МОЁ ТV Повесть

Вот поэтому и прощаю Вам всё, - бросаю, не обернувшись.
Зна-ает о чем я! Ведь не сказал Афронову (хотя и обещал), что его протеже из газеты на роль ведущей для передачи о кино, гораздо лучше нашей журналистки Моховой... И вот сейчас бросает Гене:
- Будто у моего режиссера есть что прощать!
Потом снимаем. Гена ходит вокруг лужи, прицеливаясь к кошке, которую хозяйка по моей просьбе бросает в неё, и та по брюхо топнет в грязи, пишем синхроны. Потом идем в магазин, у столовой жуем по коржику и пока Лис с оператором пишет последний синхрон, я сижу в машине и читаю... вернее, дочитываю «Тетку Егориху» Воробьева*.
Но уже подходят, Гена укладывает камеру, а у меня как раз - последние строчки и… слезы. Прячусь за машину.
Не заметил бы!
Поворачиваюсь лицом к ветру, - может, осушит?
Не хочу, чтоб видел!
... Сижу с моим любимым телеоператором Сашей Федоровым в холле и читаю ему отрывок из статьи Нуйкина* в «Новом мире»: «Пора бы наших «благодетелей» поткать носом, как поганых кошек, в дерьмо: прошло уже семьдесят лет после революции, а они еще элементарно не накормили народ. На полках сейчас в основном полу гнилая картошка да минтай в банках…»
- И самое обидное для нас с тобой, - вдруг грустно говорит Сашка, - что мы с тобой все свои способности потратили, чтобы их брехню заворачивать в красивые фантики и выдавать зрителям.
Ох, как же он, - до боли!.. прав.
... Захожу в монтажную. Сидят мои подруженьки по работе и слышу:
- Кузьма Прутков, случайно, не еврей? - спрашивает Роза, имея в виду сатирический журнал Сомина «Клуб Козьмы Пруткова*».
Объясняю, кто сотворил Козьму Пруткова, а Наташа подхватывает:
- Во, Жемчужниковы, наверное, и были евреями.
Подключается и Инна.
- Ты уж совсем... – машет рукой. - В «Клубе» у тебя одни жиды, только их морды!
- Разве не интересными были материалы? - спрашиваю. – Или плохо сделаны?
- Нет. Хорошо. Нам понравилось, - смотрят на меня всё так же.
Опять говорю им: да, я не антисемитка… раз евреи делают интересно и умно, то пусть делают, тем более, что кроме них никто не хочет вести сатирический журнал. Сидят, слушают. Ответить им вроде бы и нечего, а вот:
- Смотри, как бы тебя в КГБ не пригласили, - ехидно бросает Роза.
Смеюсь:
- Ну, что ж, если им поможете...
... У меня - ранние «Новости», поэтому с обеда возвращаюсь комитетским автобусом, сижу на переднем сиденье, читаю Лескова*... Жаль, что так быстро приехали, но выхожу первой, а на проходных сторож радует:
- Продукты привезли, идите получать...
И впрямь, торгуют наш профгруппорг, монтажница Наташа и Сомин.
Интересно, сам напросился в помощники, чтобы продуктов больше перепало?.. Сидит в углу, жует бутерброд с колбасой и лицо у него серое... как газетный лист.
Наверное, тошно ему там от всего этого...
А Сергеева уже взвешивает мне несколько окуньков, полкило колбасы и теперь высчитывает сдачу. Отвлекается. Стою, жду. Сзади шумит очередь, а она всё считает, считает... уже и ругается с кем-то! Вдруг слышу:
- Бела Ефимовна, - он! - да уходите Вы!
Ну да, ему тоскливо там, среди этих банок, рыбин, колбас! Не хочет, чтобы видела его таким…
- Рада бы, - и смотрю на его бутерброд, - да вот Инна Сергеевна не отпускает.
