На фоне неба, плавно преображающегося из пронзительного ультрамарина в индиго до черноты, ясными голубовато-серыми приглушенными очертаниями возвышается Маттерхорн. Её шпиль, неудержимо вознесшийся над землей, тонкой и острой иглой упирается в небосвод. Маттерхорн не столь высока, как её сестры Джомолунгма или Чогори, не столь опасна, как Аннапурна или Нанга Парбат, однако для тех, кто смотрит на неё со своей высоты, не достигающей двух метров, она божественно величественна и потрясающе заоблачна, уникальна, загадочна и неприступна. Даже снег не может удержаться на её крутых склонах и валится к подножию униженными ледниками. Но, она есть всего лишь многообразие различных тектонических покровов, а проще говоря каменная глыба. Маттерхорн, как и созерцающая её Регина Фридриховна, имели много общего.
Регина Фридриховна была женщиной не молодой. В свои «хорошо за сорок» внешность её, подработанная успехами пластической хирургии и косметическими достижениями, оставляла в памяти след женщины свежей, подтянутой, энергичной и, конечно, очень сексуальной. Природа не пожалела ничего для её женственности, ни тонкости талии, ни плавности бедер, ни высоты и размера груди. Щедро отмерила длину ног и ресниц, глубину синевы глаз. Врачи же добавили пухлости губам, белоснежности улыбке и гладкости коже лица. В остальном Регина Фридриховна была обычная женщина. Хотя, вряд ли можно было бы найти ещё такую же, которая могла так же царственно нести себя плавной походкой, так же гордо держать подбородок, а спину прямо в любой ситуации, так же властно и слегка пренебрежительно общаться с низшими чинами, и совершенно на равных и непринужденно с высокими.
В манере одеваться, носить драгоценности и бижутерию, а так же пользоваться косметикой и ароматами, она придерживалась того, что когда-то советовала мадам Коко Шанель, что любила королева Елизавета и большинство дам её окружения. Дорогая лаконичность, шикарная сдержанность, а так же роскошная недоступность всего того, что могла легко позволить себе Регина Фридриховна каждый день, что не вызывало в ней трепета и восторга уже много лет. Не зацикливаясь на камерной классике, во всем она могла и умела шокировать своё окружение смелой одеждой, новой прической и оригинальным поступком.
«Ты королева эпатажа, сидящая глубоко в рамках приличия!» - восклицал её муж не единожды, видя как сначала округляются глаза бомонда, а время спустя входит в моду и обязательные привычки.
Вспомнив о муже Регина Фридриховна слегка нахмурилась и, откинув голову, оперлась на спинку стула.
Подошел официант, немолодой мужчина. На его приятном лице, хоть и слегка помятом временем, читалась предупредительность и благожелательность. Глаза слегка слепли от его белоснежной рубашки, и тонули в черноте безупречного смокинга, шелковые лацканы которого отливали глянцевым шелком:
- Madam will mehr Champagner?1 - спросил он
- Ja danke!2 - кивнула Регина Фридриховна.
Грациозным движением официант извлек бутылку изо льда. Она смотрела как от напитка бокал изнутри покрывался мелкими бисеринками, а снаружи мутнел от конденсата.
- Vielleicht möchten Sie etwas anderes?3 - поинтересовался официант
- Nein danke!4 - ответила она.
«Ты как попугай! Языков не знаешь, учить не хочешь! Только «Да!», «Нет!» и «Спасибо!», зато на всех языках мира!» - опять услышала она насмешливый голос мужа и, стараясь избавиться от него, слегка потрясла головой.
Её глаза опять обратились к вершине Маттерхорн, почти проглоченная тьмой, она едва виднелась на фоне ночи природным обелиском. Одинокая, красивая, гордая. Это можно было сказать и о Регине Фридриховне.
От приятной прохлады шампанского слегка туманило голову. Регина Фридриховна расслабилась и погрузилась в воспоминания, невольно навязанные голосом мужа, всё ещё звучащим репликами в голове. Её взгляд медленно спустился по одному из гребней Маттерхорн до городка в предгорье. Милые желтые огоньки Церматта напоминали огни лампад перед иконами и венчальных свечей, что держали она и муж, когда гнусавый голос гудел: «Венчается раба божия Маргарита рабу божьему Юрию во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.»
«Аминь!» подхватили голоса на клиросе, тонко и заунывно. Так же тонко и заунывно они подхватят и при отпевании мужа.
-Для чего ты хочешь венчаться? - спрашивала она тогда мужа. - В ЗАГСе мы расписались. К чему эти ритуалы из прошлого?
-А затем.- ответил он. - Чтоб после смерти опять встретиться.
-Ты веришь в загробную жизнь? - хмыкнула она
-Нет. - сухо ответил он, но затем пояснил. - Ты мне, как дьяволу, запродала душу. Когда я умру, то и ты должна будешь быстро ко мне примкнуть! - И рассмеялся злым, нехорошим смехом, от которого у неё бежали мурашки.
