Где я, там смерть. Часть третья. Глава 16.

пойду. И тебе советую, - холодно ответил Джордж. - Зачем ты мальчика обидел? Он пришел к тебе со всей душой, такой преданной, чистой, открытой, а ты грязи в него накидал. Идиот! Как не крути, он твой брат! Прими его, ты, остолоп, иначе совсем один останешься! Всех разогнал! Оглянись, Джек, кто у тебя есть - ни жены, ни семьи, ни родственников, ни сестер, ни братьев! Только я, старик, да сын малолетний! Хватит гнать от себя людей, иначе так и сдохнешь в одиночестве!

- Ничего, я привык к одиночеству. А ты не больно-то его и скрашивал! Что, ублюдка этого пожалел? Так давай, пригрей его, приголубь, пожалей! Ведь без маминой сиськи остался всего-то в двадцать годков! Понравился он тебе, да? Мальчиком его называешь! А я всю жизнь был идиотом, остолопом, чудовищем! Я не такой сын, какого бы тебе хотелось, да? Вот он - да, как раз то, что нужно! Ты бы слова ему никогда грубого не сказал, не обозвал, не был бы таким черствым и бесчувственным, как со мной! Иди к нему, иди к своей потаскухе! Забыл, как она кинула тебя, променяла на другого мужика! Гордости у тебя нет, отец, иди, унижайся, оплакивая ее! О тебе она и не вспоминала. О нас не вспоминала! Она бросила нас, отец, бросила!

- Она сделала это при жизни, а теперь она мертва, Джек. С мертвых не спрашивают. За свои грехи она теперь будет отвечать не перед нами. Нужно простить, Джек. Прошло много времени, ты взрослый человек, а не ребенок. Нельзя таить обиду всю жизнь, тем более на того, кого уже нет. Зачем? Ненависть - это бремя. Скинь его, прости, и тебе сразу станет легче, вот увидишь.

- Не для того я ее в гроб упрятал, чтобы прощать! - бросил, как плюнул Джек. - Что ты вылупился на меня? Да, это я, я отомстил за нас обоих, я убил ее любовника, разрушил ее жизнь и свел в могилу! Хочешь знать, как? Я уколол ее зараженным шприцом. И она об этом знала, когда подыхала, я ей рассказал! Только вот сыночку своему она не сказала, иначе бы он не говорил мне так пылко о своей любви. Я отомстил, отец, отомстил! За тебя, за себя, за нас…

Поток его злобных восторженных слов был прерван, когда Джордж внезапно кулаком ударил его по лицу, да с такой силой, что Джек отлетел от него и с грохотом рухнул на журнальный столик, опрокинув его. Сверху на него с полок посыпались фигурки из коллекции Патрика.

- Ты чудовище! - бросил ему Джордж, и на этот раз в этом привычном слове, которым он всегда называл сына, не было лукавой теплоты, затаенной любви и открытой гордости, как всегда. На этот раз он вложил в это слово как раз тот страшный отвратительный смысл, какой оно в себе и заключало на самом деле.

Залитое кровью лицо Джека перекосилось в жуткой гримасе.

- Пошел вон! - завопил он. - Вон из моего дома, старый урод! Иди и пресмыкайся перед этой сдохшей тварью и ее ублюдком, предатель, ничтожество! Ты мне больше не отец!

- Что ж, воля твоя. Тогда ты мне больше не сын. С нетерпением жду твоего возмездия, Джек, и уверен, что ты не заставишь себя ждать, или я тебя плохо знаю. Только я не беззащитная женщина, какой была твоя мать, и разобью тебе морду, если посмеешь на меня оскалиться, щенок. Зубки коротки, мою шкуру не прокусят. Вытри кровь, мерзавец, и поднимайся, пока сын не увидел!

Отвернувшись, Джордж надменно и спокойно вышел на улицу.

- Катитесь все к черту! - прохрипел Джек и, приподнявшись, уткнулся затылком в стену и закрыл глаза. - К черту.

«Мне никто не нужен, - подумал он уже про себя с обидой и горечью. - Только вы еще поплатитесь за это».

Как только за Джорджем захлопнулась дверь, в комнату влетела Нора и со стонами, ахами и охами упала рядом с Джеком на колени, заглядывая в залитое кровью лицо.