Но та уже торопливо сует мне сдачу. Беру пакет с окунями, колбасу, поворачиваюсь…
- Бела Ефимовна, - опять он: - а майонез? - И протягивает мне баночку… и смотрит в пол...  а у меня руки заняты:
- Ставьте сюда, - подставляю книгу, но тут же: - Нет, не надо на Лескова, - отдергиваю томик, и майонез повисает в воздухе: - Лучше на куртку.
А за его спиной, на подоконнике и столах - батоны колбасы, обрезки колбасы.
А за его спиной, прямо на полу, на мокрых газетах - синюшные мороженые окуньки с отчаянным предсмертным взглядом выпученных глаз и открытыми в последнем вздохе ртами...
Не хочу!..
... Удивительно! Корнев разрешил редактору молодежных передач Моховой сделать репортаж с митинга и пригласить в «Эстафету» СОИвца* Белашова, а он и рассказал о деятельности этой общественной организации, а когда в конце «Эстафеты» ему снова дали слово, то выпалил:
- Вот мне сейчас многие звонили и настаивали, чтобы обкомовскую больницу власти передали городу, так что... - И улыбнулся: - Так что придется вам, товарищи руководители, все же отдать свою больницу людям.
Теперь разговоров в городе!..
... В четверг, на очередном собрании СОИ, все сбрасывались на билеты для тех, кто поедет в Москву на экологический съезд.
... Небольшой выставочный зальчик. Очередное собрание СОИ. Председательствует Мудровский и говорит о том, как их обращение против строительства нового корпуса фосфоритного завода и атомной станции ходит и ходит по инстанциям; после него врач скорой помощи Шубников рассказывает об экологическом съезде в Москве (для его поездки СОИвцы и собирали деньги), говорит, как делегаты ночами не спали и все спорили; как бурлил съезд, и кто-то предлагал назвать их движение «Партией зеленых». Участвовал он и в составлении обращения съезда, в котором подчеркивалась трагичность экологической обстановки в стране, звучал призыв сделать движение альтернативным Партии, но это обращение даже и зачитывать не разрешили, - альтернативы Партии быть не может! А после выступления Шубникова вдруг Саша Белашов предложил: те, кто «за» партию КПСС, после перерыва пусть не заходят в зал, и вошло только треть собравшихся. Тогда Саша пошел дальше:
- Давайте проголосуем, кто за, а кто против КПСС!
Но Мудровский, как председатель, вроде бы и не услышал его. Потом вышел парень с какого-то завода:
- Предоставило нам телевидение трибуну, а Белашов все испортил, - разгорячился, покраснел! – Зачем выставлял требования о передачи обкомовской больницы городу? Да и вообще был некорректен к Партии!
Но Саша спокойненько обратился к нему:
- Почему же Вы, когда мы вышли из студии, сказали мне, что я - молодец и даже руку пожали, а сейчас говорите совсем другое? Значит, я имею все основания обвинить Вас в лицемерии.
Подхватилась какая-то женщина:
- Да, Белашов не сдержан, резок! Так нельзя. Он и против Горбачева высказывался не раз!
Встала и я:
-  Я, режиссер телевидения, была на летучке, где обсуждалось выступление Белашова в «Эстафете», и наша администрация меньше испугалась его слов насчет больницы, чем те, кто сейчас обвиняют его.
Все зашумели, заспорили, а когда я добавила, что наш председатель Комитета даже жаловался, что ему на другой день всё звонили и звонили телезрители с вопросами, что такая за СОИ и когда, где собирается, то все засмеялись, зааплодировали».

Еще один портрет-зарисовка, - композитор Марк Дубровский. И до сих пор о нём остались теплые воспоминания.                                                       

«Он посмотрел на меня почти восторженно и я услышала:
- Не правда ли, красив этот лист с нотными знаками!
Ну, как было не согласиться? И ответила: да, мол… но тут же подумалось: ноты, как и ноты, чего уж там?
Марк Дубровский… Сделала о нём передачу, а он, - в благодарность ли? – и пригласил нас в гости. Не сказать, что было уютно среди музыкантов, но любопытно. Забавный «народ»: тихие, монотонные и говорили только о музыке, - может, нас стеснялись, не музыкантов? 