Венчание тогда было данью той моды. Венчались и разводились, венчались и изменяли, венчались и изводили. Венчание было тогда частью жизни, как разнузданные гульбища в ресторанах, стрельба в конкурентов, красные пиджаки и золотые цепи в палец толщиной.
Но муж оказался прав. Не более двух лет прошло с его смерти, когда у Регины Фридриховны обнаружили рак. Узнав эту новость, она отказалась её принять. Просто расплатилась за услуги частной клиники и расторгла контракт. Но, организм подавал болезненные весточки о том, что недуг всё же существует, пьет соки и подтачивает силы. Обращения в другие медучреждения подтверждали первоначальный диагноз. Пришлось принять неизбежное. Беглый анализ рейтингов и успешности лечения онкологических заболеваний выдал первым израильский «Ихилов» в Тель-Авиве, германскую клинику «Асклепиос», потом шли Сингапурская клиника, клиника в Южной Корее и так далее, и так далее. Все они были за границей. Она не хотела ехать в страну, где персонал не говорил на русском. Весь персонал, от главврача до санитарки. Она даже в воображении не могла представить, как просит поднести ей утку или поправить капельницу человека, не говорившего на русском языке.
«Можно нанять переводчика. Или сиделку со знанием русского языка...» - размышляла она.
Но, эта мысль почему-то вызвала у неё отвращение самой сутью своего существования. Ей остро захотелось, чтоб в минуты боли и борьбы, с ней был родной, близкий человек, а не нанятый за деньги.
Не то, чтоб Регина Фридриховна была стеснена в средствах. Напротив. Подаренный мужем маленький ювелирный магазинчик, за 30 лет разросся до приличной сети по всему западу и северо-западу страны.
«Это тебе на карманные расходы!» - сказал муж, вручая ей ключи, договор аренды и пароль от сигнализации ювелирного. - «Чтоб у меня на свои женские штучки не клянчила! Удержишь бизнес — молодец, а нет, значит — дура!»
Она удержала. Всякое было. И бандиты обворовывали, и сотрудники, и клиенты обманывали и поставщики. За тридцать лет чего только не случалось. Даже как-то выгорел магазин полностью, до фундамента. Но, Регина Фридриховна проявила чудеса смекалки в торговле, услужливости в общении с клиентами, дипломатичности в переговорах с поставщиками и жестокости с сотрудниками, что даже муж, не веривший в её успех, похвалил:
- Для провинциалки ты результативный бизнесмен!
- Бизнесвумен! - поправила она его, улыбаясь.
- До бизнесвумен тебе, как Шанхая до пешком! - бросил он уходя.
Её провинциальность была главным козырем в руках мужа. В любой удобный и не удобный момент он напоминал ей о её происхождении.
А она действительно родилась и выросла в селе. Там же окончила свои десять классов. Будущий муж, дядь Юра, как она привыкла его называть, был сыном соседки Клавдии Матвеевны. Раза два-три в год он приезжал к матери, всегда на новой машине, пригнанной из Польши. Он подкатывал к покосившемуся забору с кривенькой калиткой, громыхая музыкой на заграничном языке, мелодично сигналил и открывал багажник. Последний, как по волшебству, медленно раззевался сам, плавно поднимаясь вверх. Дядь Юра сидел за рулем и, прищуренными от солнца глазами, смотрел на произведенный им эффект. Сельские с ума сходили от такой роскоши, и мало замечали коричневые бородавки ржавчины на крыльях машины, сколы на фарах и стеклах, эрозию на никелированных бамперах.
Клавдия Матвеевна выходила на порог дома, но не спешила к сыну. Она складывала руки на груди, как бы защищаясь, качала укоризненно головой и заходила обратно в дом.
Вечером в день приезда всегда была пьянка до утра. Дядь Юра поил сельских заграничным спиртом «Royal», в двадцатилитровом ведре колодезной воды разводил сухой напиток «Инвайт», жарил под шашлык безвкусные куриные окорочка, сельским дамам предлагал «Amaretto». К полуночи он включал музыку в машине и она грохотала всю ночь, до первых петухов. На следующий день ближе к вечеру и до темноты к его дому тянулись люди из вчерашних гуляк, и дядь Юра выдавал не остывшее за ночь тепловатое пиво «Балтика № 3», темные бутылки от которого использовались потом для настоек женами выпивох. Детям же раздавал удивительные жевательные резинки, «Turbo» для пацанов и «Love is...” для девочек.
Регина Фридриховна, а тогда просто Ритка, смотрела через забор огорода на это всё и завидовала «той», что ждала дядь Юру в городе. Она так ярко представляла себя в этой машине, пьющей «Инвайт» и жующей «Love is...”, что мечта становилась осязаемой.
Иногда отец Ритки ходил к соседям, но мать потом орала и гоняла его скалкой по двору, а выбившись из сил, падала на пороге дома и выла. Потому что, ещё полмесяца отец не мог остановится и продолжал пить, чернел, высыхал и покрывался пепельной щетиной.
[justify] Риту всегда удивляло