- Как вы? Поднимайтесь, давайте, я вам помогу…

Джек с рычанием оттолкнул ее от себя с такой силой, что женщина распласталась на полу, и, встав, побрел в кабинет. Нора поднялась на ноги и перекрестилась, услышав, как он с яростными дикими воплями начал громить комнату. Вниз сбежал перепуганный Патрик и подскочил к ней, с опаской косясь в сторону кабинета.

- Что это, Нора? - прошептал он, обхватив ее ручонками и прижавшись к подолу. Женщина погладила его по голове.

- Ничего страшного, мой хороший. Твой папа немного расстроен и таким образом просто снимает напряжение. Понимаешь, иногда бывает, что так разозлишься, что хочется что-нибудь схватить и разбить. У тебя так бывает?

- Да-а, иногда, - протянул мальчик. - Тогда папа очень разозлился. Ой, а кто разбил мои статуэтки?

Огорченный мальчик бросился к полкам и, присев, стал собирать осколки, обиженно шмыгая носом.

- Брось, поранишься. Я сама уберу. Не расстраивайся, папа привезет тебе другие, такие же или еще лучше. Не будем пока ему мешать. Пойдем, я сделаю тебе молочный коктейль, - бросив напоследок встревоженный взгляд в сторону кабинета, Нора повела мальчика на кухню, чтобы отвлечь его внимание от беснований безудержного Джека, который дал, наконец, выход своей ярости.



Возвращаясь с работы, Свон резко притормозила у бардового кабриолета, возле которого покачивалась хорошо знакомая ей высокая мужская фигура, которую она узнала даже сзади. Бормоча ругательства, Рэй, слегка наклонившись, разглядывал переднее колесо машины и выпрямился, когда его окликнула Дебора.

- Добрый вечер, мистер Мэтчисон, - улыбнулась она. - Проблемы?

Когда он обернулся, она не без удивления увидела, что он пьян настолько, что с трудом стоит на ногах.

- А-а, это ты! Я хотел сказать… вы, - заплетающимся языком поправился он. - Да вот, пробил колесо.

- Садитесь, я вас отвезу. А машиной пусть сервисная служба займется, - перегнувшись через сиденье, Дебора открыла дверь.

- А, черт с ней! Все равно уже надоела! - махнул рукой на машину Рэй и неловко уселся в кресло. Женщина лукаво поглядела на него.

- И куда же это вы ехали? - она едва удержалась, чтобы не добавить «в таком состоянии».

- Да я здесь в баре был… зашел освежиться, пропустить стаканчик. Только там скучно до жути. Решил заехать домой за доской и отправиться на пляж. Сегодня ветер, волна должна быть хорошая. Только тронулся и напоролся на что-то! Будь они неладны, эти дороги, валяется черт знает что под колесами!

- Вы занимаетесь серфингом? - изумилась Свон.

- Не-е, не занимаюсь уже. Просто катаюсь иногда. А вы считаете, что я для этого уже стар?

- Стар? Побойтесь Бога, мистер Мэтчисон! Вы себя в зеркало видели?

- Видел сегодня утром. Ужасное зрелище! - он пьяно засмеялся.

Свон не согласилась с этим, но промолчала. Нет, не ужасное, скорее, жалкое. Ее охватил ужас, когда она подумала о том, что могло бы случиться, если бы он не пробил колесо и в таком состоянии поехал домой, а еще того хуже - к океану, и полез бы в воду, на волны, когда на земле-то, на ровном месте, не держится. Безумец. Как порой полезно, что на дорогах попадаются гвозди. Словно само проведение бросило его под колеса его машины.

- Я, конечно, не хочу вмешиваться, но, думаю, благоразумнее будет серфинг на сегодня отменить, - осторожно сказала она.

Он вздохнул, печально смотря на проносящиеся за окном улицы.

- Да, наверное, вы правы. Что-то… кажется, я немного лишнего выпил, - пробормотал он и провел ладонью по лицу, пытаясь привести себя в чувства. - Тогда… высадите меня возле какого-нибудь бара.

Добора бросила на него удивленный взгляд.

- Мистер Мэтчисон, давайте я лучше отвезу вас домой.