... Очередной клуб «Ападион» Марка Дубровского в зале музыкального училища. Он стоит у сцены и смотрит на меня, словно извиняясь:
- Не идут люди...
Да, пустовато в зале. Рядом с ним - его друг, приехавший из районного городка, - будет задавать вопросы, чтоб как-то «оживить» вечер.
И вот уже Марк рассказывает о записи музыки на синхронизаторе, представляет свою бывшую ученицу, студентку консерватории, и та играет токкату, потом трио исполняет сонату композитора Рославца*, «которого уже нет с нами, но осталась его музыка». Представляет и свои сочинения: «Пчелка», «Лебедь», «Кружка», «Свирель». Необычно, - не громко, - и образы «проявляет» скрипка ярко, почти зримо.
Но жидкие аплодисменты почти пустого зала.
... Сегодня позвонил Марк, что хочет зайти «только на минутку!» Предупредила: консервирую чёрную смородины и, мол, «прервать процесс» не могу… Да нет, не лукавила. Целое ведро ягод купила, и сегодня надо было расправиться с ними, ибо завтра не смогу, - запись спектакля на весь день. Вот и крутилась у плиты, а он сидел за моей спиной, пил чай с вареньем и всё рассказывал о своём детище, клубе «Ападион»: не позволяют ему «определенные органы» рассказывать молодёжи о том, о чём хочет, не разрешают играть джазовую музыку и даже упоминать о ней, - распространять, де, «чуждое влияние Запада». И рассказывал всё это легко, с усмешкой, вроде бы и не жалуясь, но я спросила:
- Марк, а почему бы вам ни перебраться в Москву? Ведь там и композиторам свободнее дышится.
Нет, не хочет он в Москву, а вот дочек своих отправит туда обязательно.
... Снова приходил Марк. Снова пил чай со смородинным вареньем и очень интересно рассказывал о Рославце, композиторе прошлого века, жившем и в нашем городе. Может, репетировал на мне? Ведь послезавтра, «на Ападионе», снова будет говорить о нём и играть его произведения.
Пойду. Снова услышу живую скрипку.
... Ну, конечно, не сравнить живую музыку с той, что - с пластинок! Только жаль, что в зале снова было десятка три слушателей. 
... Конец апреля, но вдруг - снег! А по площади, по ещё не истоптанному белому ковру, семенит Марк. Седенькие усы, бородка клинышком, в руке - футляр со скрипкой и всё тот же беретик, то же черное длинное пальто… На белом-белом снегу он - как нотный знак, скрипичный ключ.
- Не задерживаю вас? - светит улыбкой.
- Нет, - хочу ответить такой же, - я все равно уже опоздала.
Был недавно в Москве на слете руководителей клубов, читали им лекции на тему: что и как надо «внедрять в массы» и какую музыку играть.
- Так что для вас, композиторов, тоже «цели определены и задачи ясны»? – улыбнулась, понимающе.
Грустно улыбнулся и он, а я, чтобы подбодрить, пригласила выступить у нас в «Эстафете» и рассказать об этом событии. Согласился.
... Давно не встречала Марка.
Но вчера, после передачи, услышала от местного композитора Игоря Дубинина: Дубровский разменял свою трехкомнатную квартиру, отправил семью в Москву, живет один и всё так же преподает в музыкальном училище.
...Сегодня случайно столкнулись с Марком на подходе к рынку… Да, постарел, поседел, ссутулился, но всё так же хрупок, длинноволос и улыбка осталась прежней, - неожиданна и светла.
- Что ж не заходите? - тоже улыбнулась. - И варенье смородинное ждёт, и вино из неё так обалденно пахнет! - попробовала соблазнить.
Засмеялся… Поспешил сделать комплимент, обещал зайти обязательно и побежал к троллейбусу с той самой маленькой колясочкой».

По слухам, знаю: преподает Марк и теперь,