Из этого следует, что семенем, из которого способно появиться сознание, является бездна страха и ужаса, описанная, впрочем, Хайдеггером. Правда, Хайдеггер полагал, что эта бездна «ничто» является источником творчества человека. Но тут он ошибался, идя на поводу у Гегеля и Маркса. «Ничто» способно только ничтожить. Впрочем, в сотворении сознания и в процессах мышления «ничто» участвует самым активным образом, инициируя отрицания. Но это не делает его источником творческой энергии.
В природе аналогом зарождения сознания, я бы назвал молнию. Вообразите грозовые тучи, заволакивающие небо. Это надвижение опасности. Конечно, сильно замедленное. Примерно так к мухе начинает приближаться мухобойка. И вдруг возникает событие, моментально разделившее логос мухи на два полюса: «жизнь и смерть». И вот между этими полюсами происходит разряд энергии. В природе он ослепительный. Но, наверное, и для разума он таковой. Он делает опасность внятной, объективной, реальной и требующей мгновенного рационального решения. Все прочие объекты микрокосма отступают во мрак. Свет молнии их отрицает. Теперь она, молния» высшая сущность, прообраз эго, властелин тьмы, она – бог, Зевс. И этому Зевсу все позволено. А главное позволено ничтожить! Придать смерти! И вот скажите, не этим ли греховным светом освещен грех познания и грех плотских страстей? За разрядом молнии, как известно, следуют раскаты грома. Это порождение молнии незримо и грозно. И пожалуй, оно вполне отвечает образу того мятежного духа, который грозит небесам, воплощается в человеческом Эго и проявляется в мышлении.
Но что такое опасность? Опасность по своей сути – всего лишь прогноз возможной смерти, и будучи инициированным этим «ничто» - сознание опасности само в данный момент «ничто». Однако, напомню, это «семя зла» в свое время явилось необходимым фактором зарождения элементарной частицы и обусловило диалектические законы развития материи.
Конечно, для образования полноценного сознания и мышления вовсе недостаточно одного страха. Поэтому сознание мухи все же остается под сомнением. Человек же шел к обретению сознания тысячелетиями. За это время он должен был наделить свой разум памятью, способностью к эмпатии и творчеству. Все это приобретается в любви и гармонии с внешними энергиями. И все это становится почвой для произрастания семени зла в мышлении.
Страх и сомнения обусловили необходимость волевого управления разумом. Это управление начинается с умения субъекта завладевать собственным вниманием, отбирая его у разума, чтобы с помощью этой оптики вторгаться в область логоса. Далее человек должен научиться отрицать общее в пользу частного, пользоваться памятью, вызывать нужные образы в своем воображении, выделять конкретное для построения логических цепочек выводных знаний, ставить разуму задачи… В общем, в качестве пользователя разумом человек должен научиться многим операциям приручения разума. Но какие бы когнитивные операции ни проводил субъект, само мышление ничего не решает. Оно создает лишь условия для решений. Главной инстанцией в выяснении вопросов остается логос разума.
Важно отметить еще и тот факт, что обретя способность к мышлению, человек научился прививать этот вирус ребенку. Причем здесь уже он делает это отнюдь не с помощью причинения ему боли, а по средствам творчества, где главную роль играет любовь. И это уже свидетельство созидательной силы любви и красоты.
Правда, волевое вмешательство в деятельность разума не остается для него без последствий. Имплантация в микрокосм индивида новых знаний приводит к его переформатированию. В этом смысле мышление проявляет свою природу паразита, который использует живой организм в своих целях. Притом интересно, что мышление пользуется знаниями и опытом, запечатленными в памяти. И потому они всегда фантомы, привидения из прошлого, и значит, в своей сущности - «ничто». Это показательно для природы мышления, поскольку само оно - «ничто» и для света разума, подобно тени.
11.
В свете сказанного, думаю, правомерно утверждение, что разум, разделившись в самом себе, образует мышление. Примерно то же происходит при рождении материальной частицы, когда для ее творения первородная энергия разделяется в себе. Очевидно, следует ожидать, что разум несоизмерим с мышлением. И это действительно так. Если разум строится по принципу логоса и ему присущи креативные принципы, то мышление строится с помощью логических цепочек по законам диалектики, в числе которых «конфликт противоположностей», «отрицания-отрицания», «восхождение от простого к сложному» «развитие по спирали». При этом бесконечные усложнения знаний в идеале приводят к хаосу равному «ничто», а «отрицания отрицания» в их свободном обращении способны приводить к самоуничтожению самого сознания.
Однако откуда же взялись эти диалектические законы? Ведь являясь продуктом разума и его инструментом, мышление само по себе не принимает решений. Они – продукт логоса разума. И значит, мышление не является творческой сущностью, его природа паразитична.