- Домой? Нет, я не хочу домой… я не могу там, не могу, - голос его вдруг задрожал и, откинувшись на сиденье, он закрыл глаза. - Этот дом такой большой, такой пустой, тихий, безжизненный. Я остался в нем совсем один. Мне тяжело там. Я не могу там находиться… без Куртни, без Кэрол. Знаете, я всегда мечтал о свободе, жить так, как захочу, чтобы никто мне не мешал, никто не навязывал свои правила. И вот это случилось. Я свободен, я богат, сам себе хозяин, могу делать, что хочу, я независим… и так одинок. Совсем один. У меня никого нет. Мне сорок один год, а у меня нет ни семьи, ни жены, ни детей. Только огромный пустой дом, в котором остались одни воспоминания и который доводит меня до отчаяния. Я вошел вчера в него, оглянулся и понял, что это и есть моя жизнь - та же пустота.

Свон заметила, как по щеке его медленно покатилась слеза.

- Куртни… моя Куртни… Почему я только теперь понял, как много она значила в моей жизни… для меня… Если бы я мог вернуться назад, в прошлое, я бы все изменил, все. А вам… вам когда-нибудь хотелось вернуться назад, чтобы что-то исправить? - он повернулся и посмотрел на нее покрасневшими затуманенными пьяными глазами.

- Конечно, хотелось, - тепло ответила Свон. - Не отчаивайтесь, вы молодой мужчина, у вас все еще будет, все впереди. Вашу жизнь наполнят другие люди, которых вы полюбите, будет и семья, и дети… если вы сами того захотите.

- Да. Может быть, - безразлично, с глубокой безнадежностью сказал он. - Только счастья так и не будет. И любви тоже.

- Ну почему же?

- Потому. Убежало от меня мое счастье и моя любовь, - он горько усмехнулся и замолчал.

Свон продолжала коситься на него с удивлением. На его лице остался мокрый след от одной единственной слезы, но такой красноречивой, такой горькой. Дебора впервые видела мужские слезы и такую тихую, но глубокую и отчаянную печаль, застывшую в каждой черточке его лица. Он, конечно, пьян, и не слабо пьян, потому и раскис, как обычно бывает со многими, кто пытается утопить свое горе в бутылке. Но то, что ему по-настоящему плохо было очевидно. И Дебора не могла не понимать, что было тому причиной. Вернее, кто. Еще совсем недавно он светился от счастья и совсем не считал себя одиноким, и смерть жены на это не влияла. Теперь же, когда эта девчонка уехала, он превратился в безутешного страдальца, оплакивающего свою разбитую жизнь. И чтобы он не говорил, не смерть жены повергла его в такое отчаяние, ведь он так радовался жизни, похоронив ее. А теперь убивается только из-за того, что от него улизнула любовница. Свон никогда не понимала мужчин. Как можно одновременно страдать и за женой и за любовницей? Желать вернуться в прошлое, к жене, чтобы все исправить и изменить, и вместе с тем убиваться за другой женщиной?

Этот мужчина настораживал ее, он жил не разумом, а сердцем, чувствами, настроением, а потому не мог быть постоянен и надежен в любви. Она понимала это, но уже ничего не могла с собой поделать. Поглядывая на его красивое неподвижное лицо, она чувствовала, как щемит от болезненной любви сердце, как душит безудержная, какая-то дикая страсть. Никогда еще она так не желала мужчину. Она боялась сама себя. Боялась одолевавшее ее желание наброситься на него, порвать на нем одежду, чтобы увидеть его великолепное тело, трогать его, целовать, прижиматься… Подобные порывы шокировали ее саму, заставляя то бледнеть, то краснеть, дрожать от волнения и обуревавших ее чувств. Вцепившись в руль, она уставилась на дорогу, борясь с одолевавшим ее безумием.

- Напомните мне ваш адрес, - сказала она, сама не понимая зачем, ведь прекрасно знала, где он живет.

- Нет… только не туда, - простонал он, с трудом выговаривая слова.

- Так, а куда же тогда?

Но он не ответил. Присмотревшись, она увидела, что он вырубился.

Остановив машину, Свон минуту неотрывно смотрела на него, затем, резко развернулась и помчалась в другую сторону, поддавшись безумию.

До дверей своей квартиры ей пришлось тащить его практически на себе. Ей