из студии): Может и готова, но у меня наушники не работают.
Нач. смены: Да не в этом дело!!
Киномеханик (снова наклоняется над ухом режиссера): Что, уже можно идти?
Телеоператор (раздраженно): Да иди ты…
Видеоинженер (по громкой связи): У меня опять магнитофон заклинило…
Режиссер: Всё. Сейчас начинаем.
Телеоператор (снова снимает наушники, вешает на камеру): Все! У меня обед!
Выступающий (робко): Что, уже можно говорить?
Звукорежиссер: Что он