Впрочем, никаких специальных законов мышление не изобрело. Вся его логика строится с помощью все тех «креативных принципов» разума, извращенных с помощью «ничто». Ведь даже само мышление, будучи волевым актом, реализует такие принципы разума как «принцип преодоления» и «принцип рациональности». Но противореча логосу, это приводит к образованию самосознания в виде Эго.
В мышлении также различим, хоть и в усеченном виде,«принцип дополнительности», когда к цепочке добавляется новое звено. И тут как будто проявляется принцип «преемственности и новизны». Но без учета контекста логоса эта новизна может быть произвольной, ложной и способна служить фактором мутации разума.
Словом, мышление постоянно патронируется разумом. Истинную же сущность мышления отображает закон «отрицания отрицания», в основе которого лежит «ничто». Телом этого «ничто» являются ошибки и сомнения, которые в сущности «ничто», но которые способны ничтожить истину и логос. И тогда как разум не отрицает мышления, мышление тяготеет к отрицанию разума, чем и напоминает червя, забравшегося в плод.
Однако, исходя из диалектической природы мышления, следует ожидать, что оно способно быть человеку и вредным, и полезным. Очевидно, степень полезности его зависит от истинности информации и выводных знаний, которые оно привносить в логос разума, а также от того, насколько это вмешательство затрагивает сущностные особенности разума. А они, как следует из системы принципов логоса, где любовь, эмпатия и преодоление «ничто» играют определяющую роль, находятся в сфере нравственности. Это приводит нас к необходимости отобразить отношение разума и мышления через наш тригонометрический треугольник.
Думаю, у нас достаточно оснований обозначить разум через гипотенузу, а мышление через вертикальный катет. Тогда горизонтальный катет покажет нам степень отрицания разума мышлением.
Из треугольника следует, что между мышлением и разумом возможны вполне гармоничные отношения, когда мысль может быть красивой. Но при снижении творческой энергии разума, вертикальный катет созидания сокращается, а отрицание разума мышлением нарастает. Если мы вспомним нашу схему электрической цепи, то поймем, что процесс роста отрицания связан с переформатированием логоса разума и истощением его творческой энергии. Так что, возможен такой вариант, когда гипотенуза сольется с горизонтальным катетом. Очевидно, это означает момент самоотрицания разума, что может проявляться в полном извращении креативных принципов. В этом случае, например, «принцип любви» сменится на принцип ненависти, эгоцентризма, «принцип преемственности» будет отрицаться принципом произвольной новизны, а принцип «простоты» обернется принципом хаотизации. Примерно такую картину мы имеем при психических расстройствах. В частности при шизофрении, когда разумом овладевает его антипод.
12.
Иногда кажется, что мышление - живая сущность, которая умышленно ведет к отрицанию истин и разума. Возможности мышления в такого рода отрицаниях демонстрировали софисты, которые брались опровергнуть любую истину. Однако альтернативы мышлению не находилось. Доверия к чувствам у философов не было. Возобладало даже мнение, будто чувства это сфера духа, который к разуму не имеет отношения, зато разум непредставим без мышления.
В стремлении приручить мышление и поставить его на службу науке, философы пытались ограничить его рамками логики, уточняя понятия и определяя правила рассуждений. Этому направлению научной мысли посвящал свои труды, например, Аристотель. А Пифагор даже попытался подчинить мышление математической логике.
Пифагор, видите ли, открыл, что числа неизменны и вечны, то сеть отвечают условиям идеала, и значит, они-то и выражают тот, искомый древними мудрецами, абсолютный закон и высшую правду. Это подтверждало мнение о том, будто Бог при создании мира пользовался геометрией, а коли так, то возможно, он сам состоит из атомов. Зато в чувствах Богу было отказано. Ведь идеальной сущности больше к лицу холодный рассудок и ясный ум, чем порывы страстей и эмоции.
Словом, возобладало мнение, что ум постигает бытие лучше, чем чувства. И если ум говорит, что движения нет, значит, его нет.
Такая парадигма позволило мышлению буквально издеваться над философами. Так Зенон предложил мудрецам свою знаменитую апорию о том, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Мол, пока Ахиллес достигнет места, где была черепаха, она успеет проползти еще какое-то расстояние. И как бы Ахиллес не сокращал разрыв, поравняться с черепахой не сможет. Обоснованием этого эффекта служила идея бесконечной делимости материи. И хоть здравомыслие вопиет об очевидном надувательстве разума логикой, считается, что парадокс Зенона до сих пор не удалось решить.
[justify] На самом деле, конечно, мудрецам просто нравится доказывать преимущество мышления и морочить голову доверчивой аудитории. Между тем, задача легко решается. Достаточно вычесть из скорости Ахиллеса скорость черепахи, и тогда Ахиллес обгонит ее как стоящую на месте. Ведь если этого не произойдет, то следует допустить, будто Ахиллес не способен обогнать даже неподвижный предмет. Соответственно, следует прийти к выводу, что бесконечной делимости материи не существует. И значит, энергия, не имеющая границ и